Гадюка - Джон Вердон

Я надеюсь, тот, кто отрубил голову, мог оставить на ней какие‑то следы.

— Маловероятно.

— Понимаю.

— Тушка в приличном состоянии?

— Явного разложения нет.

— Пожалуй, могу взглянуть. Но не строй иллюзий.

— Есть одна вещь, которую тебе стоит знать. История с кроликом случилась, пока я был в домике Зико Слэйда, и после того, как я сообщил об этом, у меня случилась стычка со Скоттом Дерликом.

— Не удивлена. Тот парень обидчив.

— Я просто не хочу, чтобы тебя застала врасплох враждебная реакция полиции Рекстона или окружной прокуратуры, если они узнают, что ты помогаешь мне с этим — учитывая твою роль в обвинении на процессе Слэйда.

— Я им не подчиняюсь. Я собрала материалы экспертизы и дала показания. На этом всё. Факты есть факты. Я ни за кого. Если хочешь узнать, есть ли на кролике чужие следы и что это может быть, — скажу всё, что смогу. Привози тушку сегодня, если получится. Буду рада тебя видеть.

Звонок окончательно его разбудил и подкинул сил. Выйдя на кухню за первой чашкой кофе, он обнаружил на холодильнике записку от Мадлен: она ушла на раннюю смену в Кризисный центр и вернётся к 15:00.

Быстро перекусив, он отправился на кафедру судебной экспертизы Рассел‑колледжа, в благополучном Ларчфилде. Дорога заняла чуть больше часа и пролегала через мрачный соседний Бастенбург. Их соседство было живым символом растущей пропасти между счастливчиками и неудачниками — пропасти, на которую так охотно бросают семена теорий заговора, лжи и политического хаоса. Географически Бастенбург отделял от Ларчфилда всего лишь плавный гребень, но переход через него означал перемещение между мирами, всё более враждующими. Спускаясь по склону, обращённому к Ларчфилду, Гурни внезапно накрыло воспоминание — ярость и ужас полугодовой давности, когда погибли пятнадцать человек, а он с Мадлен едва уцелели. Он выбрал объезд, полностью минуя Харроу‑Хилл.

Гурни припарковался у здания судебно‑медицинской экспертизы. Вынул пластиковый контейнер с останками кролика и направился к суровому современному кубу.

На полпути зазвонил телефон. — Кайра?

— Я вижу тебя из кабинета. Оставайся на месте. Я выйду. Так быстрее, чем вести тебя через охрану.

Он вернулся к машине. Через минуту Барстоу пересекла парковку — всё с той же непринуждённой грацией, что и на месте первого убийства в Харроу‑Хилл. Несмотря на напряжённость и непривлекательность текущей сцены, её манера показалась ему знакомым признаком внутренней собранности, отсутствия театральности, которое он уважал.

— Дэвид! Рада тебя видеть!

— И я тебя, Кайра.

Они пожали руки. Пожатие у неё было крепким. Она взглянула на контейнер на капоте. Сквозь полупрозрачный пластик виднелся тёмный силуэт.

— Это наш объект?

— Он самый.

— Голова — единственная пропажа?

— Насколько мне известно.

Она перевела взгляд на Гурни: — Воспринимаешь это как предупреждение — держаться подальше?

Он кивнул: — И мне бы хотелось знать, кто именно предупредил.

Она взяла контейнер: — Может, это что—то нам подскажет.

— Точно не поставит тебя в неудобное положение?

— Сложности — это приправа жизни. К тому же, — она подмигнула, — осторожнее нужно быть тебе. Мёртвый кролик оказался в твоей машине, не в моей.

Они распрощались. Барстоу вернулась в большой стеклянный куб Отдела судебной экспертизы, а Гурни проверил телефон на новые сообщения. Нашёл одно от Хардвика.

— Хочешь мой компромат на Слэйда? Угости обедом. Закусочная Дика и Деллы в Тамбурге, час дня.

Гурни перезвонил: — Ты разлюбил «Абеляр»?— спросил он, когда Хардвик взял трубку.

— «Абеляр» сдох. Прекрасная Марика спихнула его какому—то придурку из Сохо, тот обозвал его – «Галопирующим Гусем», и задрал цены вдвое.

— Ладно. Дик и Делла, в час.

— Я голодный. Не вздумай опаздывать.

21.

В отличие от модных забегаловок с ретро—мебелью, старательно воссоздающих ностальгический лоск минувших десятилетий, закусочная Дика и Деллы была по—настоящему старой — и откровенно обшарпанной.

Вязкий, потускневший винил пола, возможно, когда—то претендовал на коричнево—зелёный оттенок. Помимо потёртых красных виниловых стульев у стойки, у передних окон теснятся полдюжины столиков с пластиковыми столешницами. Пара запоздалых клерков, затянувшихся с обедом, выглядели частью интерьера — почти как реквизит.

Было только двенадцать сорок пять; Гурни пришёл первым. Он сел у окна. Улыбчивая официантка принесла меню, поинтересовалась, не желает ли он кофе, и уплыла обратно к стойке.

Он раскрыл меню — и выяснил, что предыдущий посетитель, заказав «Домашнее жаркое от Деллы с тушёным луком от Дика», оставил остатки и того, и другого прямо между страниц. Когда официантка вернулась с кофе, он попросил блины и сосиски.

Кофе отдавал горелым, но он всё равно выпил. Зелёный, цвета авокадо, холодильник за стойкой вдруг напомнил ему отца — как тот прикончил пинту виски, а потом шарил в этом зелёном холодильнике в поисках шести бутылок пива, которые мать Гурни выбросила вместе с мусором.

— Что, чёрт возьми, она со мной сделала, Дэйви?

— С чем?

— С моим пивом, с чем же ещё?

— Не знаю.

— Не знаешь — или притворяешься?

Всё, чего он хотел в детстве, — поскорее вырасти и уехать.

Его вырвал из этих мыслей знакомый рокот большого V‑образного восьмицилиндрового классического GTO Харди — тот парковался прямо перед окном. Старый «Маслкар» выглядел лучше, чем ожидал Гурни. В последний раз он видел его с разбитой в хлам передней частью — после лобового удара, сорвавшего побег убийцы из Харроу‑Хилл. Теперь капитальная реставрация, похоже, завершилась, вместе с перекраской в «пожарную» красную. Он всё ещё любовался машиной, когда Хардвик подошёл к столу.

— Нравится, а, Дэйви?

— В прошлый раз он был готов на свалку.

— Ультиматум Эсти: либо приведи красавца в божеский вид, либо убирай с глаз долой.

Он плюхнулся напротив. Крепкая, мускулистая фигура угадывалась даже под свободной чёрной толстовкой; ледяные голубые глаза ездовой аляскинской собаки были всё так же беспокойны.

Он махнул официантке:

— Сэндвич BLT на поджаренном белом, бекон хрустящий, майонеза — не жалеть. Гарнир: печёная фасоль и капустный салат. Кофе. И вишнёвый пирог.

Она аккуратно вывела всё в маленьком блокноте с зелёными листами:

— Всё сразу?

— Кроме вишнёвого пирога.

Когда она скрылась на кухне, он повернулся к Гурни:

— Миленькая крошка. Марики тут нет, но таких в целом немного. Короче, я ковырнул кое—что насчёт этого скользкого ублюдка, которого ты собрался выпустить обратно в общество.

Гурни промолчал. Провокация всегда шла в комплекте с разговорами Хардвика.

— Копать дерьмо на него оказалось