Гесериада - Автор Неизвестен

Тогда из многочисленных своих табунов они выбрали девять самых жирных коней и, зарезав их, принесли в жертву и поклонились гениям-хранителям Гесер-хана. Тронулись в обратный путь. Рогмо-гоа с Буйдоном следовали за табуном, а Цзаса с Нанцоном и Кунггеном-эмчи втроем стреляли на скаку по голове Турген-Бироа.

По-прежнему тщательно распределили они многочисленный табун, не дав Цотону ничего.

10

Обманутый вестью Цотона об отступлении врага, Цзаса распускает войско и покидает Гесерову ставку

Три ширайгольских хана, повернув тыл, располагаются общим лагерем. Цотон-нойон, рассчитывая при неотступном преследовании как-нибудь своровать табун, седлает своего коня, Кюнэ-бироа, желторябого, с черной головой и белым хвостом, пристегивает к поясу свой колчан-Ширгульчжин, надевает свой панцирь из сыромятной кожи, свой широкий обоюдоострый меч и пускается в погоню. Подобравшись, он отбивает неприятельский табун и следует обратно. Но вот в погоню за ним отправляется Цаган-герту-ханов Хара-Тушимель, по прозвищу Чису-ухчи Беркут (Беркут-кровопийца), который почти настигает Цотона при переправе через Элесту-улу, а Цотон-нойон тем временем едет и надменно рассуждает сам с собой:

— Разве я не такой же доблестный муж, как и Цзаса! Но и у меня для Цзасы не очистится из этого моего табуна ни единого коня!

— А, вот он, негодяй-то! — думает Беркут. — Но к чему его пустые угрозы? — и, скрывшись в засаде, он делает на Цотона внезапное нападение с криком:

— И я хочу, чтоб Цзасе ничего не очистилось из этого твоего табуна, когда ты вернешься домой!

Цотон бросил свой табун и пустился бежать; когда же тот стал его настигать, Цотон вместе со своим колчаном, луком и стрелами залез в прорытую тарбаганами огромную нору.

— Выходи, негодяй, — кричит тот. — Влезая в эту нору, куда же ты думал вылезти?

— Раз и табун, и даже мой конь там, у тебя, что же тебе еще нужно от меня самого? — отвечает Цотон.

— Вот какой ты благодетель! — говорит Хара-Тушимель. — В таком случае подари мне свой колчан, лук и стрелы! Тот стал сдавать ему и колчан, и лук, и стрелы, причем тридцать его белых стрел вышли из норы так, что земля доходила им до оперенья.

— Раз ты не хочешь выходить, я буду тебя выкуривать, — говорит Хара-Тушимель и подходит к норе, набрав целый подол аргала.

— Не губи ты меня! — говорит Цотон. — Гесера нет дома, я помогу вам хитростью добыть Рогмо-гоа.

Когда затем Цотон вылез из своей норы, Хара-Тушимель связал его, и, гоня перед собой вслед за табуном, привел к своим трем ханам и, сняв с него узы, пустил. Цотон поклонился до земли, и Цаган-герту-хан предложил ему встать. Тогда Шиманбироцза сказал:

— Как прекрасны оба эти поступка: и коленопреклонение Цотон-нойона, и любезное приглашение хана встать! Говори же, любезнейший, что ты хотел сказать!

Тогда Цотон-нойон сказал:

— Гесера нет дома. Отправившись на Мангуса, он еще не возвратился. Но любимый старший брат Гесеров, Цзаса-Шикир и тридцать его богатырей и все войско — это люди трудноодолимые. Однако, что из того? Я хитростью помогу вам добыть Рогмо-гоа!

— Как же это, скажи?

— Дайте мне моего коня, панцирь и доспехи, дайте косяк каких-нибудь худеньких коней. Я скажу, что шел по пятам за отступающим ширайгольским войском, но настигнуть его не мог, а захватил и привел только плохонький брошенный табун. При таком моем известии и все наше великое войско, и все тридцать богатырей, порешат разойтись по домам. Тогда вы, немного повременив, являйтесь вслед за мной и забирайте Рогмо-гоа.

Одобрив его план, три хана предоставили ему все просимое. Цотон-нойон уехал было, но вернулся опять, входит и говорит:

— У нас с Гесером идет распря из-за улуса. Я надеюсь, что вы, после того как получите Рогмо-гоа, пожалуете улус-то мне!

— Предоставим! — сказал Цаган-герту-хан.

Цотон земно поклонился и поехал.

Когда он приехал домой, Цзаса-Шикир, в присутствии всего великого войска, приступил к нему с расспросами, почему это дядюшка Цотон так задержался?

— Оказывается, — отвечает Цотон, — оказывается, войско трех ширайгольских ханов дрогнуло и отступает. Следуя за ним по пятам, я не мог, однако, его настигнуть, но захватил и привел плохонький табун. Наверно, вы и послали-то меня уже после отступления войска с расчетом сделать мой поиск неудачным. Но я изрядно натерпелся даже и из-за этого табуна. Как я ни плох, но разве я тебе не близкий родственник? Если не веришь мне, то пошли на разведку человека!

— Разве ты чужой человек, ты, дядюшка Цотон! — отвечает Цзаса-Шикир. Если поступить по твоим словам, то, принимая во внимание, что враг действительно значит обратил тыл, пусть тогда разойдется все великое войско вместе со всеми нами!

Плачет Рогмо-гоа и по секрету обращается к Цзасе с такими словами:

— Разве тебе, своему любезному, не говаривал мой Гесер: Цотоново лицо — шелковая вата, речи — мягкая мука, зато сердце — чугунно-каменное. Потому-то, говорил он, вы, Цзаса и Рогмо, скрыто беседуйте обо всем том, что следует скрывать, а вслух, при Цотоне, говорите только о пустяках. Тогда только ни трусость, ни коварство его не будут иметь последствий. Вот как наказывал Гесер!

— Ах, моя Рогмо-гоа! Конечно, он слишком коварен, но передаться на сторону врагов не кажется ли это уж слишком? Уж дозволь нам разойтись по домам. Ясно, что в данном случае он говорит правду!

Итак, разошлись по домам и Цзаса, и все великое войско.

11

Самооборона Рогмо-гоа кончается неудачей ввиду возросших сил неприятеля

Не переставая плакать, Рогмо-гоа снаряжает коня и доспехи для своего слуги Аригуна, Аргаева сына, которого она посылает проверить известие об отступлении войска трех ширайгольских ханов: правда это или обман.

Перевалив всего два холма, тот наткнулся на войско трех ширайгольских ханов.

— Если я уклонюсь от этого врага, — думает он, — то намного ль я продлю свою жизнь?» И, ворвавшись в неприятельские ряды, он вступает в рукопашный бой, поражает тысячу человек и погибает.

Когда неприятель приближался, Рогмо-гоа уняла слезы и выступила, спрятав сзади под платье меч: то был Гесер-ханов огромный меч, вылитый из редкостной бронзы. Рогмо-гоа послала позвать ханшу Аджу-Мерген, свою разлучницу. Эта вторая жена Гесер-хана, дочь драконова царя Аджу-Мерген-хатун, была мастерицей стрелять из лука. Аджу-Мерген пришла, и Рогмо-гоа сказала ей:

— Неужели я буду сидеть сложа руки, ссылаясь на то, что милого