Путешествие трех королевичей Серендипских - Автор Неизвестен -- Европейская старинная литература

class="p1">Был в древности в восточных краях, в стране Серендипской, великий и могучий король по имени Джаффер[10], который, имея трех сыновей и зная, что должен оставить в их распоряжении великую власть, как мудрый и любящий отец, рассудил также наделить их всякою добродетелью, какая требуется в государе. Посему, тщательно обыскав все свое государство, он нанял нескольких человек, несравненных в различных науках, и, назначив им жилье, куда никому другому не позволено было входить, обширное и богатое, что подобало их положению, поручил им заботиться о его сыновьях и учить их, уверив, что они не могут сделать ничего ему приятней, чем наставлять юношей так, чтобы их можно было признать достойными его сыновьями. Взявшись за их воспитание, наставники старались каждый в своей науке исполнить приказание господина, так что в короткое время сделали юношей, наделенных прекраснейшим разумением, мудрей и искушенней в науках и всех вещах, какие требуются от государя, паче всякого другого человека их лет и состояния. Извещенный о том король, не в силах поверить, что юноши столь быстро сделали такие великие успехи, рассудил за нужное учинить им испытание. Недолго мешкая, он призвал к себе старшего сына и молвил:

– Ты знаешь, сын мой, как долго я нес бремя такой могучей державы и правил столь великим королевством и как я всегда посильно старался управлять моим народом и вассалами с той любовью и милосердием, на какие только был способен, и исполнять, сколько мог, заповедь Божию. Теперь, когда я пришел в преклонные лета, будет справедливо, чтобы я, так долго заботившийся о благе моих подданных и областей, подчиненных моей державе, в той немногой жизни, что мне остается, обратил помыслы к себе самому и к спасению своей души. Поэтому, решив уйти в монастырь неподалеку, где бы я мог в тишине размышлять над моими прегрешениями и вредом, причиненным своей душе, творя покаяние столь великое, какое только смогу, дабы стяжать милосердие Господа Бога и вымолить у Него прощение всем моим неправдам, я пожелал призвать тебя и приказать, чтобы ты, мой старший сын, наследовал управление моим государством и державой, прося прежде всего, чтобы ты почитал своих братьев как сыновей, оказывая им такую заботу и окружая их такой любовью, какая им подобает. Потом – чтобы ты, с каждым соблюдая равную справедливость, во всех своих делах имел пред очами Божественное Величие, управляя подданными и вассалами твоей державы с милосердием и любовью; наипаче же – чтобы, всегда принимая тех, кто находится в бедном и жалком состоянии, и со всякою любезностью почитая людей пожилых и отягченных летами и наказывая людей преступных и злонамеренных, ты прилагал всю свою возможность к исполнению законов и заповедей Божественного Величия и этой державы.

Такие речи и решение отца внушили немалое изумление мудрому и рассудительному сыну, и он, должным образом почтительно поклонившись, отвечал так:

– Сир, я прекрасно уразумел ваше решение и увещание, которым вы препоручили мне исполнить вашу волю. Понимая, однако, что будет предосудительно, если мне при вашей жизни придется править и владеть вашей державой, я знаю также, что не найти глáза такой величины, чтобы выдавался выше брови, и не найти блеска, равного солнечному; пока живы вы, бровь и солнце вашей державы, я считаю неподобающим, чтобы другой правил и владел ею. Поэтому я готов немедля исполнить все, что вы мне велели, но да не будет никогда такого, чтобы при вашей жизни – и да дарует вам Господь наш долгие и счастливые лета – мне пришлось наследовать вам на царстве. Когда же случится такое, что Господь Бог призовет вас к Себе, тогда, конечно, я приму попечение и правление и в согласии с вашими мудрыми и святыми наставлениями постараюсь, сколько будет возможно, справедливо и со страхом Божиим править и распоряжаться державой.

Такой ответ рассудительного сына весьма утешил и возвеселил короля, этим первым испытанием обнаружившего в юноше добродетель, подобающую мудрому и скромному государю. Но, скрыв на ту пору радость своего сердца, он отослал сына и, желая учинить двум другим такое же испытание, немедленно позвал к себе второго. Обратив к нему такую же речь, что и к первому, он получил от него следующий ответ:

– Сир, да будет долгим и счастливым ваше владычество и дарует вам Господь Бог Ноевы лета; сделайте милость, скажите мне, коли выберется сейчас из своей маленькой норки муравей, будет ли он способен владеть и править целой державой? Что я такое, если не бессильный и крошечный муравьишка? Как могу я принять управление столь великим королевством? Кроме того, разве не жив и не пребывает в добром здравии брат мой, ваш старший сын, которому по праву надлежит быть вашим преемником?

Безмерно довольный этим скорым и мудрым ответом второго сына, король смиренно, с сердечной приверженностью благодарил Господа Бога, сделавшего его отцом такого достойного сына. Отослав от себя и этого, он велел прийти младшему и обратил к нему ту же речь, которую держал перед другими. В ответ юноша молвил:

– Как могу я, сир, да наделит вас Господь Бог многими летами счастливой жизни, – как могу я, будучи еще в нежном отрочестве, принять столь тяжкое и важное бремя? Я считаю себя чем-то вроде капли воды, а державу вашу – подобной пространному и бескрайнему морю. Как возможно, чтобы я мог или умел править столь великой державой? Но вы, видя, что я совсем еще дитя, смеетесь надо мною и, препоручая дела такой трудности, находите себе забаву в моих обстоятельствах. Я, сир, хотя и отрок, однако по милости Божией имею довольно разума, чтобы сознавать свои силы и способности, и понимаю, что вы надо мною смеетесь, ибо, даже будь это не так, – разве нет у меня двух старших братьев, которым вы должны были бы поручить великое бремя державы?

От проницательного ответа отрока король пришел в безмерное изумление и, увидев в сыне удивительную остроту ума, остался сим безмерно утешен. Удостоверившись таким образом из беседы со всеми тремя сыновьями, сколь великие успехи сделаны ими в науках, и вняв их мудрым и рассудительным ответам, он надумал, чтобы придать им полное совершенство, отправить их повидать свет, дабы своим опытом изучили обычаи и обхождение многих народов, о чем уже довольно сведали из чтения книг и учительского наставления. На другой день он позвал их сызнова и, притворяясь сильно разгневанным и делая вид, что истолковал в дурную сторону единодушный их отказ принять заботу о государстве и их нежелание повиноваться, произнес пред ними такую речь:

– Так как никто из вас не пожелал исполнить моей воли, о чем я и помыслить не мог, велю вам в течение восьми дней покинуть пределы моей державы, ибо я не хочу, чтобы вы, непослушные и дурные сыновья, оставались здесь дольше.

Безмерно удрученные этим несчастьем, сыновья, вняв отцовской воле, тотчас отправились в путешествие и, покинув королевство, прибыли в государство великого и могущественного императора по имени Берамо. На дороге недалеко от столицы они повстречали погонщика, от которого убежал верблюд, и погонщик спросил, не видали ли они его случаем; а так как они заметили на дороге следы и отпечатки животного, то вздумали сказать, что встретили его на своем пути. А чтобы погонщик им поверил – ведь они, люди проницательные и мудрые, видели много примет, оставленных потерянным верблюдом, – старший тотчас сказал ему:

– Скажи-ка, братец, верблюд, которого ты потерял, не был ли слеп на один глаз?

Погонщик отвечал, что так и было; тогда второй подхватил и сказал:

– Скажи, кроме того, что он кривой, не был ли он лишен одного зуба?

Погонщик и это подтвердил; тогда третий прибавил:

– Не был ли он, случаем, еще и хром?

А когда погонщик подтвердил и это:

– Без сомнения, – сказали они, – мы недавно встретили этого верблюда на дороге и оставили его изрядно позади.

Погонщик, весьма обрадованный, поблагодарив братьев и пустившись по указанной ими дороге в поисках верблюда, одолел добрых двадцать миль, однако не мог его найти. Возвращаясь на другой день, усталый и опечаленный, он снова встретил юношей недалеко от места, где их оставил: сидя у прозрачного источника, они принимались за еду. Жалуясь, что не отыскал верблюда, он сказал:

– Я прошел двадцать миль по дороге, которую вы мне указали, но попусту трудился: мне не удалось найти верблюда, и хотя я