Владимир Топоров - Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

57

См. Жизнь блаженного Авраамия и племянницы его Марии (Ефрем Сирин 1993, 5).

58

Там же, 5.

59

Первым такое предположение высказал А. М. Панченко (1973, 92–93): «Подвижник всегда склонен подражать какому–то герою, которого он выбрал по житиям. Вполне возможно, что мысль о подражании посетила и юродивого Афанасия. Заманчиво предположить, что его образец — это Авраамий Смоленский, поворотные моменты биографии коего напоминали жизнь духовного сына Аввакума» — с дальнейшим перечислением сходных черт в жизни этих двух Авраамиев.

60

Ср.: И не будешь ты больше называться Аврамом; но будет тебе имя: Авраам; ибо Я сделаю тебя отцом множества народов. Быт. 17, 5 (идея исходной плодоносности как обнаружения множественности) при: А другому нарек [Иосиф второму своему сыну. — В. Т.] имя: Ефрем; потому что, говорил он, Бог сделал меня плодовитым в земле страдания моего. Быт. 41, 52 (с той же идеей плодоносности, порождающей множественность). — Первоначальное имя Аврам объясняют как «отец выси» («высокий отец»), 'brm. Введение буквы «гей» не только меняет смысл ('brhm), но и через ее числовое значение (5) отсылает к Торе — Пятикнижию и устанавливает связь Авраама с Богом («гей» — коренная буква непроизносимого Божьего имени), см. Щедровицкий 1994, 143.

61

Подробнее сопоставление этих двух житий предполагается сделать в другом месте.

62

Ср. еще: Блаженный начал умолять их, чтоб познали истинного Бога; а они били его палками, как бездушный камень, и, подумав, что уже умер, оставили почти полумертвого и удалились (Жит. Авр. Затворн.).

63

К числу перекличек «Жития» Авраамия Смоленского и других текстов Ефрема Сирина (исключая «Житие» Авраамия Затворника) относится, в частности, мотив самоуничижения обоих Ефремов в связи с задачей составления «Жития» или описания того, что выше сил будущего автора. Ср.: Я, наималейший, грешный, исполненный проступков, Ефрем, в состоянии ли буду выговорить, что выше сил моих? (38. Слово. На пришествие Господне, на скончание мира и на пришествие антихристово) — Азъ же грешный и недостойный Ефремъ и в лености мнозе пребывая, и в последний всехъ, и празденъ… & Како имамъ похвалити? (Жит. Авр. Смол.). В 39. Слове (На честный и животворящий крест и на второе пришествие […]) отмечена топика Страшного Суда (огненная река, ср. этот же образ в соответствующем контексте 38. Слова: все же они — пламень огненный; и река в страшном клокотании полная огня), представленная и на иконе, написанной Авраамием Смоленским и названной «Страшный суд второго пришествия» (с отсылкой к этой теме у Иоанна Златоуста, а чуть позже у него же и у Ефрема Сирина). Такого же рода переклички между словами и поучениями Ефрема Сирина о терпении и смирении, покаянии, милостыне и любви, о чтении и разработкой этих же тем в «Житии» Авраамия Смоленского, не говоря уж о более частных параллелях. То же можно сказать и о перекличках в образах Страшного Суда и воскресения мертвых между «Житием» Авраамия и соответствующими текстами Иоанна Златоуста, ср. Иоанн Златоуст 1899, т. 2, кн. 1, 465 сл.; Иоанн Златоуст 1992, 16 сл. и др.

64

Слово терпеть (терпение) и в дальнейшем повторяется не раз, но, как правило, в показательных контекстах. Ср.: Яко же ему самому глаголати: «Быхъ 5 летъ искушениа терьпя, поносимъ, бесчествуемъ, яко злодей». Яко же не терпя его и видя себе диаволъ побежена от святого, и воздвиже на нь сию крамолу своими советы, хоте и оттоле прогнати; — сице и ныне сътвори, не могый окаянный терпьти бывающая ради благодати и помощь; — …но диаволъ о семь радоваашеся, а блаженый все, радуяся, терпяше о Господи; — И теми [бедами. — В. Т.] обращая и приводя к собе, да не бо есмы безъ греха, а терпяще сихъ, рассудимъ, помянемъ, колико злыхъ, яже сътворихомъ…; — …многы же научивъ и наказавъ пребывати въ добремъ труде, въ бдении же и въ молитве, въ терпении же и смирении, въ милостыни же и въ любви; — быхъ ученикъ, иже ни по малу быхъ последуя житию, терпению, смирению, любви и молитве… Итак, Авраамий — терпит, диавол — не терпит, Ефрем хочет следовать Авраамию и в терпении, но не следует ему в этом. — «Наконец, особенно отличает преп. Авраамия его многое терпение, являющееся венцом всех его подвигов. Чтобы сколько–нибудь понять характер и силу этого терпения, — следует иметь в виду, во–первых, что все гонения преп. Авраамий терпел невинно; во–вторых, что гонения эти составляли, наоборот, как бы необходимое сопутствующее условие его праведности; в–третьих, что терпение это было терпением "о Господе", — терпением светлым, радостным, растворенным смирением, любовию и скорбию о гонителях» (Редков 1909, 96).

65

Всего три примера — тишина : утешение (тиш-/х- : теш-/х-<*teis- : *tois-) как передача своей внутренней тихости вовне, другому, то «овнешнение» тихости, душевной тишины, которое становится свойством другого и у–тешает его, ср.: Тем же ово на молитву, ово на церковное пение, ово на утешение притекающихъ, яко и в ночи мало сна приимати,, но коленное покланяние и слезы многы отъ очью безъ щука [тихо, букв. — без шума, без стука. — В. Т.] излиявъ, и въ перси биа и кричаниемъ Богу припадая помиловати люди своя, отвратити гневъ свой и послати милость свою, и належащим бедъ избавити ны, и мир и тишину подати молитвами Пречистыя Девы Богородица и всехъ святыхъ или же, когда Авраамий снова нача пребывати в первемъ подвизе, — и всемъ же притекающимъ с радостью великою [а радость и есть одно из выражений утешенности. — В. Т.], ибо велиа благодать Божиа на граде, вся просвещающи и веселящи, и хранящи, избавляющи, тишину же и мир, и всехъ благыхъ на многа лета подающи… и, наконец, о тишине как некоем благодатном божественно–небесном состоянии освобождения от шума и забот повседневной мирской жизни: Тако и сей [Авраамий. — В. Т.] такому дару и труду божественыхъ писаний и прилежа, и почитая, и како бы свой корабль своея душа съ Божиею помощию съблюсти многыхъ бурь и волнъ, реку напастей отъ бесовъ и отъ человекъ, съ упованиемъ непогружену отъ сихъ бедъ оного пристанища спасенаго доити и в тишину небесного Иерусалима Бога нашего приити. — Мир и тишина (другой вариант из «Жития» — тишина и мир), за которыми возникают или, точнее, угадываются и «превратный» образ смуты, шума, стука, щука, и образ противостояния двух противоположных начал (вплоть до толстовского война и мир), душевная тишина, небесная тишина, Божья тишина — все эти образы–формулы явно или прикровенно присутствуют в «Житии» и так или иначе связываются с Авраамием. Ср. также фольклорное формульное благопожелание на ти́шину, обретающее, в частности, свое объяснение и мотивировку в ситуации, описываемой в былине о Садке: Садко и его спутники на корабле (или кораблях) на озере (или море) — неожиданное осложнение: Как тут–то в озере вода всколыбалася или На синем море сходилась погода сильная / […] / А волной–то бьет, паруса рвет, / Ломает кораблики черленые — осознание критического положения: По меня, Садка, смерть пришла или «Видно царь морской требует / Живой головы во сине море» и выводы из этого — Садко спускается на дощечку дубовую или шахматницу золоту и плывет по морю — изменение ситуации: Подымалася погода тихая, прибытие в чертоги морского царя, попросившего Садко поиграть в гусли звончаты: И стал Садко царя тешити — пляска царя и ее следствия: Расплясался у тебя царь морской: / А сине море сколыбалося — принятие Садком решения: он рвет струны золоты и бросает гусли звончаты; царь перестает плясать и — как следствие — Утихло море синее, / Утихли реки быстрые — общее утешение: Садко возвращается домой в Новгород к своей и новгородцев радости. — Впрочем, и в совсем другом культурно–историческом и — у́же — литературно–текстовом круге возникает тема тишины и утешения: Царей и царств земных отрада, / Возлюбленная тишина…