Сергий Булгаков - Малая трилогия

Господь на Тайной Вечери, уже в предсовершении искупительного дела, называет друзьями,«а не рабами» Своих учеников (Ин. 15,4–15), однако и им еще предстояло сделаться достойными того звания, к которому они призваны Господом. Но для явления Господа в мир и для встречи Его необходим друг, уже того достойный. Стать другом Господа можно только силой искупительной жертвы Христовой и благодатью Св. Духа, усыновляющей нас Отцу и вопиющей в сердцах наших: авва Отче. Новозаветную Церковь от Ветхозаветной отделяет божественный факт искупительной жертвы: сия есть кровь Моя Новаго Завета, и эту грань невозможно прейти никаким человеческим усилием. Но остается, тем не менее, путь человеческого восхождения, человеческого приближения к дружбе Божьей. Он предначинается уже в Моисее (о котором сказано: «и говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы с другом своим» (Исх. 33, 11), и он проходится до конца Предтечею, который есть в этом смысле, вкупе с Богоматерью, вершина человеческой святости, а потому и человеческого самоотвержения: в нем распинается и умирает греховное человеческое естество, ожидающее приятия новой, богочеловеческой, благодатной жизни. Поэтому он есть служитель покаяния, но только покаяния, приуготовления, а не нового рождения, не настоящего, а грядущего, он есть зов к небу, раскрывшиеся уста, иссохшая земля, жаждущая принять дождь небесный. Он весь это умирание ветхого человека, весь — покаяние, μετάνοια. В нем не остается уже возможности природной жизни, которая била ключом даже в ветхозаветных праведниках: патриархах, судьях, царях и пророках — до тех пор, пока не прошел и не исчерпал себя Ветхий Завет — в Предтече. Предтеча уже не имеет в себе своей собственной жизни. Он весь — друг Жениха, весь не в себе, но вне себя, себе не принадлежит, собой и для себя не живет: он не сам, но другой себя самого, друг и только друг Жениха, которому, однако, сам Жених еще не друг, даже не станет другом в пределах земного существования: в этом его граница, но в этом и величие его служения и сила его самоотвержения.

Нигде в Новом Завете не достигает такой предельной остроты и напряженности антиномия греховного естества человека, который для того, чтобы утвердить свое подлинное человеческое наивысшего по природному человеческому естеству. (При этом здесь, разумеется, оставляется вне рассмотрения вопрос о том, каков будет сам Иоанн Предтеча в Царствии Божием. Но мы имеем ответ Церкви на этот вопрос: Предтеча и в Царстве Божием есть наивысший, первый после Богоматери.)

Однако не о служении и святости Предтечи сейчас идет речь, но об его призвании уготовать путь Господу, без какового уготов–ления Господь не мог бы вступить в мир. В чем именно состояло это уготовление? в проповеди ли покаяния и в умягчении сердец? Это имело, конечно, свое значение, однако не решающее, по крайней мере в Евангелии не говорится о нем, как о решающем. Приготовление к пришествию Господню совершил Предтеча, прежде всего и по преимуществу не через других, но в самом себе, самим фактом своего существования. Господь был встречен в мире. Он в нем не оказался одиноким, ибо на встречу Ему вышел друг, готовый и достойный приять Его. Этот друг представлял собою в этой встрече все человечество, точнее, всю Ветхозаветную Церковь, которая в лице его себя изживала, превосходя свою ограниченную святость. Это был пред лицом Нового Адама достойный потомок Адама ветхого, который своим послушанием готов был не исправлять, — ибо на это не было силы у человека, но из–глаждать непослушание Адамово, подобно тому, как Новая Ева своим смирением и послушанием изглаждает непослушание Евы прародительницы. Вместе с святостью Жены, которая явила себя рабой Господней, достойной богоприятия, должна также процвести праведность мужа, достойного богосретения. Господа ожидали на земле многие, удостоенные к Нему приближения: праведный Иосиф Обручник, праведные Симеон и Анна–проро–чица, будущие апостолы: и двенадцать, и семьдесят. Однако ни эти, уходящие из мира, старцы, которые уже свершили свою жизнь ранее Христова явления миру, ни будущие апостолы не могли Его в истинном и точном смысле встретить, так чтобы устоять при совершившейся встрече, узнать Его, явить миру и оказаться этого достойными. Апостолы достойны были быть призванными Учителем и в долгом научении, путем падений и борений, приобщаться к тайнам Царствия Божия и вере в Спасителя, но, строго говоря, ранее воскресения они еще не достигают апостольского достоинства, которое вполне усвояется им лишь Пятидесятницей. И потому можно сказать, что в начале земного служения Спасителя они не знали Господа и не могли поэтому Его достойно встретить. Только Предтеча, кроме Богоматери, один лишь знал тайну боговоплощения и вместе с тем мог устоять при встрече с Агнцем Божиим. В его лице поэтому Спаситель был принят на земле, и в этом принятии выражается участие Предтечи в деле боговоплощения. В нем совершилось боговоплощение для Церкви, и он вместе с Богоматерью и представляют собою Церковь, каждый по–своему, но в нераздельности, около Христа Спасителя: Богоматерь — Богоневеста и друг Жениха на брачной вечери Агнца. Но и с другой стороны выясняется значение Предтечи в боговоплощении и в искуплении мира: как не только Предтечи, но и Крестителя. Хотя рождество Христово и является истинным богорождением, Пречистая же сущею Богородицей, однако боговочеловечение остается еще не полным и не досовер–шившимся в рождестве Христовом: оно возсовершается в крещении Господа, которое сопровождается сошествием Св. Духа на человеческое Его естество, есть Христова Пятидесятница. После нее Он становится воистину Χριστός, помазанный Духом Св.[117] Как в человеческом роде различается плотское рождение и рождение водою и духом, подобно и для полноты богоснисхождения и бо–говочеловечения надлежало совершиться не только рождеству, но и крещению Христову. Последнее в этом свете должно рассматриваться как завершающееся рождество, и оно нуждается в рождающем — в духовном родительстве, или в Крестителе. Крестительство лежит на пути боговоплощения. Если Господь не мог Сам от Себя креститься без нарушения полноты вочеловечения Своего, то Он для этой полноты Своего воплощения нуждается в Крестителе подобно тому, как нуждается в Матери для рождества Своего. И промыслительное приуготовление Крестителя получает значение, подобное приуготовлен и ю Богоматери. Креститель должен был явиться достоин своего призвания и своего дела. Он должен был оказаться способен лицом к лицу встретить крещающегося Бога, зреть в отверзающихся небесах сходящего Св. Духа, слышать голос Отца, быть свидетелем тайны богоявления. Ни одному из величайших ветхозаветных святых не может быть приписана такая способность и сила, только Предтеча Христов устоял и совершил крещение. И в этом выражается участие Крестителя в строительстве нашего спасения. Жених обрел достойного друга. Он не оказался в мире один, Он был засвидетельствован тем, который «пришел для свидетельства, да свидетельствует о свете, да все веру имут ему» (Ин. 1,7). Это все надо понимать, конечно, не в смысле количественном, но качественном. Иоанн Предтеча явился живым представителем всего человеческого рода, в нем совершилась встреча Богочеловека с человечеством, Единого Безгрешного с греховным человеческим родом, в Нем препобеждающим свою отчужденность.

Если справедливо, что служение Предтечи существенно необходимо для боговоплощения, подобно как и Богоматери, хотя и в ином, особом смысле, отсюда следует, что приобщение к этому подвигу, его внутреннее ведение и ему последование необходимо для нашего спасения, для усвоения жертвы Христовой. Неоспоримо, что каждый член Церкви, поскольку он живет жизнью Церкви, духовно приобщается к Богоматеринству, сливая голос своей души с гласом рекшей: «се раба Господня», и духовно отдаваясь богорождению. Каждая христианская душа, по замечанию блаж. Августина, рождает Христа в сердце своем, она причисляется к «собору Богоматери», который торжественно празднуется св. Церковью в наутрие Рождества Христова (26 дек). Этот день есть праздник не только Богоматери, но и всеобщего богоматеринства («собора Богоматери»), о котором церковная песнь гласит: «мы же (т. е. весь человеческий род) приносим Тебе Деву Матерь». Сказанным нисколько не умаляется значение личного подвига и личной святости Честнейшей Херувим и всея твари Превысшей. Она, и только Она, и именно Она, есть Матерь Божественного Сына, Мария, родившая Иисуса Эммануила. Но Она не отделяется в этом от всея твари и человеческого рода, пребывая райским цветом на древе Адамлем (как и гласит эта евангельская родословная у св. Луки) и всех призывая к Своему собору. Она есть личное осуществление всеобщего всечеловеческого богоматеринства, и Сын Божий называл Себя не Сыном Марии, но Сыном Человеческим. Два личных к Ней обращения, сохраненные нам только Евангелием от Иоанна, оба говорят: же–но, т. е. обезличивающее распространительное в отношении ко всему человеческому роду, взятому в женском его проявлении. И все человеческое естество, Им приятое, причастно сему богорож–дению. Можно даже сказать, что всякий человек, поскольку он есть воистину человек, не искаженный грехом и не порабощенный «князю мира сего», есть член Тела Христова, принадлежит Церкви, и в ней причастен предвечного богорождения. Вот почему без почитания Богоматери, без внутреннего Ее ведения, Ей поклонения и Ей следования не может быть истинного христианства. Нельзя и не дано почитать Сына, отделяя Его от Матери Его, поклоняться Богомладенцу, отъемля Его от Богоматери. Ведение и почитание Богоматери есть не только догмат веры, но и внутренне необходимое условие спасения.