Звезда Альтаир. Старообрядческая сказка - Дмитрий Александрович Урушев

– Ты знаешь об этом? Да, мы много спорили о предопределении. Ах, Мартын, Мартын! Он грешит не только гордыней и злоречием, но и невежеством и гнуснейшими суевериями. Его ученики говорят, что мой Бог лютее лютого волка и хуже сатаны.

– А о чем говорит Лютый?

– Он утверждает, как папиманы и папефиги, что человек наделен свободной волей и способен по собственному желанию творить добро и зло. Но это умаляет всемогущество Господа, согласитесь, странники!

– Твой Бог всемогущ, но неоправданно суров, – заметил Демьян. – Не Бог, а какая-то слепая судьба. Не ты, но судьба виновата была, что скоро ты мне изменила…

– Ты, любезнейший, так говоришь от гордыни. Если бы ты был чист сердцем и смирен духом, ты послушал меня и признал, что Господь превыше нашего понимания, превыше добра и зла, – рассердился Жан Батист.

– Мы люди темные, – сказал Иван. – И не можем спорить с твоей превеликой ученостью. Мы преклоняемся перед ней и просим позволить нам ехать дальше.

– Езжайте! – Львин милостиво махнул рукой. – И не забудьте по дороге всем объявлять мое учение.

Он развернул лошадь и вместе с единомышленниками поехал назад к ущелью Лихтенштейн. Разбойники запели:

Превыше всякой славы,

Превыше всех похвал

Господь святой и правый,

Что нас к Себе призвал!

Царевич поглядел им вслед и шепнул поэту:

– Мы легко отделались – одной беседой. Мартын Лютый говорил, Жанка Львин сжигает на кострах всех несогласных. Так что поехали скорее отсюда, пока он не передумал.

И друзья пришпорили коней.

Без приключений проехали тихую Рецию и выехали в италийскую землю, отделенную от Урюпы высокими горами. Спускаясь в зеленые долины, путешественники подумали, что оказались в земном раю. Демьян не смог сдержаться и прослезился.

– Будь благословенна италийская земля, родина великих поэтов: Вергилия, Данта и Петрарки! Кто знает край, где небо блещет неизъяснимой синевой! Мог ли я, скромный стихотворец, подумать, что увижу тебя?

– Что, так хороша эта земля?

– Не то слово, друже! Я столько читал о ней в книгах. Волшебный край, волшебный край, страна высоких вдохновений! Вся лучшая поэзия родилась здесь. Здесь царствует Аполлон, а в рощах резвятся прелестные музы. Волшебный край!

Выехали на большую дорогу. По ней в обе стороны шли и ехали сотни людей. Юноша спросил первого встречного:

– Приедем ли мы в Ром по этой дороге?

– Не беспокойтесь, синьоры, tutte le strade portano a Roma – все дороги ведут в Ром. В нашей стране нельзя заблудиться.

– А кто все эти люди?

– Пилигримы-богомольцы. Одни идут в Ром, чтобы поглядеть на святейшего отца и получить отпущение грехов. Другие возвращаются оттуда.

– Что ж, – обратился Иван к Демьяну. – Последуем их примеру! В Ром!

Жарким полднем путешественники достигли окраины какого-то безымянного города. Он был древен и глух, дик, скучен, пылен и всеми забыт. Белые домики, красные крыши, зеленые сады. Церкви и колокольни. Если бы не потные пилигримы, тяжело бредущие по кривым улицам, можно было бы подумать, город умер или заснул.

Глава 51

На окраине Иван и Демьян приметили кабачок – чистенький домик. Поэт мечтательно вздохнул:

– Вот приют любви, он вечно полн прохлады сумрачной и влажной. Хорошо бы остановиться и передохнуть.

– Было бы недурственно, – согласился царевич. – Давай пообедаем.

Словно услышав эти слова, на порог вышел кабатчик. Он был чудовищно толст, пузат и маслянист, с вылупленными, как луковицы, глазами. Закланялся и закричал:

– Синьоры! Господа! Прошу вас!

Путешественники подъехали, спешились и вступили в приятный полумрак кабака. Там было пусто. Только в углу что-то безмолвно жевали сгорбленные черные монашки.

Юноша и стихотворец сели за стол. Толстяк забегал. Запрыгали его дети, чумазые и шумные. Тотчас явились незнаемые заморские яства – нечто белое, длинное, тягучее.

– И хлеба подай! – распорядился Иван.

– Синьор – большой шутник! Это же паста. Спагетти, лазанья, равиоли. Это едят без хлеба, – поклонился кабатчик.

Царевич поморщился. Ему не понравился толстяк. Он разгорячен, потен, резко пахнет, как пахнут запаленные лошади, улыбается одновременно заискивающе и нагло. Но в глубине его выпученных глаз дрожит что-то бесконечно смиренное, услужливое, покорное.

Большой глиняный кувшин с пристуком опустился на стол.

– Что это? – удивился юноша.

– Это нагаль – крепкое виноградное вино, – объяснил кабатчик.

– Вина не надо! Подай холодной воды.

И кувшин исчез, провожаемый грустным взглядом поэта. Впрочем, и без нагаля путники ели с удовольствием.

Неожиданно из полумрака кабака к ним вышел высокий, хорошо одетый мужчина, в плаще, при шпаге, и без приглашения уселся рядом со стихотворцем. В полуденный зной незнакомец был полуночно пьян. Он уставился немигающими бесчувственными глазами на Ивана и, разгладив усы, с расстановкой произнес непослушным одеревеневшим голосом:

– Честь имею представиться – великий поэт Карло Поротый. Возвращаюсь из Рома в родной Милан.

Иван и Демьян перестали жевать.

– Неужели, синьоры, вы никогда не слыхали обо мне? – спросил мужчина. Наверное, он хотел изобразить удивление. Но голос не слушался. Слова прозвучали вяло и бесцветно.

– Прости нас, добрый человек. – Царевич поспешно проглотил кусок пасты. – Но мы чужестранцы. Мы приехали из далекой страны и ничего не слышали о тебе.

– Да… – протянул Карло. – О saeclum insapiens et infacetum! О век бессмысленный и пошлый! Пишешь, пишешь, и никакой тебе gloria mundi, понимаешь, мировой славы.

Помолчали.

– И вы никогда не слышали моих стихов? Даже этих, самых знаменитых?

И, стараясь изобразить одеревеневшим голосом насмешку, Поротый прочел:

Да, да, синьор маркиз, вы – сверхмаркиз,

Краса маркизов, гордость их отродья.

Но падать не заставите вы ниц

Миланца Карло из простонародья.

В уюте и покое вы живете.

Заметно раздобрел животик ваш,

Вы чешете его, когда пожрете.

А у меня кишки играют марш.

Писать, читать – вы просто дубом дуб,

Пустая тыква вместо головы.

Зато как много в вашем доме слуг!

А я, увы, работаю весь день.

И вот такому неучу как вы,

Приветствовать меня при встрече лень.

– Нет, великий поэт, мы никогда не слышали о тебе, – вздохнул юноша.

Снова помолчали.

– Кто вы, славные путешественники? – полюбопытствовал Карло. – Богомольцы? Направляетесь в Ром к святейшему отцу?

– Да, едем в Ром и, коли удастся, хотим повидаться с папой, – ответил Иван.

– Зачем вам нужен этот взбесившийся кусок сала? – вдруг рассмеялся Поротый. Его голос стал более живым. И во взгляде мелькнула мысль.

– Как ты смел в своих суждениях! Как полны их звуки безумством желанья! Не боишься, что тебя услышат? – прошептал Демьян.