Щит Давида. Толкование псалмов, используемых в православном богослужении - Александр Сатомский

Глава 1

Жанры и литературные приемы псалмов

Взгляд на Псалтирь как на цельную книгу дает нам несколько искаженное ее восприятие – нам кажется, что в этом тексте сто пятьдесят примерно одинаковых, равнозначных фрагментов, чего-то вроде глав. На самом деле ситуация обстоит сложнее – перед нами сто пятьдесят разных произведений, каждое из которых вполне целостно и самостоятельно, и прямой связи, жесткой опосредованности между ними нет. Они были написаны из разных нужд, связаны с разными обстоятельствами. В некотором смысле Псалтирь – это молитвенный сборник на все случаи жизни. И разным случаям, очевидно, приличествуют разные жанры.

Так, тягостные обстоятельства жизни царя Давида чаще всего описываются в псалмах-плачах. Как правило, в них прослеживается вполне конкретная схема: жалоба – призыв Господа с описанием бедствия, постигшего героя, мольба о спасении и выражение доверия Богу и благодарности, потому что спасение уже ожидается (см. Пс. 6, 13).

Жанр плачей очень распространен в ближневосточной литературе. В Библии, кроме псалмов, он присутствует и как самостоятельное произведение (Плач Иеремии, посвященный падению Иерусалима[2]), и как часть исторических повествований. Так, в Книгах Царств рассказывается о том, как Давид переживал смерть своего ближайшего друга Ионафана и царя Саула (см. 2 Цар. 1: 19–27). Упоминание о плаче внутри исторического повествования указывает на распространенность данного жанра.

Очень близок к плачам жанр псалмов-просьб (см. Пс. 5, 17). В них просьба почти всегда соединена с указанием на собственную невиновность, также звучит развернутое описание бедствия, вспоминаются и враги, и друзья автора. Автор говорит о конкретной, вполне историчной беде, но делает это так общо, что его молитвенный опыт не замыкается на единичной ситуации, а очень легко может быть применен читателем к его собственным обстоятельствам.

Так работает далеко не всякий текст. Упомянутый Плач Иеремии, при всех своих достоинствах, не находится на слуху у среднестатистического христианина. Не потому, что он плох, а потому, что он очень ситуативен, завязан на конкретный исторический контекст. Читателю нужно осуществить большой труд, чтобы из этого контекста его вывести и применить к своей жизни. Плач Иеремии – про разрушение Иерусалима 586 года до Р. Х. Условно, для русских эмигрантов первой волны Плач Иеремии вполне мог соотноситься с личным духовным опытом (их вселенской катастрофой, потерей Родины). Как соотнести его с нашей актуальной действительностью до недавнего времени – большой вопрос.

Рядом исследователей плачи и просьбы рассматриваются как частные случаи самого древнего молитвенного жанра – жалобы. Для нашего внутреннего опыта соотнесенность просьбы, плача и жалобы с Богом очень понятна. Мы обращаемся к Нему наиболее прямо и полногласно в момент нужды, в момент какого-то чрезвычайного внешнего или внутреннего обременения, которое мы не в силах понести. Плач – это самый радикальный вариант молитвы, просьба – более мягкий.

Как правило, в плачах псалмопевец сетует на то, что подвергается угнетению от других людей, своих врагов, но допускает в оценке их действий важную двойственность. Он говорит о личных врагах, но хочет донести Богу, что эти недостойные люди – на самом деле и Божии враги тоже. И во втором пункте и кроется, по заверениям писателя, истинная причина враждебности этих злодеев к нему – ведь автор на стороне Бога!

Бог не может быть здесь просто третейским судьей, говорит псалмопевец, Он – одна из сторон конфликта! При этом, как правило, враждебность Творцу заключена не в том, что злодеи грешат против культа – обижают Его священников или не приносят Ему положенных жертв. Врагом Бога можно быть, не только когда ты грешишь против Его собственности, но и когда грешишь против Его суверенности и вовлеченности в историю мира. Злодей – это циник: насмешник и нечестивец, не верящий в то, что Небесам вообще есть дело до земли. А раз так, то все позволено: «В надмении своем нечестивый пренебрегает Господа: „не взыщет“; во всех помыслах его: „нет Бога!“ Во всякое время пути его гибельны… уста его полны проклятия, коварства и лжи; под языком – его мучение и пагуба; сидит в засаде за двором, в потаенных местах убивает невинного… говорит в сердце своем: [забыл Бог, закрыл лице Свое, не увидит никогда]» (Пс. 9: 25–32).

Автор жалобы хочет указать, что зерно конфликта глубже, чем может показаться. Он как бы говорит: «между мной и моим врагом – разрыв из-за очевидных, простых причин, но за ними – мировоззренческая пропасть». Сам псалмопевец видит мир и действует в мире как часть замысла Божия, а его враги – как противники этого замысла. Рыдая, он указывает Богу на эту Его недостачу, на промах, призывая его исправить. Творение должно функционировать адекватно и вменяемо, и враги автора – противники Богу в устроении миробытия и апологеты противления Ему. Отсюда – призыв сделать участь их незавидной, чтобы всем видящим ее было неповадно следовать путями развратителей: «Ты видишь, ибо Ты взираешь на обиды и притеснения, чтобы воздать Твоею рукою. Тебе предает себя бедный; сироте Ты помощник. Сокруши мышцу нечестивому и злому, так чтобы искать и не найти его нечестия!» (Пс. 9: 35–36).

Нужно заметить, что тема циника-насмешника как апологета нечестия достаточно хорошо раскрыта и в других книгах корпуса Писаний – «Kəṯūvīm» (כתובים, Кетубим[3]). От ранних Притч и Екклесиаста до не входящей в канон, но продолжающей его логику Премудрости Соломона авторы живописуют таких «хозяев жизни», привыкших брать от нее все и быстро. Злодеев глубоко оскорбляет сам факт существования праведника – это очевидная перекличка с псалмами-жалобами: «Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам и противится делам нашим, укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания… Тяжело нам и смотреть на него, ибо жизнь его не похожа на жизнь других, и отличны пути его…» (Прем. 2: 12, 15). Отсюда и растет их ненависть: «… осудим его на бесчестную смерть, ибо, по словам его, о нем попечение будет» (Прем. 2: 20). Здесь мы можем вспомнить момент, когда распятому Христу бросают: «…если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него» (Мф. 27: 42).

Следующий жанр – это гимны, или псалмы хвалений. Именно по нему Псалтирь на иврите именуется «Книга хвалений» – «תהלים» («Теhилим»). В некотором смысле их появление соотнесено с логикой нашей жизни – от плачей и просьб мы в итоге должны бы прийти к благодарению и хвале. В этой же логике, кстати, движется повествование в другой