Клад отца Иоанна - Лимонов Анатолий Иванович

- Бежим, еслиэто бандиты, то они могут скоро вернуться! - шепнул я.

Метров сто мыбежали вдоль дороги, потом я подумал, что находиться здесь весьма опасно: еслитот УАЗ был случайным, то в любой момент могут появиться бандиты на своемвнедорожнике, а если то были парни Кривого, то они наверняка поедут обратноэтим же путем (другой дороги-то не было). Если организуют погоню, то также поедутпо дороге, зная, что мы вряд ли рискнем свернуть с нее в сторону, боясьзаблудиться и угодить на болота, а дорога - это ведь верный путь к людям! Нежелая так сильно рисковать, я принял решение - уйти в лес, а там добираться дожилья, как Бог даст. Пашка с моим предложением согласилась без лишнихобъяснений, видно, тоже хотела лучше затеряться средь бушующей зелени леса, чемежеминутно вздрагивать, ожидая появления на дороге злых людей.

Мы опятьпобежали в глубь чащи. Кроны деревьев постепенно сгустились, и лес приобрелмрачноватый тенистый полог. Бежать стало сложно, и мы перешли на шаг. «Искатьнас в лесу бандиты вряд ли станут, - думал я. - Теперь уже, поди, уносят ноги изаметают следы! Мы были спасены, нас окружала свобода! Но это сладкое слово почему-тоне радовало. Хоть мы и избежали серьезной опасности, но зато потеряли клад отцаИоанна, и, как знать, может, и навсегда... И мы были тому виной, потому чтопожадничали, погеройствовали, решив все сделать своими руками... Эх, да что ужтам теперь охать и жалеть! Ну кто ж мог подумать, что этот скромный монахФеодор окажется Иудой. Такие ведь самого Господа отдали в руки врагов, что ужговорить про нас-то, несмышленых... И прав был Слон, который крикнул в сердцах:«Какой уж там ларец, ноги уносите!» Действительно, сами чудом спаслись и тослава Богу! Великая милость! А с бандюками Господь и Сам разберется: сколько жеим еще испытывать Его терпение! Глядишь, и клад отца Иоанна вернется на родину,хотя уже вряд ли его отдадут в Преображенский храм, ведь поди тогда докажи, гдечьи иконы, когда их все в одну кучу свалят на таможне...

Мы опустилисьна поваленное дерево, чтобы отдохнуть. В лесу было сумеречно и душновато. Возлепня теснились опёнки-сластушки. Их было так много, что можно было вразнаполнить приличную корзинку. Но мы не сорвали ни одного. А зачем? Скушать ихмы все равно не сможем, когда выйдем к людям - неизвестно, да и положить ихбыло совсем не во что. На душе скребли кошки. И не только от того, что мыпобывали в позорном плену, утеряли клад, не смогли остановить бандитов, но и отковарства, жестокости и предательства людей, и от сознания того, что тызапросто можешь стать пешкой в чьей-то грязной игре, и от того, что кто-томожет подумать, что мы специально вступили в сговор с братом Феодором, чтобыотдать клад именно ему, дабы он выгодно реализовал товар и поделился бабками[16]с нами... И как нам теперь глядеть в глаза «зернышкам»? И еще, мне не давалпокоя утренний инцидент, когда я ударил Ржавого ногой по лицу! Хоть и подонка,но все-таки человека, носящего на себе образ Божий! И сделал я это, выходило,как последний отморозок. Главное, что все это видела Пашка! Разве она поверит вте жалкие оправдания, что бандит сам кинулся под удар, боясь, что я перехвачуоружие; а уж тем более, что я несколько потерял равновесие на скользкойтраве... Что теперь она обо мне думает? Вот ведь впервые села так далеко отменя и смотрит в землю... Еще решит, что все, о чем тогда на поляне напевал променя Феодор, истинная правда! Я даже почувствовал, как меня от всего этогостало подташнивать и выступил горячий пот. От бессилия что-либо изменить я ссилой ударил кулаком по сухому стволу. На землю отлетел кусок коры, следомпосыпались труха и какие-то личинки. Прасковья встала, подошла ко мне ипротянула руку:

- Пойдемдальше?

Я тяжеловздохнул и, положив свою ладонь на девичью, медленно поднялся. Мы пошли рядом.

- Ничего,главное, Слава Богу, мы ушли от них! - сказала Пашка.

Я не ответил.

- Жор, ну чтоты?! Мы же спасены! Скоро выйдем к людям! - девчонка удивленно поглядела наменя и сжала крепче ладонь.

- Мне не даетпокоя тот эпизод... с Ржавым. Так противно становится, как вспомню. Похоже, япопал ему прямо в глаз!

- Но ведь онтогда выстрелил бы в нас! - воскликнула Пашка. - И что тебе оставалось?

- Понятное дело,но все равно, как-то мерзко получилось... Будто я специально это сделал! А ведья никогда и никого не бил по лицу... Наверное, даже и Слону все это непонравилось. А как ты думаешь, он в нас стрелял?

- Нет, думаю,что в воздух. Тот, кто любит своих детей, в чужих стрелять не станет!

- А я думал,он плохой человек, а оказывается Слон - надежный мужик!

- Я этоотметила еще тогда, когда ты поверг его на землю, на поляне... Знаешь, как онсмотрел на нас!

- Как?

- Ну, незнаю... Ну, будто бы увидел своих детей. Может и подумал тогда, грешным делом,что мы и есть его Машенька и медведь... Ведь ты вполне мог походить на егосына.

- Ты думаешь,я вырасту таким же «сасквачем», как он? - пошутил я, но легче от этого на душене стало, и поэтому я снова вздохнул и замолчал.

- Жор, да тыне переживай так! - тихо сказала Прасковья и вновь пожала мою ладонь. - Ведь тыже не специально ударил Ржавого! Ты метил в обрез, чтобы отбить оружие вкусты...

- Ты уверена вэтом?

- Конечно! -вполне серьезно сказала девчонка. - Я же все видела! Даже больше твоего... Ты,наверное, думаешь, что я вскрикнула от твоей жестокости? Нет, просто я увидела,что ты замахиваешься для удара, скользя по траве (а это значило, что уже несможешь остановиться), а этот бандит кидается резко вперед, подставляя своюголову под неминуемый удар! И это еще хорошо, что ты поскользнулся, а то ударилбы его прямо в висок, а это уже очень опасно... Так что, он сам себя наказал засвою жестокость, и за то, что бил тебя у костра...

- Правда? - снадеждой спросил я. - Ты говоришь правду? - я схватил Пашку за руки.

- Я ведьвсегда говорю только правду... - как-то удивленно отозвалась девчонка исмутилась от моей близости.

- Пашка,спасибо! Какая же ты! - я не удержался и от радости обнял девчонку и, прижав ксебе, даже покружил ее немножко.

Ведь я даже неожидал услышать от нее таких слов! Она вмиг оправдала меня перед моей совестьюи перед всем миром! Ах, Пашка, Пашка, ты - настоящий друг! Мы простояли такнесколько минут. Я не мог отпустить Прасковью от себя, чувствуя, как преданнобьется ее сердце, и ничего не мог сказать, чувствуя слезы на своих глазах. Авскоре пришло облегчение: покой и радость вновь вселились в мою душу. И еще яотчетливо понял, что мы вновь остались одни и что нас окружает лишь прекрасная летняяприрода. О таком подарке судьбы я уже больше и не мечтал! Ах, какое это былочудесное открытие! Мы - свободны! Мы одни среди ароматного леса и окутанысветом бесконечного июньского дня! Все страшное - позади, и впереди нас ждетвозвращение в лагерь. А пока хоть несколько часов можно будет наслаждатьсяприродой, свободой и общением друг с другом! И если бы не печаль в связи сутратой клада, то я вполне мог бы назвать себя тогда самым счастливымчеловеком. Я отпустил девчонку и сказал виновато:

- Извини,Паш... Но как же ты мне помогла! Не то совесть меня задолбила бы!

- Да ладнотебе... я просто сказала, что видела... - отозвалась Пашка.

Щечки еепылали. Она улыбнулась и вновь взяла меня за руку:

- А ты дажеврага жалеешь, молодец! И вообще, ты держался в тот день, как настоящий герой.Я горжусь тобой! «Зернышки» упали бы от восторга, а Петька от зависти!

- Да какой ягерой! Я только учусь... И очень часто еще ошибаюсь... Если бы не ты, тонаворотил бы тут всякого... Ладно, Паш, давай не будем больше о плохом, пошлилучше к людям!

- Согласна,пошли!

И мы, взявшисьза руки, вновь двинулись по лесу навстречу неизвестности.

** *

Прошлопримерно часа полтора, а то и все два, прежде чем лес расступился и мыоказались перед довольно пространным... болотом. Только этого еще нам и нехватало! Пение птиц здесь сразу заметно приутихло, а из мрачных недр заросшеговодоема доносились тревожные звуки болотных жуков и громкое кваканье лягушек.Мы остановились и огляделись. Подступы к болоту пылали густой краснотой прибрежныхрастений. Рубиновые гравилаты, пурпурная плакун-трава, розовые трифоли водилихороводы средь густого краснотала. Теплую зеленовато-бурую воду обрамлялиголубые россыпи незабудок, а ближе к средине болота, прямо на мерцающей отсолнца глади сияли крупные фарфоровые звезды кувшинок. Кое-где на кочкахколыхались ватные клоки пушицы. Болото не выглядело грозным и пугающим, онопо-своему было красиво и притягательно. Стояла духота. Воздух загустел вкаком-то туманном мареве. Хотелось пить и хоть немножко освежиться.