Хаос. Закон. Свобода. Беседы о смыслах - Митрополит Антоний (Блум)

длинный список, скажем коротко: отрицательных эмоций, того, что лишает нас запасов энергии, мужества, надежды, веры, любви, и они есть у каждого. И я ему сказал, что, если он хочет победить заболевание или даже возможную смерть, он должен заглянуть внутрь себя, исследовать себя и все исправить. И он стал очень серьезно, с большим мужеством и честностью обдумывать все свои нынешние отношения к людям, к обстоятельствам и к жизни и исправлять все, что можно было исправить. Затем он стал переходить от настоящего к прошлому, все дальше и дальше вглубь, и в какой-то момент действительно расчистил почву и примирился со своим прошлым, с Богом, Которого мы так часто считаем ответственным за все, что у нас неладно, с людьми (он много страдал, в возрасте 18–19 лет он провел несколько лет в концлагере в России), с самим собой, с обстоятельствами. И в тот момент, когда он был уже так слаб, хрупок и немощен, что с трудом мог поесть сам, он однажды посмотрел на меня светящимися глазами и с лучезарной улыбкой сказал: «Знаете, мое тело практически умерло, но еще никогда я не чувствовал себя таким живым, как сейчас».

Если вы сравните эти два примера: первого человека, который существовал только через предметы и обстоятельства своей жизни, и этого больного, который вдруг открыл, что у него есть личность, бытие, настоящая полнота и сила жизни, не зависящая ни от чего, даже от его собственного тела, – вы увидите разницу и поймете, что я имею в виду, когда говорю, что вопрос «В какой мере я существую сам по себе?» адресован каждому и что это не простой вопрос. Многие из нас могли бы сказать: «Я существую лишь в той степени, в какой мною движут обстоятельства».

Некоторые из вас, возможно, помнят древний рассказ про Эдипа и сфинкса. Каждого проходящего египетский сфинкс встречал вопросом: «Кто ты?» и тех, кто не мог правильно ответить (на самом деле – всех), он пожирал. Эдип тоже там проходил, и ему был задан этот же вопрос. Он ответил – но не что он царь, или герой, или кто-то там еще (что зависит от роли, или ситуации, или обстоятельств), он сказал: «Я человек». Он определил свое бытие через основное абсолютное понятие. Он был просто человеком, все несущественные характеристики были отсеяны.

«Кто я?» Каждый из нас должен быть в состоянии сказать: «Я человек». Но что это означает? Когда мы смотрим на себя или на любого другого человека в контексте необъятной, сложной и опасной вселенной, в которой мы живем, то можно обнаружить две вещи. С одной стороны, мы ничто, когда думаем, насколько мы способны противостоять агрессии, болезням, насилию. Но в то же время мы шире всего космоса, познание мира все расширяется, мы охватываем и вмещаем все больше знаний – и продолжаем жаждать нового, и способны вместить больше. Так происходит с красотой, так бывает с любовью. Мы можем вместить окружающую нас красоту и переполниться ею, и в то же время никакая красота не может наполнить нас так, чтобы мы могли сказать: «Достаточно, я не могу видеть больше красоты, я уже увидел все, что есть, этого хватит, чтобы наполнить меня до краев». Так что весь тварный мир, который кажется таким безмерно большим по сравнению с нашей малостью, с другой стороны, мал, как камушек, который мы могли бы бросить в бездну. Словно весь космос падает в наши глубины – а мы даже не слышим, достигает ли он дна.

Так что в нас есть простор, не пространство, но некий простор, который в одном из псалмов определяется словами: сердце человека глубоко (Пс. 63: 7). […]

И только Бог может его заполнить.

* * *

Если же я, уже как верующий, буду дальше размышлять о том, кто я, то должен буду посмотреть на себя как на Божие творение. Что это на самом деле значит? Это не просто означает: я верю, что пришел в бытие Божиим повелением. Это слишком очевидно. Но какие отношения определяются Божиим творческим актом? Бог пожелал моего существования. Другими словами, Он желал моего присутствия. И Он не сделал это актом грубой власти, с самого начала Он ждал меня, чтобы встретить с любовью, встретить меня, как будущего друга. Он меня не только возжелал, Он меня возлюбил в бытие. В наших отношениях с самого начала со стороны Бога – вся открытость, вся любовь, вся самоотдача и предложение вступить с Ним в такую дружбу, о которой говорится в Ветхом Завете, когда Моисей разговаривает с Богом, как друг говорит с другом, вернее, когда Бог говорит с Моисеем так, как говорят с другом (см. Исх. 33: 11).

Вот мои основоположные отношения. Но я связан не только с Богом – я связан с целым космосом, со всем существующим. Каким образом? Все было вызвано к жизни этим Божьим призывом, словом, которое привело все в бытие. И первое событие в жизни всей твари, каждого отдельного творения, от мельчайшего до самого огромного, – встреча. Встреча лицом к лицу с Живым Богом и со всеми другими тварями. Я могу представить каждое творение, возникающее так или иначе из небытия, и первое, что случается, когда каждое творение встречается с Богом: ему предложена Божественная любовь. И одновременно происходит встреча со всеми творениями, которые были приведены, вызваны к жизни Божественной любовью ранее.

Я не знаю, обращали ли вы когда-нибудь внимание на одну короткую фразу в конце девятой главы Евангелия от Иоанна. Девятая глава практически целиком посвящена рассказу о слепорожденном. В конце Господь встречает этого человека и спрашивает его, верует ли он в Сына человеческого. А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него? – спрашивает слепорожденный. И Иисус говорит: видел ты Его (Ин. 9: 36–37). Эти слова так привычны для нас, но они не были привычны для слепорожденного.

Он вообще никогда ничего не видел до тех пор, пока однажды его глаза не открылись. И первое, что он увидел, было лицо Сына Божьего, ставшего Сыном человеческим, Бога воплощенного. Первое, с чем встретились его глаза, был взор Божественной любви, которую излучали глаза Христа. Так мне видится эта первая, изначальная встреча и те отношения, которые, как мне представляется, существуют между Богом и нами изначально. Один католический богослов назвал это Заветом Адама. Это завет между Богом и человеком, завет дружбы, любви, общей судьбы, предложенной и дарованной нам.

* * *

Но вернемся к тому, о чем я говорил