Юродство о Христе и Христа ради юродивые восточной русской церкви: исторический очерк и жития сих подвижников благочестия - Иоанн Ковалевский

– «бесовская ополчения посрамил»[132]. «Но таковым много нужно трезвости, продолжает преподобный Лествичник, чтобы, вознамерившись насмеяться над демонами, самим не сделаться их игралищем. О сих-то, без сомнения, сказал апостол: яко лестцы и истинни (2 Кор. VI:8)». Но юродствовать таким образом, для обмана демонов, само собою разумеется, можно было, и не выходя из келии. Поэтому аргументация, связывающая юродство с монашеством, должна идти далее. Основою всякого подвига, как и вообще иночества, как мы видели, должно служить смирение, а оно всего удобнее достигается и сохраняется вследствие людского бесчестия. Для того, чтобы получить иноку от людей бесчестие, нет более верного способа, как путь юродства. (Терновский, с. 318) Далее, необходимо помнить, что те немногие из ревнителей благочестия, которые обрекали себя на этот подвиг, принимали его не самовольно, а по особенному призванию Божию[133], избирали сей опасный путь «по особенному указанию промысла Божия, иногда же и по чрезвычайному откровению, что потом сам Бог благословлял и утверждал их на сем пути, сопровождал подвиг их Своею благодатною помощию, нередко чудесною, и Сам же открывал их Церкви как Своих избранных и святых»[134]. Пустынник Иоанн, «плача о разлучении» с другом Симеоном, пред вступлением последнего в подвиг юродства, в продолжительной беседе убеждал его «блюсти», чтобы «еже собра пустыня, да не расточит прелесть мирская», на что святый Симеон отвечал ему: «Не бойся, любезный мой брате Иоанне, еже хощу творити, не моим изволением хощу, но Божиим повелением и о сем познаеши угодно быти Богу мое дело, яко прежде смерти моея приду к тебе и целую, и позову тя за собою и не по многих днех постигнеши мя»[135]. По особенному откровению свыше принял, как известно, юродство св. Андрей. В нощном видении был к нему голос Господа: «Тецы на добрый подвиг, наг буди и юрод Мене ради и ты получишь великую награду в день Моего царствия». И «от того часа сотворися Андрею» юродство Христа ради[91. «Звание твое не от человек бысть, но от Бога», – вещает Церковь блаженному Василию[101; или блаженному Иоанну Устюжскому чудотворцу – «егда божественное звание прииде на тя, богомудре, тогда святым духом подвизаем, возникл еси от мирского сладострастия к свету богоразумия»[111.

Потому в юродивых благочестивое чувство христианское всегда видело и почитало истинных ревнителей благочестия. Эти носители божественной благодати, стремившиеся под личиною юродства к осуществлению христианских идеалов, не укрывались от людского внимания и благоговения: их странными речами и поступками не только не соблазнялись, но охотно предавали особенный, таинственный – пророческий смысл. Память о них как о великих угодниках Божиих, тайных молитвенниках за грешный мир, переходила из рода в род, из поколения в поколение и, став достоянием истории, не соблазняет, а высоко назидает желающих истинной жизни по Боге.

Ввиду чрезвычайной трудности этого подвига и опасностей, которые с ним могут быть связаны, и того духовного искуса, какой необходим для истинно-юродивых, – опытные старцы-руководители удерживали стремившихся юродствовать. Святой Исаак Сирин сообщает о себе следующую автобиографическую заметку: «Пришел я однажды, – пишет он, – к опытному старцу и сказал ему: «Пришед мне, отче, помысл пойти в воскресный день на церковную паперть, сесть там и рано утром есть, чтобы всякий входящий и выходящий, увидев меня, уничижил». Старец отвечал на это: «Писано, что всякий, кто делает соблазн мирянам, не узрит света. А ты никому не известен в этой стороне, жития твоего не знают, а будут говорить, что монахи с утра едят; особливо же братия здесь новоначальные и немощные в своих помыслах, многие из них, имея веру к тебе и пользуясь от тебя, как скоро увидят, что сделал ты это, потерпят вред. Древние отцы делали так, по причине многих совершенных ими чудотворений и по причине оказываемой им чести и прославления их имени, и делали это, чтобы подвергнуть себя бесчестию, скрыть славу жития своего, и удалить от себя причины к гордости. А тебя что заставляет поступить подобным сему образом? Не знаешь разве, что всякому житию свой чин и свое время? Ты не имеешь такого отличного жития и такого имени и живешь, как и прочие братия. Ты себе не принесешь пользы, а другому повредишь. Притом, такое действование полезно не всем, но одним совершенным и великим; потому что в этом и есть отрешение от чувств. Достигшим же только средины и новоначальным оно вредно, потому что они имеют нужду в большей предосторожности и в подчинении чувств. Старцы уже пережили время осторожности и извлекают пользу, из чего только захотят. Ибо неопытные купцы в больших оборотах великие причиняют себе убытки, а в маловажных оборотах скоро идут с успехом вперед. И опять, как сказал я, всякому делу свой порядок, и всякому роду жизни известное время. Кто прежде времени начинает, что сверх его меры, тот ничего не приобретает, а усугубляет только себе вред. Если вожделенно тебе это, с радостию терпи то бесчестие, которое по Божию смотрению, а не по твоей воле, постигнет тебя, и не смущайся, не питай ненависти к тому, кто бесчестит тебя"»[136].

О подвиге юродства преподобный Никон Черногорец писал в 38 послании и преподобный Кирилл Белоозерский записал это в своем сборнике: «О юродстве якоже и преднии отци сотвориша, смотрительно бе, а не обдержительно предание, но паче и на соблазн всем и на вред. И ради сего якоже и в житии святого Симеона уродивого Христа ради пишет о соблажняющихся, яко помолися Богу, яко да ни в грех вменится им. Сего ради святый собор отречение повеле, яко да ныне не бывает»[137].

Грех соблазна, конечно, тяжкий грех, как об этом ясно говорит Евангелие (Лк. XVII:2), и апостол Павел заповедует верующим всячески удаляться от повода соблазну других (1 Кор. VIII:9). Но странные поступки юродивых могли ли быть предметом соблазна или поводом к осуждению их (юродивых) со стороны тех, которые считали юродивых безумными? Правила благоразумия и особенно чувство человеколюбия говорят, что, взирая на поступки умалишенных, не смеяться нужно, а должно скорбеть об их печальной участи; не презирать их должен христианин, но молить Бога, чтобы Он просветил умы этих несчастных, лишенных лучшего светильника и руководителя жизни человека – разума; после этого для кого же юродивые могут быть предметом соблазна? Очевидно, только для тех, в ком совершенно утратилось чувство человеколюбия, – только для людей нравственно испорченных; но из-за таких людей должно ли осуждать юродство?