Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

Павел обернулся и, широко улыбнувшись, поднялся ему навстречу. Они обнялись.

– Рад тебя видеть, Матвей. Позволь тебе представить – мой младший брат Глеб.

– Матвей Крюгер. Журналист. – Молодые люди пожали друг другу руки.

– Присаживайся, дорогой. Судьбами мы разными. Я в Гражданскую служил в Северо-Западной армии Юденича, брат – у Колчака.

– Ну а теперь все побитые большевичками собираются в парижской мекке. Очаровательно! Что пьем?

– Уже выпили по чашечке кофе. Можно повторить.

– Что за вегетарианство, друзья мои? За встречу полагается что покрепче. Позвольте вас угостить… – Матвей подозвал официантку, заговорив по-французски: – Будьте добры, мадам, коньяк и…

– Мадемуазель, – поправила его барышня, – и… я говорю по-русски, месье.

– О! Прелестно! Мирный захват Парижа русскими обывателями, пардон, мадемуазель, я не о вас. Матвей Крюгер, журналист, – представился он молодой красавице с гладко зачесанными черными волосами и ярко-голубыми глазами. – Могу ли узнать, с кем имею удовольствие?..

– Княжна Голицына, – сухо ответила официантка.

– О! – привстал Матвей. – Весьма польщен. Позвольте рекомендовать – мои друзья, офицеры-добровольцы, храбрые защитники поверженной большевиками России…

Княжна слегка наклонила голову, и в ее глазах, показалось Павлу, на мгновение мелькнуло то ли сожаление, то ли горечь. Это выражение глаз не ускользнуло и от Матвея, и он сказал:

– Вы совершенно правы, ваше сиятельство, защищавшие, но не защитившие наше дорогое отечество.

– Вы ошибаетесь, господин Крюгер, я вовсе так не считаю. Но мне бы не хотелось говорить здесь о политике. Я на работе.

– О! Прекрасно вас понимаю. Значит, так, ваше сиятельство, – продолжал Матвей настойчиво титуловать официантку, – будьте любезны коньяк и что-нибудь закусить. Что прикажете? – обратился он к братьям и, видя неопределенность и некоторое смущение на их лицах, произнес: – Тогда сыр… паштет, жареные устрицы… ну и икорки.

– Прелестное дитя, – провожая глазами княжну, сказал Матвей, когда, записав заказ карандашиком, висевшим на пояске, она отошла от стола. – Что-то ей уготовит лукавая судьба-индейка?

– Я вижу, ты не бедствуешь, – заметил Павел.

– Как же я могу бедствовать с таким свояком? – Улыбаясь, Матвей снова обернулся к братьям. – Александр Иванович Гучков такого безобразия не допускает.

– Ну хорошо, а ты какими судьбами здесь? – спросил Павел.

– Я как все. По мере побед Красной армии продвигался сперва на юг, потом на запад. А сейчас что-то вроде секретаря у Гучкова, ну и пишу, конечно. С батюшкой вашим любезнейшим Тарасом Петровичем в одних газетках печатаемся.

– Наталья Алексеевна с тобой?

– Увы, Натали не смогла выбраться из Крыма. Так что поневоле вдовствую…

– Как же это могло случиться? Разве вы отъезжали не вместе?

– Это долгая история, други. Когда-нибудь в другой раз… Скажу только, что пережил светопреставление и на корабль, можно сказать, взошел вплавь. В буквальном смысле слова.

Павел не стал допытываться подробностей и перевел разговор на другую тему.

– И что же Гучков? Каких нынче придерживается ориентиров?

– Александр Иванович своих приоритетов не меняет, – бодро ответил Матвей. – Глубочайший патриот. Старается исключительно на благо бывшей родины.

– А конкретнее?

– Ну, видишь ли, он глубоко разочарован позицией западных правительств, одно за другим признающих Советский Союз ради собственных экономических выгод и просто по своей извечной «любви к России», – весело говорил Матвей. – Предпочитают с «людоедами» торговать, как кто-то остроумно выразился.

– Ллойд Джордж, – подсказал Павел.

– Ну да, кажется… Так вот, Александр Иванович призывает… А вот и коньячок прибыл. А ты помнишь, как мы в начале войны коньяк из чайника употребляли? Благодарствуем, княжна. Позвольте, я сам. – Матвей разлил коньяк. – Ну-с, дорогие соотечественники, за встречу! Дай Бог, чтобы Париж к нам оказался благосклоннее, чем Петроград.

Они чокнулись.

– Так к чему же все-таки призывает Александр Иванович? – спросил Павел.

– Ну-у… планы обширные… захват Кремля, например…

– Что-что?..

– Кутеповцами…

– М-да… По-моему, это уже слишком. Не предполагал столь буйной фантазии у бывшего оппозиционера Его Величеству.

– Ты спрашиваешь – я отвечаю. В общем, разными способами проникать на территорию России… – намазывая икру на белый хлеб и одновременно заглатывая устрицу, говорил Матвей. – Поодиночке, группами, как угодно – под видом торговых, промышленных агентов, издательских организаций – входить во внутренние структуры, дезорганизовывать деятельность Советов на местах, создавать хаос, так сказать, ликвидировать отдельных товарищей… В общем, Александр Иванович за всяческий террор.

– Что ж, его политика не меняется, – усмехнулся Павел. – А по-моему, глупо. Уж если большевики выдержали Деникина, Колчака и Юденича с Врангелем, то с отдельными господами они справятся.

– Возможно. Однако должен вам по секрету сказать (сведения из исключительно конфиденциальных источников): в Москве создана подпольная монархическая организация, ставящая своей целью свержение большевиков и реставрацию монархии.

– Насколько это верная информация? – с напряжением вглядываясь в глаза Матвея, спросил молчавший доселе Глеб.

– Настолько, насколько я доверяю Александру Ивановичу и здешним монархистам.

– Ваши теперешние монархисты гроша ломаного не стоят, – заметил Павел. – Где они были, когда генералы, да и тот же Гучков со товарищи, предавали государя? А теперь что ж… после драки кулаками не машут. Все поздно. Да и ГПУ у большевиков работает так, как царской охранке и не снилось. Они не будут ожидать, пока ваши агенты влияния или террористы начнут что-то там организовывать и взрывать, они нанесут им превентивный удар прямо на границе или, если понадобится, доведут до Москвы, а там поднесут на блюдечке прямо на стол кремлевским товарищам.

– Знаешь, дорогой, лично я политикой не занимаюсь. Озвучиваю, так сказать, исключительно идеи работодателя. Тут ведь, знаете ли, многие у нас теперь из бывших добровольцев проклинают Антанту за ее предательскую политику в отношении белых армий и потворство расчленению России. А большевикам чуть ли не осанну поют. Они-де сохранили Россию, стало быть, вполне оправданы. Да и сам факт длительности советской власти доказывает-де ее народный характер, историческую уместность ее диктатуры и жестокости.

– Какая подлость! – невольно воскликнул Глеб.

– Возможно. Тем не менее, когда Красная армия разгромила поляков, многие русские в Париже праздновали победу. Русскую победу, господа!.. Одно только нехорошо: как бы там ни было, а ску-учно без России, ужасно!.. Давайте выпьем. За покинутую Родину!

Они снова чокнулись.

– Помнится, ты в Англию собирался переезжать, – сказал Павел.

– Так что ж, может быть, и перееду… только что это меняет? Нет, господа, где родился, там и сгодился… Одно только в Париже радует – русских много. Ежели закрыть глаза на пейзаж, вполне можно представить, что ты, черт возьми, не на Елисейских полях, а на каком-нибудь Невском, понимаете ли, прошпекте… О подлецы-большевики!..

– Не большевики – подлецы, подлецы – мы, – сказал Павел.

– Думаешь?.. Может быть… Ну что же, други мои, прощайте. Спешу домой писать очередную статейку в утреннюю газету… о ностальгии безродных отныне русских интеллигентов…

– Простите, – стараясь подавить волнение, обратился Глеб к собеседнику. – Вы не могли бы