Испанская баллада - Лион Фейхтвангер

Эллинор, и как сыновья восстали против отца, на защиту матери. И много тут вспомнили старых песен, французских, провансальских и каталонских, кои прославляли ее двор, где издавна процветало стихотворное искусство и утонченные нравы. Так, поэт Филипп де Таон однажды сложил в ее честь строки:

Младая милая королева, На троне блистая, все взоры манит. Так на утес, где русалка воссела, Кораблик стремится – и в щепы разбит.

Бенуа де Сент-Мор выразился о ней так:

Высокорожденная, бесстрашная, гордая, Кто из государынь сравнится с тобой! Владыки великого дважды великая Супруга, щедротами славная!

А один грубый немец накропал:

Будь целый свет во власти моей, От верховьев Рейна и до морей, От власти готов отречься заране я За одну только ночь с королевой Британии.

Подобных песен, романсов и восторженных славословий ходило великое множество, вперемешку с другими, враждебными отзывами, с другими стихами, исполненными ненависти и проклятий, – и в умах тех, кто все это слушал, Эллинор Аквитанская превратилась в некое загадочное существо, непонятный образ, принадлежащий другим народам и векам. Даже сейчас, когда она въяве, во плоти въезжала в город Бургос, окруженная рыцарями, дамами, телохранителями, конями, собаками, соколами и сокровищами, многим кастильским и арагонским вельможам казалось, будто она окутана золотым облаком. До чего же пустым и ничтожным представлялось им свое собственное сегодняшнее существование по сравнению с великим «когда-то», воплощенным в этой женщине. Стоило взглянуть на нее, и в сознании живо вставало все, что они слышали о Втором крестовом походе, который и впрямь был крестовым походом королевы Эллинор. В те стародавние времена короли и рыцари не уподоблялись торгашам, не надеялись на численное преимущество, тогда сражались без хитрого расчета и не из-за денег, нет, тогда сражались по честным и благородным правилам, из чистой любви к сражениям, тогда и битва была не чем иным, как большим турниром, благородной игрой, ставкой в которой была жизнь или смерть. В те времена вассал был обязан сорок дней служить своему сеньору, и сражался он ровно сорок дней, а если на сороковой день вражескую крепость еще не взяли, рыцарь разворачивался и уходил, пускай он даже был твердо уверен в том, что на сорок первый день крепость будет взята. Тогда не было наемных солдат, набранных из числа черни, которым все равно как сражаться, лишь бы победить. Тогда даже с врагами обращались по всем правилам куртуазии, хоть те и поклонялись другому Богу. Однажды, когда халиф вел осаду города, он учтиво послал к осажденной христианской королеве Урраке своего личного лекаря, чтобы облегчить ее недуг. И воевали в ту пору только с понедельника до четверга. Пятницу, субботу и воскресенье объявляли днями перемирия, чтобы все могли отпраздновать день отдохновения – и мусульманин, и еврей, и христианин.

Ныне, как полагали арагонцы и кастильцы, приближаются столь же великие и славные времена. Вдохновляемые благородной дамой Эллинор, шли когда-то рыцари во Второй крестовый поход, и сейчас по ее же внушению здесь, на полуострове, вновь закипит священная война, и им, испанским дворянам, представится возможность на деле доказать, что они – достойные преемники рыцарей короля Артура и Карла Великого.

Молодому королю дону Педро казалось, будто он не ходит по земле, а летает. Какая неоценимая милость Господа, какое счастье, что его супругой и королевой станет внучка сей прославленной монархини! Теперь он отправится на войну, упоенный блаженством рыцаря-христианина, позабыв злобу и мстительную обиду на дона Альфонсо.

Оруженосец Алазар тоже поддался волшебному влиянию старой королевы. В Толедо ему не раз казалось, что многие злобно поглядывают ему вслед, и, когда король взял его в Бургос, юноша опасался, что донья Леонор не простит ему столь предосудительного родства. Но она была к нему чрезвычайно любезна, король обращался с ним как с младшим братом, а в присутствии королевы Эллинор, сей великой жены, рассеялись последние сомнения Алазара. Благородные дамы сочли, что он достоин быть оруженосцем короля дона Альфонсо. Итак, он больше не был чужим в мире христианского рыцарства.

Весь город Бургос ликовал по случаю приезда старой королевы; тысячи людей стеклись сюда, чтобы принять участие в пышном празднестве или постараться набить себе карманы, воспользовавшись таким столпотворением. Кабатчики устраивали временные шинки, торговцы предлагали хорошие вина и пряности. В аркадах и сводчатых галереях, где купцы раскладывали свои товары, можно было за баснословные деньги купить наряды и украшения из Фландрии, Леванта и мусульманских стран. Лошадники и оружейники наживались особенно славно. Ростовщики и менялы предлагали свои услуги: недурно ведь взять в залог или даже купить поместье отправляющегося на войну рыцаря. Тут же толклась тьма-тьмущая разных фокусников и акробатов, торговцев амулетами, продажных девок, карманных воришек. Много было кутерьмы и шума, торгашества и любовных шашней, весь этот народец слонялся по церквам и харчевням, вел себя набожно, разнузданно, благонравно, жестокосердно, бахвалился с веселым задором, издавал ужасное зловоние, зачинал огромное множество детишек, распевал святые гимны и развеселые застольные песни, радовался жизни, клял халифа и султана и превозносил до небес великую королеву Эллинор.

При дворе у слуг и камергеров тоже было полно работы: требовалось пристойным образом разместить и накормить гостей, которые прибывали со всей Кастилии и из Арагона, чтобы присутствовать на свадьбе дона Педро и инфанты и засвидетельствовать свое почтение старой королеве. Многие из этих прелатов, баронов, государственных советников привезли с собой разную челядь, егерей, конюших. К тому же, как оно всегда бывает при больших торжествах, ко двору явилось множество искателей приключений: разных небогатых молодых дворян, мечтавших добыть себе на турнирах и славу, и деньги. От трубадуров, труверов, сочинителей романов тоже отбоя не было; они знали, что найдут радушный прием у доньи Леонор и благородной дамы Эллинор.

Старая королева не желала долго предаваться отдыху, уже на другой день по прибытии она устроила прием в большой зале бургосского замка. При свете бесчисленных свечей восседала она в кресле с высокой спинкой, которое было поставлено на особом возвышении, и сама держалась очень прямо, как полагается истинной даме. Правда, со времен своей молодости она несколько располнела и страдала одышкой и даже иногда покашливала, а под толстым слоем румян и белил, за долгие часы празднества постепенно осыпавшихся, проглядывали старческие морщины. Но пронзительно-синие светлые глаза смотрели по-прежнему твердо и ясно. Участие в общей беседе ничуть не утомляло Эллинор, ее реплики всегда были дельными, энергичными, любезными, хорошо продуманными.

Старый арагонский граф по имени Рамон Барбастро, некогда участвовавший в крестовом походе королевы Эллинор, с печалью вспоминал славные деньки и сетовал на ничтожество и скуку