Победитель получает все - Ивлин Во

красивы, как в тот день, когда я увидел вас впервые, госпожа Елизавета. Ибо щеки ваши бледны, а волосы тусклые и жесткие, а ваша белая кожа покрыта грязью. Но вы все еще красивы.

– Долгие месяцы я не видела своего отражения. Дай мне взглянуть в твои глаза, чтобы увидеть, что я все еще красива.

И тюремщик приблизил свое рябое и искривленное насмешкой лицо к лицу госпожи Елизаветы, и глаза их наполнились желанием. И она запустила руки в его волосы и прижала свои груди к его груди, вот госпожа Елизавета, знавшая лишь белые руки Антония, полюбила этого тюремщика, который был уродлив и худороден. А Антоний, лежавший в своем углу под бременем лихорадки и большой цепи, которую он едва мог сдвинуть, не издал ни звука, но в глазах его была такая боль, какую редко увидишь в человеческом взоре.

И тюремщик сказал:

– Я пойду и принесу вина, и мы отпразднуем новую любовь, обретенную нами.

И они все говорили об этой новизне, как у них все устроится. И тюремщик пообещал, что она сможет покинуть камеру и жить с ним в его келье, где будет вода для нее, чтобы умыться, и чистая еда, и маленький внутренний дворик, где она сможет гулять и любоваться верхушками деревьев, которые видны оттуда. И она вскричала:

– О, любовь моя, возвращайся поскорее!

Тюремщик ушел, а она осталась с Антонием.

Антоний был слаб и обременен цепью, но боль заставила его приподняться и выбраться из угла. Ни слова не сказав, он подполз к Елизавете, своей бывшей возлюбленной, безмолвно, как мерзкие твари на стенах. И она вскочила в тревоге и попыталась убежать от него, но он схватил ее за щиколотку и повалил на пол. Руки у него были скованы тяжелой цепью, и он накинул эту цепь Елизавете на горло и коленями прижал концы, прикрепленные к кандалам на его запястьях, чтобы большие звенья вонзились ей в шею. А Елизавета, его бывшая возлюбленная, сопротивлялась, но боль придала ему сил, и он возобладал над ней. И руки ее ослабели и перестали бороться, и госпожа Елизавета умерла.

Так и застал их тюремщик, когда вернулся. Он зашелся криком, и бутыль с вином выскользнула у него из руки и разбилась на мокром полу. Он подбежал к лежащей госпоже Елизавете, и положил руку ей на грудь, и понял, что она мертва. Тогда, не сказав ни слова, он оставил ее с Антонием, захлопнул большую дверь, запер на замок и выбросил ключ в крепостной ров. И он так и не вернулся за телом Елизаветы туда, где он познал любовь.

Все это он рассказал Казарину, получившему образование в Париже, перед тем как его казнил народ Сан-Ромейро.

Перевод Е. Калявиной

Эдвард великолепный

История про кровь и алкоголь, которая произошла в одном из колледжей Оксфорда

Эта история про Эдварда уже давно не дает мне покоя. Хотя с того позднего вечера, когда он отвлек меня от работы над эссе и разоткровенничался, выпив моего виски, прошло уже шесть недель, я поступил, как подобает мужчине, – никому ничего не сказал, ну или почти никому. Поскольку хороших журналистов хлебом не корми, дай только написать о несчастьях, выпавших на долю их друзей, я все больше жалел о том, что упускаю отличный материал для статьи. А после того как Энн в «обстоятельствах, о которых неудобно упоминать», рассказала мне много такого, о чем Эдвард и Поукс даже не догадываются, я чувствую, что больше не могу молчать. Я сделал все, что в моих силах, чтобы сохранить в тайне истинные имена участников событий. Смею надеяться, что хотя бы Эдвард останется неузнанным.

Чем больше я размышлял над характером Эдварда, тем невероятнее мне казалось то, что он сделал. Со стороны он не производил впечатления выдающегося студента. Почти каждый вечер в клубе «Карлтон» раздавался его голос:

– Китайский чай, подсушенный тост с маслом и бисквит для одного, пожалуйста!

Он носил твидовые или фланелевые костюмы и неизменный галстук Винчестерского колледжа. Любой инспектор университета, ни секунды не сомневаясь, признал бы в нем студента Оксфорда.

И все же Эдвард по-своему выделялся из числа тех, кто носит винчестерские галстуки и ходит в клуб «Карлтон». Несколько недель назад он убил своего профессора, мистера Кертиса. Мало кто за пределами колледжа подозревал о существовании последнего, поэтому весть о его внезапной смерти была воспринята спокойно. В конце концов, в общих интересах было не поднимать шума – единственный родственник мистера Кертиса, брат с обширной практикой в Пэнгборне, все понял, когда директор объяснил ему, что к чему. Мне кажется, в полиции вообще ничего не слышали об этом деле, а если и слышали, то быстро забыли. По словам Поукса, об истинности которых я судить не берусь, на Кокборна надавили, чтобы дело не дошло до «Айсис» (ученая степень Эдварда была под вопросом, и декан колледжа взял дело под свой контроль, хотя, как я уже сказал, за правдивость того, что говорит Поукс, я не ручаюсь).

Я не знаю, за что Эдвард так люто ненавидел мистера Кертиса. Я не имел чести общаться с ним лично, но часто видел, как он прогуливался по двору один или с женой директора – Энн. Мистер Кертис казался мне довольно приятным человеком, особенно если принять во внимание, что он преподавал историю. Но как бы там ни было, ненависть Эдварда была безмерна, и в итоге он пришел к выводу, что их совместное существование невозможно. Такие мысли порой приходят на ум всем студентам, вот только, в отличие от других парней в винчестерских галстуках в клубе «Карлтон», он сразу понял: лучше всего покончить не с собой, а с другим. Большинство студентов с хронической бессонницей рано или поздно предпочтут убить себя, и лишь немногие – кого-то другого.

Тщательно спланированное, убийство это было совершено с откровенной простотой, присущей студенту кинематографии, который до второго провала на экзамене по истории (из-за неспособности рисовать карты) считался знатоком этого предмета.

Комната мистера Кертиса располагалась прямо над боковыми воротами. Они закрываются в девять. Ключ хранится у привратника. В кабинете казначея всегда лежит дубликат, и Эдвард понимал, что именно он ему и нужен. В обед Эдвард пришел к казначею. Ключи висели на гвозде рядом с рабочим столом, за которым сидел хозяин кабинета. Эдвард начал выдумывать какую-то историю о сгоревшем ковре – казначей разозлился, но с места не сдвинулся. Затем огонь перекинулся на диван