Однажды в лесу - Бибхутибхушон Бондопаддхай

Не успели мы продвинуться вглубь леса по склонам холма, как нас опьянил сладкий аромат какого-то цветка. Знакомое благоухание — поначалу я никак не мог понять, что это, а потом, оглядевшись, увидел, что на склонах растет много деревьев шоптопорна, которые я раньше не замечал. И теперь, в начале зимы, они цветут и источают этот приятный аромат.

Не какие-нибудь несколько деревьев, целая роща из шоптопорна и келикада́мба[104] — не путайте с кадамбой, это другой вид; у него большие, широкие листья, как у тика, и изящные, изогнутые ветви.

Стоя в зарослях цветущей шоптопорны тем прохладным зимним днем и глядя на стройную Бханумоти в цвете юности и сил, я думал, что мне посчастливилось сегодня встретить само воплощение смуглой и прекрасной богини леса — она ведь действительно происходила из царского рода! Эти лесные края, холмы, долины Мичхи и Каро, холмистые цепи Дхонджори по одну сторону и Нава́ды — по другую когда-то были владениями поверженной царской династии, к которой принадлежала эта девушка; сегодня этот древний род потерял всё, не выдержав натиска веяний другой эпохи и цивилизации, и Бханумоти ничем не отличалась от любой другой сантальской девушки. Глядя на нее в эти мгновения, я ясно видел перед своими глазами трагические главы неписаной истории Индии.

Этот вечер, как и многие прекрасные дни, которые мне довелось пережить в своей жизни, ярко теплился в сокровищнице дорогих воспоминаний — такой же сладкий, как сон, и такой же невероятный.

— Пойдем, или вы уже не хотите подниматься наверх? — обратилась ко мне Бханумоти.

— До чего же приятный аромат цветов, правда? Может, посидим тут немного, встретим закат?

— Как пожелаете, бабу-джи. Раз говорите, давайте посидим. Вы сегодня не хотите рассыпать цветы на могиле дедушки? Вы тогда научили, и я теперь каждый день приношу туда цветы. Сейчас вон их сколько в лесу, — ответила она с улыбкой.

Вдалеке, в долине у подножия холмов, красиво изгибаясь, текла на север река Мичхи. Солнце скрылось за едва различимой полосой невысоких гор Навады. Воздух наверху становился всё прохладнее, а благоухание шоптопорны еще гуще. Глубокие тени опустились на поросшие лесом холмы, лесистую долину внизу и хребты гор на том берегу Мичхи.

Бханумоти украсила волосы соцветиями шоптопорны.

— Посидим или поднимемся наверх? — спросила она.

Мы продолжили подниматься, каждый с веткой шоптопорны в руках. Наконец добрались до вершины холма. Вот он, тот старый баньян и древнее царское кладбище под его сводами. Всё вокруг усеяно большими, плоскими каменными плитами, напоминающими те, на которых индийские хозяйки толкут в порошок специи. Бханумоти вместе с сестрой Ни́чхони рассыпали цветы на могиле царя Добру Панны, мы с Джуголпрошадом последовали за ними.

Бханумоти радовалась, совсем как маленькая девочка. Так же по-детски просто и наивно она попросила:

— Постоим здесь немного, бабу-джи? Красиво, правда?

Я сказал себе: «Ну вот и конец. Я больше никогда сюда не вернусь. Не увижу ни это кладбище на вершине холма, ни этот лесной край. Я навсегда прощаюсь с цветущими шоптопорна по склонам Дхонджори и с Бханумоти. Спустя шесть долгих лет жизни в лесу я возвращаюсь в Калькутту, но отчего же чем ближе день отъезда, тем сильнее я привязываюсь к ним и не хочу отпускать?»

Хотел было сказать Бханумоти, что больше не приеду, чтобы услышать, что она скажет в ответ, но что толку от этих слов о пустой, невозможной любви и привязанности?

По мере того как опускался вечер, я всё отчетливее ощущал аромат нового цветка. В лесу вокруг росло много деревьев ночного жасмина. Сумерки становились всё гуще, а ночной воздух, наполненный благоуханием жасмина, еще более сладким. Шоптопорну здесь не встретишь, нужно спуститься ниже. Между тем ветви деревьев засветились огоньками светлячков. Каким свежим, сладким и успокаивающим был воздух! Разве может такой не продлить жизнь?

Мне совсем не хотелось спускаться вниз, но в лесу полно диких животных, к тому же со мной была Бханумоти. Джуголпрошад, вероятно, планировал собрать новые виды растений, чтобы потом посадить их где-нибудь. Он не замечал ничего, кроме незнакомых лиан, цветов и деревьев, — казалось, ничего другого его глаза не видели. Джуголпрошад действительно был сумасшедшим, но совершенно особенным.

История гласит, что Нур-Дхахан[105] привезла из Персии дерево чинар и посадила его в Кашмире. Ее уже давно нет, а весь Кашмир утопает в прекрасных рощах чинара. Джуголпрошада однажды не станет, но даже через сотню лет цветущие по зиме паучьи лилии в водах озера Сарасвати продолжат всё так же наполнять воздух своим ароматом, а в каких-нибудь зарослях будут покачиваться синие соцветия дикой гусиной лианы, напоминающие лапку гуся. Только вот скажет ли кто-то однажды, что именно Джуголпрошад всё это подарил лесам Нарха-Бойхар?

— Узнаете то дерево Танробаро слева? — спросила меня Бханумоти.

Я не узнал в темноте леса это милостивое лесное божество — покровителя диких буйволов. Луна не взошла, это была ночь темной половины месяца.

Мы уже почти спустились с холма и вновь вошли в ту рощу из деревьев шоптопорна. До чего же сладкий и пьянящий аромат!

Я сказал Бханумоти: «Посидим здесь немного».

Спускаясь через какое-то время по этой лесной тропе, я говорил себе: «Лобтулии больше нет, Нарха-Бойхар и Пхулкии тоже, но горы Мохаликхарупа и холмистые леса Дхонджори сохранились. Возможно, придет время, когда люди уже не смогут увидеть леса, всюду останутся лишь пахотные земли и дымоходные трубы текстильных и джутовых фабрик. И тогда они будут отправляться в эти уединенные лесные края как к местам паломничества. Пусть же этот лес останется таким же нетронутым до этого дня».

2

Вечером мы долго говорили вместе с Джогру Панна и его старшим братом о том, как у них обстоят дела. Деньги ростовщику они так и не вернули, к тому же им пришлось купить в долг двух буйволов, иначе не продержались бы. Раньше торговец-меварец из Гайи покупал у них масло-гхи, но вот уже несколько месяцев он не приезжает — и почти двадцать килограммов масла лежат в ожидании покупателя.

Пришла Бханумоти и села на крыльце в стороне. Джуголпрошад был большим любителем чая, и я знал, что он привез его с собой, но стеснялся попросить горячей воды.

— Бханумоти, не могла бы ты подогреть немного воды для чая? — обратился я к девушке.

Царевна никогда не заваривала чай. Здесь его не пили. Мы объяснили, сколько нужно воды, и вскоре она вернулась с глиняным горшком кипятка, а ее младшая сестра принесла несколько каменных чашек. Я предложил Бханумоти