Под знаком незаконнорожденных - Владимир Владимирович Набоков

указывает на то, что Набоков, не владевший немецким, читал ее во французском переводе (The Garland Companion to Vladimir Nabokov. P. 31).

…«Карточный домик» Шардена… – Французский художник Ж.-Б. С. Шарден (1699–1779) написал несколько картин на сюжет детской игры в карточный домик.

С. 71. …имя французского генерала <…> довели до самоубийства… – Ж. Буланже (1837–1891); обвиненный в заговоре, бежал из Парижа и после смерти своей возлюбленной застрелился у ее могилы (НСС, 577–578).

С. 71–72. …“Les morts, les pauvres morts ont de grandes douleurs. – Et quand Octobre souffle…”… – Из стихотворения Ш. Бодлера (1821–1867) «La servante au grand cœur dont vous étiez jalouse…» («Служанка скромная с великою душой…» – «Цветы зла», CIX. Пер. П. Ф. Якубовича). Стихи написаны в память о близком Бодлеру человеке, служанке Мариетте (Бодлер Ш. Цветы зла. М.: Наука, 1970. С. 415–416), что предвещает (при всей противоположности их образов) появление служанки с тем же именем в романе.

Посреди площади Скотомы (бывшей – Свободы, бывшей – Императорской)… – Смена названий столичной площади отражает три характерные стадии изменения общественного строя: переход от монархии к либерально-демократическому типу правления и к постреволюционной диктатуре. Новая власть замещает свободу уравнительной идеологией эквилизма (пародия на принцип «равенства», выдвинутый Великой французской революцией в 1790 г.), основанной на учении Скотомы, в самом имени которого, помимо намека на «скотство», содержится указание на ограниченность его взглядов: медицинским термином «скотома» (от греч. темнота) называется глазное заболевание, проявляющееся в ограниченности поля зрения; другое значение термина – слепое пятно. Кроме того, как отметил американский исследователь Л. Л. Ли, skotoma на новогреческом означает «убийство» (Lee L. L. Vladimir Nabokov. Boston: Twayne Publishers, 1976. P. 113).

красно-черный флажок – официальные цвета флага нацистcкой Германии – черная свастика в белом круге в центре красного полотнища.

С. 74. …вместе с несколькими другими субчиками (когда автору надоедает коверкать слова – или он забывает). – В оригинале редкое blokes («парни» на разговорном английском); отсюда замечание, что автор забывает, что его персонаж плохо владеет английским.

…domusta barbarn kapusta [чем жена страшнее, тем она вернее]… – Об особенностях искусственного языка в романе и об этой выдуманной поговорке О. Ронен заметил следующее: «Изобретенные Набоковым в его англоязычных романах “языки” представляют собой явный ответ на макаронический опыт Джойса. В “Бледном огне” типологически сходный с русско-норвежским торговым диалектом Шпицбергена (“мая-па-твая”) “земблянский язык” сочинен воображением душевнобольного героя романа. Заумный язык страны, в которой происходит действие романа “Bend Sinister” <…>, гибридный по словарю и грамматическому строю, мотивируется, как в “Поминках по Финнегану”, подпороговой парономастической логикой страшного сна. Он состоит частично из фонетической транскрипции или транслитерации искаженных фрагментов на иностранном языке (например, отрывочных цитат из “Послеполуденного отдыха фавна” Малларме <…>), из правильно переданных немецких и русских речений (воспринимаемых не знающим этих языков англоязычным читателем как заумные) и из многоязычных гибридов, выведенных по принципу каламбура или шарады, например: Domusta barbarn kapusta <…>. Здесь домуста – от англ. homeliest (home – дом), “самые некрасивые”; барбарн, псевдонемецкое множественное число от барбара, “женщина, жена”, – из рус. “баба”; капуста (!) – из латинской формулы casta et pudica, “чистая и целомудренная”» (Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. СПб.: Гиперион, 2002. С. 91–92).

Это наблюдение нуждается в уточнении и дополнении: слова casta et pudica нельзя назвать латинской формулой, но они действительно встречаются вместе, например, в таком порядке: «et vera, et pudica, et casta, et justa» («Послание к Лаодикийцам», 15). Кроме того, «domusta» прямо указывает на лат. domus (дом, семья), а слово «капуста», как считается, происходит от лат. caput (голова), что в целом усиливает латинскую основу поговорки, имитирующей латинские крылатые выражения (например, «castis omnia casta» – непорочному все непорочно); написание через «k» может подразумевать нем. kaputt (разбитый, усталый; погибший). Схожим образом «Klumba», название театра в гл. 4 романа, на местном языке значит «Голубиное гнездо» – русская «клумба» каламбурно соединяется с лат. columba (голубь). Замечания А. Филоновой-Гоув о принципах русско-французской диглоссии в романе (Filonov Gove A. Multilingualism and Ranges of Tone in Nabokov’s «Bend Sinister». P. 82–84) можно распространить и на использование в нем искаженных латинских слов или лексем («собачья латынь», как ее называл Набоков, характеризуя собственный псевдолатинский пассаж в конце первой части «Лолиты»), которые следует отнести к народной, сниженной речи персонажей, наряду с вульгарным или испорченным немецким.

С. 75. …каменная подмена эльфов. – В оригинале обыгрываются значения англ. changeling – устар. перебежчик, предатель; в мифологии – вещь или ребенок, оставленные эльфами взамен похищенного. Это редкое слово отсылает у Набокова к концовке 15-го эпизода «Улисса», в которой Блуму на темной дублинской улице является его умерший сын Руди: «Against the dark wall a figure appears slowly, a fairy boy of eleven, a changeling, kidnapped, dressed in an Eton suit with glass shoes and a little bronze helmet, holding a book in his hand» (Joyce J. Ulysses. L.: The Bodley Head, 1964. P. 702) В русском переводе: «На темном фоне стены медленно возникает фигурка, волшебный мальчик лет одиннадцати, подменыш, похищенный феями; он в итонской курточке и хрустальных башмачках, на голове небольшой бронзовый шлем, в руке книга» (Джойс Дж. Дублинцы. Улисс / Пер. В. Хинкиса, С. Хоружего, коммент. С. Хоружего. СПб.: Азбука, 2014. С. 903). Этот эпизод, написанный в модернизированной драматической форме и считавшийся Набоковым одним из лучших в «Улиссе», не менее важен для романа, как мы покажем далее, чем шекспировский диспут Стивена Дедала, и прежде всего из-за темы смерти сына. В университетских лекциях об «Улиссе» Набоков заметил: «Я не знаю ни одного комментатора, который бы правильно понял эту главу. Толкование психоаналитическое я, разумеется, целиком и полностью отвергаю, поскольку не исповедую фрейдизм с его заимствованной мифологией, потрепанными зонтиками и черными лестницами. <…> Я предлагаю рассматривать эту главу <…> как авторскую галлюцинацию, как забавное искажение самых разнообразных тем романа. Книга сама по себе есть сон и видение; эта глава – простое преувеличение, развитие характеров, предметов и тем, привидевшееся в кошмаре» (Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. СПб.: Азбука, 2014. С. 491–492. Пер. Е. Касаткиной).

Система мотивов «Незаконнорожденных» строится по сновидческой логике повторения элементов в различных вариациях. Поэтому, к примеру, имитация лавочником паровоза во второй главе («его маленький спутник выражал свою безумную радость, бегая вокруг Круга расширяющимися кругами, имитируя при этом паровоз: чух-чух, локти прижаты к ребрам, ноги двигаются практически синхронно, совершая жесткие и отрывистые шажки со слегка согнутыми коленями. Пародия на ребенка – моего ребенка») предвосхищает игру Давида в поезд в конце книги, а упоминание «подмены эльфов», с ее отсылкой к Джойсу, – кошмарную сцену в предпоследней главе романа, с мертвым Давидом, голова которого украшена «багряно-золотым тюрбаном». В конце гл. 4 к ногам Круга скатывается «предмет, похожий на шлем» – это спортивный шлем неназванного юноши, случайно встреченного Кругом на крыльце собственного дома («В прощальных тенях крыльца юноша, одетый как игрок в американский футбол, лунно-белое, чудовищно преувеличенное накладкой