Маленькие мужчины выросли - Луиза Мэй Олкотт

class="p1">Деми призадумался, не отрывая взгляда от цветов, дорогих каждой невесте, а потом расплылся в необыкновенной улыбке – растроганная Джози даже отвернулась, точно не имела права смотреть на зарождение великого чувства, которое дарует каждому юноше божественное счастье.

– Давай, – только и ответил он, срывая распустившуюся розу – и любовное послание было готово.

Довольная, что и она примет участие в романтической истории, Джози перевязала стебли изящным бантиком и закончила букетик, а Деми тем временем писал на карточке:

«Дорогая Элис!

Тебе известно значение этих цветов. Согласна ли ты выбрать один из них или все – и подарить мне гордость, любовь и счастье?

Навеки твой,

Джон».

Передавая карточку сестре, он подчеркнул всю важность ее задачи:

– Я тебе доверяю, Джо. Для меня на свете нет ничего важнее. Если любишь меня, то давай без шуток, милая.

Джози скрепила обещание поцелуем и упорхнула выполнять поручение, словно шекспировский Ариэль, а Деми остался мечтать среди роз, точно влюбленный Фердинанд.

Мэри и Людмила пришли в восторг от букетиков и даже позволили дарительнице сыграть в горничную для «наших невест» и украсить цветами одну темную головку и одну светлую – это несколько смягчило разочарование девочки, ведь фаты они все-таки надевать не собирались.

Элис одевалась сама: Дейзи была в соседней комнате с матерью, и даже их любящие глаза не видели, с какой радостью девушка приняла букетик, никто не видел ее слез и улыбки, а щеки ее попеременно бледнели и алели, пока она перечитывала записку и думала над ответом. В своем решении она не сомневалась, но ее останавливало чувство долга, ибо дома ждали тяжело больная мать и старый отец. Они нуждались в помощи, ради этого Элис и собиралась усердно учиться все четыре года. Конечно, любовь прекрасна, а жизнь в собственном домике с Джоном казалась ей раем на земле – но еще не пришло время. Сидя перед зеркалом, Элис медленно отложила распустившуюся розу и начала обдумывать серьезнейший в своей жизни вопрос.

Разве это мудро, разве великодушно – просить его подождать, связать его обещанием или даже выразить в словах любовь и восхищение к нему? Нет, куда благороднее принести жертву в одиночку и не мучить его напрасной надеждой. Он молод, он забудет ее, а она еще лучше исполнит свой долг, зная, что ее не ждет нетерпеливый возлюбленный. Глаза затуманились слезами, рука надолго задержалась на стебле, с которого Джон снял шипы, но Элис отложила в сторону и полураскрывшийся цветок, а после спросила себя: имеет ли она право надеть хотя бы бутон? Он выглядел бледно и скромно в сравнении с остальными цветами, но самопожертвование истинной любви подсказывало: нельзя подавать даже малой надежды, если не можешь ее оправдать.

Элис с грустью рассматривала знаки любви, которые с каждым мигом становились ей все дороже, и невольно прислушивалась к тихим голосам в соседней комнате. Открытые окна, тонкие перегородки и тишина летних сумерек донесли до нее несколько слов, а потом она уже не могла удержаться, ибо речь шла о Джоне.

– Какая Людмила душенька, привезла нам всем настоящего немецкого одеколона! В самый раз после суматошного дня! Проверь, чтобы Джон забрал свой – он любит одеколон.

– Да, матушка. Ты видела, как он сорвался с места, когда Элис закончила речь? Так и бросился бы к ней, если бы я не удержала! Неудивительно, что он так рад и горд. Я сама хлопала, едва перчаток не испортила – даже позабыла о своей неприязни к женскому ораторству, до того она серьезная, непосредственная, приятная!

– Он тебе что-нибудь сказал, милая?

– Нет; а знаешь почему? Бедняга думает, что я расстроюсь. Ничуть! Но я его хорошо знаю, поэтому жду и надеюсь, что все кончится благополучно.

– А как иначе? Ни одна девушка в здравом уме не откажет нашему Джону, пусть он небогат и никогда не наживет богатства. Дейзи, я давно хотела рассказать, как он поступил со своими деньгами. Он сам мне все открыл прошлым вечером, вот я и не успела с тобой поделиться. Он отправил бедного юного Бартона в больницу и оплачивал лечение – ему там спасли зрение, а это процедура весьма дорогая. Зато Бартон теперь может работать и обеспечивать старых родителей. А так он был в отчаянии – нищий, больной, а попрошайничать ему гордость не позволяла, и тогда наш милый все до последней монетки отдал и никому не сказал, даже родной матери, пока она клешнями не вытянула правду.

Элис не расслышала ответа Дейзи, погруженная в собственные размышления – на сей раз счастливые, судя по улыбке, светящейся в глазах, и решительному жесту – она приколола бутон к груди, будто говоря: «За хороший поступок он заслуживает награды – так пусть ее получит».

Следующие слова тоже принадлежали миссис Мэг – и опять она говорила о Джоне.

– Кто-то счел бы его решение неразумным и опрометчивым, даже непредусмотрительным, ведь у Джона самого почти нет денег, но я считаю так: он сделал мудрое и надежное вложение, ибо сказано в Библии: «Благотворящий бедному дает взаймы Господу». Я так обрадовалась, так гордилась – не стала предлагать ему ни пенни, чтобы не обидеть.

– Думаю, он потому и молчит, что не видит тут ничего необычного. Он так честен – ни чуточки для себя не попросит, когда другим готов отдать почти все. Вот только он забывает, как драгоценна любовь. Даром любви он благословлен щедро, это я вижу и чувствую, и всякая женщина будет рада такому подношению.

– Верно, дорогая. Я в свое время считала так же и согласна была трудиться и ждать вместе со своим Джоном – и во имя него.

– И Элис согласилась бы – надеюсь, он поймет. Но она такая добрая, так стойко исполняет свой долг – боюсь, откажется от своего счастья. А ты была бы не против, мама?

– Ничуть – нет на свете барышни лучше и благороднее. О большем для сына я и мечтать не могу и сделаю все, чтобы он не потерял эту чудесную, отважную девушку. В сердце ее хватит места и для любви, и для долга, и дожидаться нужного часа им будет легче, если ожидание окажется взаимным – а без него, сама понимаешь, не обойтись.

– Я так рада, что ты довольна его выбором и он не познал горечи разочарования.

Голос Дейзи дрогнул, тихо зашуршали платья, послышалось бормотание – видимо, дочь искала утешения в объятиях матери.

Элис не стала слушать дальше – она закрыла окно с некоторым смущением, но и с радостью: хотя