О пионеры! - Уилла Сиберт Кэсер

новшеств. Даже Лу, более податливый по сравнению с Оскаром, не любил работать иначе, чем соседи, – ведь те непременно станут перемывать Бергсонам кости.

Впрочем, на обратном пути братья быстро забыли о недовольстве и принялись шутить об Айваре с его птицами. О реформе свиноводства не заговаривали, и можно было надеяться, что сестра позабудет советы Айвара. Лу и Оскар заявили, что старик окончательно тронулся умом и ни за что не сумеет доказать свое право на владение землей[5], поскольку почти не обрабатывает ее. Александра взяла эти слова на заметку и втайне решила поговорить с Айваром, надеясь убедить его деятельнее осваивать участок.

Братья уговорили Карла остаться на ужин, а вечером увели купаться в пруду посреди пастбища. Александра, вымыв посуду, присела на пороге кухни, пока мать замешивала тесто на хлеб. Тихая ночь размеренно дышала ароматами луга. С пастбища доносились всплески и смех, а когда над безлесным горизонтом прерии стремительно взошла луна, пруд заблестел, словно отполированный металл, и тела купающихся мальчишек забелели в лунном свете. Александра мечтательно созерцала искрящийся пруд, но вскоре перевела взгляд на засеянный сорго участок возле амбара, где теперь планировала устроить новый загон для свиней.

IV

В первые три года после смерти Джона Бергсона дела семьи шли в гору, а потом для всех обитателей высокогорья настали тяжелые времена: три года засухи и неурожая – последний бунт дикой земли против наступающего плуга. Люди были в отчаянии. Бергсоны перенесли первое тяжелое лето мужественно. Из-за неурожая кукурузы рабочая сила подешевела, поэтому Лу с Оскаром наняли двоих человек и засеяли еще больше полей, однако все вложения пошли прахом. Окрестные фермеры впали в уныние. Те, кто уже и так задолжал, отказывались от своей земли. Некоторых лишили права выкупа, остальные упали духом. Поселенцы праздно сидели на деревянных тротуарах маленького городка и убеждали друг друга, что этот край не создан для человека, нужно возвращаться в Айову, Иллинойс – в любое другое место, где можно выжить. Братья Бергсоны, несомненно, были бы счастливы составить компанию дяде Отто в чикагской булочной. Как и большинство соседей, они были созданы следовать проторенной тропой, а не прокладывать путь в новых землях. Регулярная зарплата, несколько выходных и никаких забот – вот что составило бы их счастье. Не они виноваты, что их детьми притащили в это дикое место. Настоящему пионеру, первопроходцу, необходимо воображение и способность наслаждаться идеей больше, чем действительностью.

Подходило к концу второе голодное лето. Как-то сентябрьским днем Александра отправилась в огород на другой стороне низины – копать сладкий картофель, которому, в отличие от всей прочей растительности, гибельная засуха пошла на пользу. Но когда пришел Карл Линструм, она не работала – стояла в глубокой задумчивости, опершись на вилы, а рядом валялась ее шляпа. Высохшая земля пахла увядающей лозой, огород был полон созревших огурцов, тыкв и цитронов. На одном краю росли ревень и перистый аспарагус с красными ягодами. Посередине кустились крыжовник и смородина. Стойкие циннии, бархатцы и полоска красного шалфея своим цветением отдавали должное миссис Бергсон, которая после заката ведрами носила в огород воду, несмотря на запрет сыновей.

Карл медленно шел по тропинке, не отрывая глаз от Александры. Та не слышала его тихих шагов и стояла совершенно неподвижно, всем своим обликом излучая неизменно присущую ей серьезность и в то же время легкость. Густые рыжеватые косы, уложенные вокруг головы, выгорели на солнце. Его лучи этим прохладным днем приятно грели спину, а сияющая синева небес была столь прозрачна, что невооруженным глазом можно было проследить за полетом сокола до самых дальних ее пределов. Даже Карлу, от природы не склонному веселиться и значительно помрачневшему за два последних горьких года, в такие дни нравился этот молодой и дикий край, с насмешкой принимающий любую попытку его обуздать.

– Александра, – окликнул Карл, приблизившись, – я хотел с тобой поговорить. Сядем у крыжовника?

Он поднял мешок с картошкой и двинулся за подругой через огород. Когда они уселись на теплой, прокаленной солнцем земле, Карл спросил:

– Братья в городе?.. А мы наконец решились: все-таки уезжаем.

Александра взглянула на него с испугом.

– Правда, Карл? Окончательно?

– Да, отец получил ответ из Сент-Луиса – его готовы принять обратно на фабрику сигар. Нужно выйти на работу первого ноября, иначе наймут другого. Мы продадим ферму за сколько дадут и выставим скот на аукцион, иначе нам не хватит на переезд. Я собираюсь поступить в ученики к немецкому граверу, а потом поищу работу в Чикаго.

Александра уронила руки на колени. Ее глаза затуманились слезами, да и у Карла предательски дрожала нижняя губа. Он рассеянно ковырял землю палкой.

– Что мне больше всего в этом не нравится… Ты всегда была на нашей стороне и столько раз помогала отцу, а теперь мы убегаем и бросаем тебя в беде. Правда, и помощи от нас никакой – мы для тебя обуза, лишняя ответственность. Ты же понимаешь, отец не создан быть фермером, и это меня злит. Останься мы – только увязнем еще глубже.

– Да, конечно, Карл, я понимаю. Здесь ты загубишь себя, а ведь способен на куда большее. Тебе почти девятнадцать, и я не хочу, чтобы ты оставался, всегда надеялась, что ты вырвешься отсюда. А все-таки страшно представить, до чего я буду по тебе скучать – ты даже не догадываешься. – Она утерла слезы, не пытаясь их скрыть.

– Александра, я ведь ни разу не смог по-настоящему поддержать тебя, – с горечью возразил Карл. – Разве что старался иногда развеселить ребят.

Она с улыбкой покачала головой.

– О нет, вовсе нет! Ты поддерживал меня тем, что понимал – и меня, и братьев, и мать. Это, пожалуй, единственный способ кого-то поддержать по-настоящему. Ты единственный мне действительно помогал. И на то, чтобы пережить твой отъезд, мне потребуется куда больше мужества, чем на все прошлые беды.

Карл произнес, не поднимая глаз от земли:

– Знаешь, мы всегда полагались на тебя, даже отец. Просто смешно – случись что, так он сразу говорит: «Интересно, как поступят Бергсоны? Схожу спрошу у Александры». Помню, вскоре после приезда у нашей лошади начались колики, и я прибежал к вам, а мистера Бергсона не было дома, поэтому пришла ты и показала, как облегчить выход газов. Маленькая девочка, а о работе на ферме знала куда больше нашего бедного отца. Помнишь, как я тосковал по дому и мы с тобой часами болтали по дороге из школы? Как-то вышло, что мы о многом думаем одинаково.