Завтра будет лучше - Бетти Смит

Сэл кивком поблагодарил его, и он повесил костюм за шторку в глубине лавки. Скучающим, но зорким глазом профессионала Сэл проследил за тем, как чистильщик плюхнул порцию едко пахнущего крема на остроносые светло-коричневые броги. Потом поднял глаза и задом наперед прочитал надпись на витрине своей конурки: «Салон первоклассной чистки обуви и шляп». Ниже маленькими буквами было написано: «С. Де Муччьо, собств.»

Это «собств.» означало, что Сэл является владельцем бизнеса. Правда, за вычетом жалованья трем мальчишкам, стоимости материалов и арендной платы его доходы не превышали того, что получает клерк или фабричный рабочий. Преимущество было в том, что он никому не подчинялся, был сам себе хозяином, а это дорогого стоило.

Через туфли ноги ощущали тепло от трения. Сэл посмотрел на склоненную голову мальчика и удовлетворенно отметил про себя, что тот трудится на славу: задники полирует так же тщательно, как носки.

Раньше Сэл сам чистил обувь в парикмахерской при отеле, а еще раньше постигал это ремесло на бруклинских улицах. Он сумел открыть свое дело, потому что был честолюбив и старался полировать ботинки лучше, чем другие мальчишки. Теперь у него появились собственные подмастерья, и он научил их при помощи нескольких приемчиков добиваться того особенного блеска, который ценили его клиенты.

«Американский путь! – думал Сальваторе, рожденный в Америке иммигрантами из Италии. – Делай свое дело чуть лучше других, и добьешься успеха».

– Ну все, босс, – сказал мальчик, расправляя подвернутые брюки хозяина.

Сэл встал и ободряюще улыбнулся встревоженному парнишке. Тому было всего семнадцать, он тоже вырос в иммигрантской семье и тоже мечтал стать успешным американцем, считая, что для этого нужно во всем копировать начальника. Но Сальваторе знал: подражания недостаточно, – и часто говорил ребятам: «Не пытайтесь быть как я. Пытайтесь быть лучше. Тогда выбьетесь в люди».

Сэлу захотелось ласково потрепать мальчика по голове, но он подавил в себе этот импульс, подумав: «Еще решит, что я чертова фея». Вместо этого он в шутку махнул кулаком, как будто ему вздумалось ударить парнишку в челюсть. Тот с улыбкой увернулся, поняв этот жест правильно.

Надевая за шторкой свежевыглаженный костюм, Сэл отметил про себя: «Забавно, как люди разных национальностей тяготеют к разным ремеслам, и до чего по-разному они начинают карьеру. Например, еврейский мальчишка купит что-нибудь по дешевке и выгодно перепродаст: возьмет в пекарне крендельки по центу и сбудет в парке по два. Немчик станет продавать то, что смастерил сам: приготовит лимонад и принесет его на стадион или наделает вертушек из обоев. Греки сначала крутятся на задворках ресторанов, чтобы при случае доставить кофе в какую-нибудь контору. Потом их допускают до мытья посуды, ну а потом и до стряпни. Американские мальчишки продают газеты. Им нравится чувствовать себя в гуще событий, выкрикивать заголовки и ловко протягивать сложенные номера, одновременно беря деньги. Ну а ирландцы?»

Ирландцы ставили Сэла в тупик. Казалось, они никогда не работали. Только вечно ругались друг с другом и с другими мальчишками. Доказывали, что то-то и то-то правда или, наоборот, вранье. «Поэтому из них получаются хорошие политики», – решил Сэл.

Размышления об ирландцах напомнили ему о Рини – ирландке наполовину. Отец ее был сыном иммигрантов из Ирландии, а мать – американской немкой во втором поколении. В характере Рини – беспечном, безрассудном, рисковом – ощущалось больше ирландского, чем немецкого.

До нее Сэл встречался с другими девушками, которые, как и он сам, происходили из итальянских семей. Но влюбился он в Рини – сплошь американку, модную, эффектную. Только вот жениться на ней ему не очень-то хотелось. Она превосходно годилась для танцев и для «обжималок», но для роли жены…

В мечтах подруга жизни представлялась Сэлу красавицей, которая была бы страстной только с ним, а вообще являла бы собой образец чистоты сердца, ума и души. Однако он отдавал себе отчет в том, что это лишь туманный идеал: в действительности таких девушек не бывает. А Рини всем хороша. Кстати, она, может быть, тоже когда-то мечтала об идеальном муже – не о макароннике, который зарабатывает чисткой чужих ботинок.

Сам не зная почему, Сэл тянул с женитьбой. Вероятно, боялся, что этот шаг положит конец его молодости, что начнутся разочаровывающие серые будни. Он бы предпочел, чтобы все оставалось как раньше: влюбленность, свидания, украдкой выкроенные часы страсти, а в остальное время – полная свобода. Откладывая свадьбу, Сэл прикрывался родителями. Конечно, они воспитали его католиком и хотели, чтобы он женился на католичке. И грош цена была бы их религиозности, если бы они смогли через это легко переступить. Но как люди скромные, мать и отец позволили бы уговорить себя. Сэла они уважали и даже побаивались. Он был американец, совершеннолетний, независимый. Он мог жениться на ком пожелает и когда пожелает. Родители бы не стали препятствовать. Как он прекрасно знал, они были до смерти благодарны ему за то, что он от них не съезжает.

Четыре сестры Сальваторе родились еще в Италии. Три жили там до сих пор: они успели выйти замуж и нарожать детей до того, как родители уплыли в Америку (мать тогда была беременна Сэлом). Четвертая сестра вышла за американца итальянского происхождения и уехала с ним в Калифорнию. Сэл остался у стариков один. Как бы он ни поступил, они бы со всем согласились.

Ему нравилось, что родители смотрят на него, американца и бизнесмена, снизу вверх. «Вообще-то, – думал он, – они ни на кого так смотреть не должны. Ведь у них у самих есть какое-никакое собственное дело».

Родители Сэла поставляли владельцам новых домов готовые газоны. За несколько долларов в год Паскуале, отец, «арендовал» траву на пустующих участках Озон-парка. Они с женой выдергивали сорняки, подсеивали новые семена, стригли газон – в общем, ухаживали за ним, чтобы он стал ровным, густым и зеленым. Потом его резали на квадратики два на два фута, два дюйма глубиной. Паскуале выкладывал их встык, как ковер, на голой земле покупателя, поливал, выравнивал, и оп-ля! Получался новый газон – всего по двадцать центов за квадратный фут. В родительском окне тоже была табличка: «Де Муччьо, газоны на заказ».

Сэл предстал перед своими тремя мальчишками в свежевычищенной шляпе, свежевыглаженном костюме с белой гвоздикой в петлице, в сияющих туфлях. Ребята, выстроившись в ряд, воззрились на него с благоговением.

– Ну как я? Гожусь?

– Вы прямо как Валентино, – сказал чистильщик шляп. – Только у того рожа постная, а у вас нет.

Кто-то шумно подергал снаружи дверную ручку. Разгневанный клиент заглянул в лавку через оконце в двери.