Неизвестный Андерсен: сказки и истории - Ганс Христиан Андерсен

выдают этого, так и в голове Руди тихо проносились мысли, настойчивые, всепоглощающие мысли о счастье его жизни, мысли, которые теперь его никогда не оставляли. Взгляд его был прикован к одной точке среди листвы, к свету в окнах той комнаты, где жила Бабетта. Руди стоял неподвижно, можно было подумать, что он подкарауливает серну, но в этот момент он сам был похож на серну, которая подолгу может стоять будто каменное изваяние, и внезапно, заслышав шум скатившегося камня, срывается с места и исчезает. И точно так же Руди внезапно встрепенулся – ему в голову пришла одна мысль.

– Нельзя падать духом, – сказал он себе. – Надо наведаться на мельницу. Познакомиться с мельником, поздороваться с Бабеттой. Разве можно упасть, если ты этого не боишься. Бабетта все-таки должна посмотреть на меня, если я собираюсь стать ее мужем!

И Руди рассмеялся, у него было прекрасное настроение, он шел к дому мельника, он знал, что ему нужно, ему была нужна Бабетта.

Желто-белая река несла свои воды, ивы и липы нависали над быстрым потоком. Руди шел по тропинке и, как поется в старой детской песенке:

…шел и шел

к мельнику в дом,

один лишь котенок

в доме том.

Комнатная кошка вышла на ступеньки, выгнула спину и сказала «мяу». НоРуди особенно не задумывался о том, что она сказала. Он постучал в дверь, его никто не услышал, никто ему не открыл. «Мяу»,– сказала кошка. Если бы Руди был маленьким, он бы понимал язык зверей и услышал бы, что кошка сказала: «Никого нет дома». Но ему пришлось отправиться на мельницу, чтобы расспросить работников, куда подевались хозяева. Работники рассказали ему, что хозяин в отъезде, уехал он далеко, в город, который называется Интерлакен, inter Lacus, «между озер» – так учитель, отец Анетты, объяснял на уроках, что значит это название. Туда вот и поехал мельник вместе с Бабеттой, там завтра начинается большое соревнование по стрельбе, которое будет продолжаться восемь дней. Съедутся стрелки из всех немецких кантонов Швейцарии.

Бедный Руди! Можно было бы сказать, что для поездки в Бе он выбрал не самое удачное время, надо бы возвращаться назад, что он и сделал – отправился через Сен-Морис и Сьон в свою долину, в свои собственные горы, но при этом нисколько не унывал. Когда на следующее утро взошло солнце, он уже пребывал в прекрасном настроении, впрочем, это было его обычное состояние.

Бабетта в Интерлакене, в нескольких днях езды отсюда, сказал он себе. Далековато, если идти по проложенной дороге, но если пойти через горы, то не так уж и далеко, и это как раз самый подходящий путь для охотника за сернами, этим путем я уже ходил, там мой родной край, где я в детстве жил у дедушки. В Интерлакене состязание стрелков! Что ж, я буду там первым, и первым буду в сердце Бабетты, когда мы познакомимся!

Взяв с собой легкий рюкзак, в котором лежала его воскресная одежда, ружье и ягдташ, Руди отправился вверх по горе, коротким путем, который был все-таки неблизким, но состязание ведь только сегодня начинается и продлится еще больше недели, и все это время мельник и Бабетта будут гостить у своих родственников в Интерлакене. Руди шел через перевал Гемми, собираясь спуститься в Гриндельвальдскую долину. Бодро и весело шагал он по своему пути, наслаждаясь свежим, разреженным, бодрящим горным воздухом. Долина была далеко внизу, горизонт расширился. Одна за другой появлялись снежные вершины, и вот уже перед ним выстроилась целая цепь сверкающих Альпийских гор. Руди была знакома каждая из них. Он держал курс на Шрекхорн, поднимавший к небу свой припорошенный снегом каменный перст.

И вот Руди наконец-то перебрался на другую сторону хребта. К его родным долинам спускались пастбища, воздух был чистым и прозрачным, на душе было легко, горы и долины утопали в цветах и травах, сердце было полно юношеских мыслей: старость никогда не придет, смерти не существует! Жить, быть хозяином своей жизни, наслаждаться ею! Он чувствовал себя свободным как птица, легким как птица. И мимо него пролетали ласточки, которые пели, как во времена его детства: «Мы и вы! Вы и мы!» Казалось, его душа парит в прозрачной вышине.

Под его ногами расстилался бархатисто-зеленый луг, на котором были рассыпаны темные деревянные домики, внизу с шумом несла свои воды река Лючине. Он видел ледник, его верхнюю и нижнюю части, с зеленоватыми, словно стеклянными, краями, в окружении грязного снега, видел глубокие расщелины. До его слуха донесся звон колоколов из церкви, как будто это его приветствовали в родных местах. Сердце его забилось сильнее и вместило в себя так много, что Бабетта на мгновение пропала, настолько велико стало его сердце, настолько оно наполнилось воспоминаниями.

Он пошел по дороге туда, где мальчишкой вместе с другими детьми стоял на обочине и продавал резные деревянные домики. Вот там, за елями, все еще стоит дом дедушки, но теперь в нем живут чужие люди. По дороге бежали дети, они хотели что-то продать, один из них протянул ему цветок. Руди принял это за добрый знак и подумал о Бабетте. Вскоре он уже перешел по мосту, где соединялись два рукава Лючине. Здесь было больше лиственных деревьев, а раскидистые ореховые давали тень. И тут он увидел развевающиеся флаги, белый крест на красном полотнище, как у швейцарцев и датчан. Перед ним был город Интерлакен.

До чего же красивый город, не видал еще таких, подумал Руди. Настоящий швейцарский город в праздничном наряде, не то что другие, где теснятся каменные дома, тяжелые, неприветливые, напыщенные, а тут казалось, что деревянные домики как будто сбежали вниз в зеленую долину, к чистой, быстрой реке и выстроились ручейками, там и сям, образуя улицы, и самая прекрасная улица – она и вправду стала длиннее с тех времен, когда Руди здесь был в последний раз,– казалось, вся состояла из тех красивых резных дедушкиных домиков, которыми некогда был забит шкаф в гостиной и которые теперь выстроились вдоль улицы и подросли, словно старые, самые старые каштаны. Каждый домик был гостиницей, как тут говорили, с резными деревянными окнами и балконами и выступающими крышами. Домики казались необыкновенно нарядными и аккуратными, и перед каждым из них был разбит цветник, выходящий на широкую, засыпанную гравием дорогу. Дома стояли лишь с одной ее стороны, иначе бы из них не было вида на сочный зеленый луг, где паслись коровы с колокольчиками, звеневшими, как на высокогорных альпийских пастбищах. Со всех сторон луг обступили высокие горы, которые в одном