Неизвестный Андерсен: сказки и истории - Ганс Христиан Андерсен

других людей, но что это были за люди? Уроды, безобразные, толстые, с бело-желтыми лицами, на шее у них висели отвратительные мясистые складки, это были кретины[8], они с трудом передвигали ноги и осоловело таращились на пришедших незнакомцев, женщины выглядели ужаснее всего. Неужели такие же люди ждут его в новом доме?

3

Дядя

В доме дяди люди, слава богу, выглядели так, как Руди было привычно, там был только один кретин, бедный придурковатый парень, одно из тех несчастных и одиноких существ, которые, по обычаям кантона Вале, живут по очереди в разных семьях и раз в несколько месяцев переходят из дома в дом. Бедняга Саперли как раз жил в доме дяди, когда появился Руди.

Дядя оказался еще крепким охотником, а кроме того, он владел ремеслом бондаря, жена его, маленькая, подвижная женщина, чем-то походила на птицу, у нее были орлиные глаза и длинная, покрытая пушком шея.

Все здесь было внове для Руди, и одежда, и обычаи, и даже язык, но язык-то дети быстро схватывают, и Руди скоро заговорил на нем. Дом здесь по сравнению с домом дедушки выглядел более богато. Он был просторнее, на стенах висели рога серн и начищенные до блеска ружья, а над дверью висело изображение Божьей Матери, перед которым стояли альпийские розы и горела лампада.

Дядя считался в этих местах самым знаменитым охотником за сернами и к тому же самым опытным и знающим проводником. Руди вскоре сделался всеобщим баловнем, правда, в доме уже жил один любимец – старая, слепая и глухая охотничья собака, от которой уже не было никакого прока, но которая в прошлом верно служила хозяину. В семье помнили ее прежние заслуги, и потому теперь она была членом семьи, которому положено жить в заботе и любви. Руди первым делом погладил собаку, но она не спешила подружиться с чужаком, каким пока что был для нее Руди. Впрочем, вскоре мальчик завоевал сердца всех обитателей дома.

–Здесь, в кантоне Вале, не так-то уж плохо, – говорил дядя. – У нас водятся серны, они не вымирают так быстро, как горные козлы. Здесь живется гораздо лучше, чем в прежние времена. Как бы прошлое ни расхваливали, сейчас совсем другое дело, у нас тут как будто дыру в мешке пробили, как будто в нашу закрытую долину пустили воздух. Когда прощаешься с прошлым, всегда ему на смену приходит что-то лучшее!

А если дядюшка становился особенно словоохотливым, то заводил разговор о своем детстве, о своем отце в молодые годы и о тех временах, когда Вале был, как он говорил, «завязанным мешком», где проживало слишком много больных, несчастных кретинов.

– Но вот пришли французские солдаты, они были настоящими врачами, они сразу же убили болезнь, да и людей заодно. Вот уж что-что, а драться они умели, да и женщины их тоже не отставали!

При этом дядюшка кивнул в сторону своей жены-француженки и рассмеялся:

– Французы так ударяли по камням, что они расступались! Они пробили в скалах дорогу через Симплонский перевал, пробили так, что теперь я могу сказать трехлетнему ребенку: «Иди в Италию! Только держись дороги». И ребенок дойдет до Италии, если не сойдет с дороги!

А потом дядюшка затягивал французскую песню и кричал «ура» Наполеону Бонапарту.

Вот тогда Руди впервые услышал о Франции и о Лионе, большом городе на берегу Роны, где дяде довелось побывать.

Пройдет совсем немного лет, и Руди станет искусным охотником, все задатки у него для этого есть, говорил дядя. И он учил его держать ружье, целиться и стрелять, он брал его с собой на охоту в горы, давал ему пить горячую кровь серн, чтобы у него никогда не кружилась голова, он научил его, в зависимости от того, как светит солнце, предугадывать, с какой стороны горы сойдет лавина и когда – днем или вечером. Он учил его следить за сернами и перенимать их прыжки, чтобы, приземляясь на ноги, не терять равновесия, а ежели попадешь на край расщелины и не окажется опоры для ног, то надо опираться на локти, пускать в дело каждый мускул в бедрах и икрах, и даже шейные позвонки могут пригодиться. Серны умны, они выставляют стражу, но охотник должен быть еще умнее и заходить с подветренной стороны. И дядя умел обманывать серн: вешал свой плащ и шляпу на альпеншток, и серна принимала чучело за человека. Такую шутку дядя однажды показал Руди, когда они вместе были на охоте.

Горная тропинка была узкой, местами она совсем исчезала, лишь что-то вроде карниза тянулось над головокружительной пропастью. Снег уже подтаивал, камни крошились под ногами, поэтому дядя лег на землю и пополз вперед. Каждый отколовшийся камень падал в пропасть, ударялся о ее стены, подпрыгивал и снова катился, а потом прыгал между скалами, прежде чем затихал в черной бездне. В сотне шагов позади дяди на самом краю скалы стоял Руди, наблюдая, как в воздухе над дядей парит могучий ястреб-ягнятник, который взмахом крыльев собирается сбросить ползущего червя в бездну и заклевать его. Дядя не замечал ничего, кроме серны и ее козленка по ту сторону расщелины. Руди же не сводил глаз с птицы, он понимал, что она задумала, и поэтому держал руку на спусковом крючке. Тут серна вскочила, дядя выстрелил, и животное было сражено смертельной пулей, но козленок убежал, как будто всю жизнь только и делал, что спасался от погони. Огромная птица, напуганная выстрелом, резко взлетела. А дядя только потом узнал от Руди о грозившей ему опасности.

Домой они возвращались в прекрасном расположении духа, и дядя напевал песенку из своего детства, но вдруг неподалеку раздался какой-то странный звук; они оглянулись по сторонам, потом подняли головы. Наверху, на отлогом выступе, вздыбился снежный покров, он колыхался, словно большой кусок холста на ветру. И вот эти вздыбившиеся снежные волны треснули, будто мраморные плиты, осколки которых понеслись вниз пенистым потоком с грохотом, похожим на раскаты грома. Это была лавина, обрушившаяся хотя и не прямо на Руди и его дядю, но близко, совсем близко от них.

– Держись, Руди, – закричал дядя, – держись крепче!

И Руди ухватился за ствол ближайшего дерева, дядя же залез на дерево и ухватился за ветки. Лавина прокатилась в десятках метров от них, но ураганный ветер, опережающий ее, превращал в щепки кусты и деревья, которые казались сухими тростинками, и разбрасывал их во все стороны. Руди швырнуло на землю, ствол дерева, за которое он держался, как будто перерубили, а крону отбросило далеко в сторону. Там, среди обломков веток, лежал с разбитой