Миледи Ладлоу - Элизабет Гаскелл

– Но мне, право, жаль, что вы чрезмерно обременены делами, во многом из-за некоторых моих решений, которые добавили вам хлопот. Вам нужна помощь, это ясно, и я постараюсь что-нибудь предпринять. Вы говорите, речь идет прежде всего о письмах и счетах?

Мистер Хорнер, конечно, надеялся обрести себе помощника в лице нынешнего смышленого мальчугана – не прямо теперь, а со временем, – но неосмотрительно раскрыл свой заветный план, желая оправдаться перед миледи. Он уже хотел взять назад неуместную жалобу на чрезмерную загруженность и уверить госпожу в том, что покамест не нуждается в чьей-либо помощи, однако миледи опередила его и после минутного раздумья вдруг объявила:

– У меня есть идея! Мисс Галиндо с радостью согласится помогать вам, не сомневаюсь. Я сама переговорю с ней. Раз уж нам нужно нанимать писца, вот пусть она и получает жалованье, ей оно очень пригодится!

От удивления я чуть не воскликнула, вторя мистеру Хорнеру:

– Мисс Галиндо!

И было чему удивляться, но вам этого не понять, если я не расскажу вам про мисс Галиндо хотя бы все то, что сама знаю о ней. Мисс Галиндо много лет жила в здешней деревне, соблюдая за скудостью средств строжайшую экономию, однако ухитрялась всегда держать в доме служанку. Служанок она выбирала за какой-нибудь явный физический недостаток, который других хозяек отпугивал. В разное время у нее перебывали и хромые, и слепые, и горбатые. Однажды она взяла к себе безнадежно больную чахоточную, потому что иначе бедняжке пришлось бы идти в работный дом и там голодать. Бедняжка, разумеется, не справлялась ни с одной из обычных обязанностей служанки, и мисс Галиндо сама была при ней и служанкой, и нянькой.

Ее последняя (уже на моей памяти) служанка росточком едва дотягивала до четырех футов, хотя характер имела – не приведи господь! Никто, кроме мисс Галиндо, не стал бы ее терпеть. Хозяйка и служанка без конца препирались и ссорились, в душе оставаясь лучшими друзьями. Просто у мисс Галиндо была одна особенность: постоянно совершать добрые, подчас самоотверженные поступки – и постоянно говорить обидные вещи. «Колченогая», «безглазая», «уродка», «карлица» то и дело слетало у нее с языка, когда она выговаривала прислуге; и только чахоточная ни разу не слышала от нее резкого слова. Но я все же думаю, не было служанки, которая не любила бы мисс Галиндо, несмотря на ее вспыльчивый нрав и несуразные выходки: все знали, что в действительности у нее добрейшее, поистине золотое сердце. Кроме того, она обладала бесподобным юмором, и очень часто ее гневные речи не столько задевали, сколько забавляли; и наоборот, какая-то остроумная дерзость прислуги могла до того рассмешить ее, что в разгар перебранки она вдруг заливалась хохотом.

Россказни о том, как мисс Галиндо выбирала и третировала служанок, хоть и были излюбленной темой деревенских кумушек, никогда не достигали ушей леди Ладлоу, но, без сомнения, во всей красе доходили до мистера Хорнера. Что же знала миледи о мисс Галиндо? А вот что. В те времена у состоятельных дам графства завелся обычай учреждать в каждом городе, где заседали ассизные суды[63], так называемый лабаз под присмотром какой-нибудь почтенной старушки – вдовы священника, например. За ее деятельностью надзирал, впрочем, комитет из числа дам-учредительниц, которые платили ей небольшое жалованье в виде некоего процента от суммы проданных товаров; товары эти представляли собой мелкое рукоделие и вещицы, сделанные руками бедных или вовсе неимущих женщин, чьи имена обозначались лишь инициалами или не обозначались никак (по желанию автора).

Неумелые акварели, рисунки синей и черной тушью, каминные экраны и ширмы с украшениями из мха и высушенных листьев, «картины» на бархате и прочее в том же роде размещалось в глубине лавки. А так как окна там были самые простые, подъемные, с тяжелыми грубыми рамами – применительно к лабазу именно такие окна считались почему-то хорошим тоном, – то света внутрь проникало немного, и я не могла судить о достоинствах «художественных произведений», собранных под соответствующей табличкой. Зато на другой, светлой стороне, под надписью: «Полезные изделия» – были выложены разнообразные образцы рукоделия необычайно высокого качества, в чем каждый легко мог убедиться. Какое искусное шитье! Какая строчка! Какие петельки!.. Сколько чулок и носков превосходной вязки, а главное – в глазах леди Ладлоу – сколько мотков тончайших льняных нитей!

И наилучшие, самой искусной работы изделия, как отлично знала леди Ладлоу, выходили из рук мисс Галиндо. Правда, при всем изумительном мастерстве белошвейки, мисс Галиндо не успевала за модой и, к примеру, дюжина ночных чепцов, на материю для которых она потратила свои кровные деньги, а на изготовление – свое драгоценное время и зрение, месяцами лежала печальной стопкой, никого не привлекая и мало-помалу желтея. Мне рассказывали, что в подобных случаях мисс Галиндо забавляла всех даже сверх обыкновения – саркастические шутки, приправленные самоиронией, сыпались из нее как из рога изобилия. И совсем иная картина наблюдалась в то время, когда мастерице «К» (инициал, который она избрала для себя) поступал большой и выгодный заказ: тогда мисс Галиндо целыми днями сидела за шитьем и почем зря бранила служанку. Эту странную закономерность сама она объясняла так:

– Когда все усилия пошли прахом, остается только лечь и помереть, если не придавишь тоску доброй шуткой. Но когда надо с утра до ночи сидеть с иголкой в руке, должна же я как-нибудь разогнать кровь по жилам, не то меня удар хватит! Вот и бранюсь с Салли.

Таковы были порядки и образ жизни в доме мисс Галиндо. Вне дома, в деревне, ее не очень-то жаловали, хотя, случись ей уехать в другие края, о ней бы скучали. Она задавала хозяйкам слишком много въедливых (чтобы не сказать неприличных) вопросов касательно их средств и трат (а даже последний бедняк не любит докладывать посторонним, на что он потратил свой грош), совала нос в чужие кладовки, выискивая тайные следы расточительства, и допытывалась, каков у семьи недельный расход масла… покуда однажды не нарвалась на дерзкий отпор; всякий другой на ее месте оскорбился бы, а мисс Галиндо только посмеялась.

По своему обычаю, она хотела без приглашения зайти в какой-то деревенский дом и в дверях столкнулась с хозяйкой, выгонявшей за порог утку. Женщина была так занята провинившейся птицей, что посетительницу вроде как не заметила.

– Пошла вон, мисс Галиндо! – сердито кричала она утке. – Вон отсюда!.. Ой, извините, – сказала она, словно бы только сейчас увидев гостью. – Ишь, проныра: чуть зазеваешься – она в дом! Вон, тебе говорят, мисс Гал… – повторила она