Событие в аду - Рюноскэ Акутагава

родилось. Китайские философы принесли нам не только свое учение, но и разные вещи: шелк из государства У, драгоценные камни на государства Цинь. Они принесли с собою и еще более ценную вещь, чем эти сокровища: свои чудесные письмена. Но можно ли сказать, что Китай завоевал нас этим? Посмотри, например, что сталось с письменностью. Вместо того, чтобы завоевать нас, она сама оказалась нами завоеванной. Среди туземцев, которых я знавал в древности, есть поэт по имени Какиномото-но-Хитомаро [Известнейший поэт Японии VIII века]. Его песнь о Танабата [Один из пяти больших народных праздников Япония (7 июля по лунному календарю), когда разделенные рекою Млечного Пути влюбленные звезды Пастух и Ткачиха – встречаются друг с другом на самом близком расстоянии] до сих пор еще живет в памяти нашего народа. Попробуй прочесть содержание этой песни. Ты уже не найдешь в ней китайских Пастуха и Ткачиху. В ней воспеваются настоящие японские влюбленные – Хикобоси и Танацухимэ. У изголовья их звучали чистые струи Небесной Реки [Японское название Млечного Пути – «Амано-гава»], похожей на реки нашей страны, а не волны Серебряной Реки [Китайское название Млечного Пути – «Ин-хэ»], подобной рекам Китая – Хуанхе и Ян-цзы. Но я должен говорить не в песнях, а о письменах, Хитомаро, правда, воспользовался Китайскими письменами, чтобы записать ими слова своей песни. Но он сделал это не для того, чтобы передать ими значение слов, а для того только, чтобы при помощи их записать произношение [Хитомаро, пользуясь китайскими иероглифами, не заботился о том, какое понятие изображает длинный иероглиф, а обращал внимание лишь на его внешнюю, звуковую сторону].

– В противном случае наш язык сделался бы языком китайским. Этого не произошло, и не столько в силу заслуг самого Хитомаро, сколько благодаря могуществу богов этой страны, охранявших его душу.

– Потом китайские философы передали нам свою каллиграфию. Мы всегда во множестве посылали к ним своих людей: Куукай [Монах XIV века, основатель будлийской секты Сингон известный каллиграф], Доофуу, Сари, Коозэй [Имена известных японских каллиграфов], все имели перед собою лучшие китайские образцы. Но их кисть явила миру совершенно новые красоты. Оставленные ими письмена не имеют ничего общего с тем, что дали китайцы-каллиграфы Ван Си-чжи и Чу Чжу-лян, – это письмена уже чисто японские. Но мы одержали победу не только в письменности. Спроси у туземцев этой страны. Они верят в то, что если на корабль погружены книги китайского философа Мэн Цзы, то такому кораблю не миновать гибели, так как эти книги могут навлечь наш гнев. Правда, бог ветра Синато еще ни разу не позволил себе подобной шутки, но в самом веровании уже смутно чувствуется могущество наших богов, населяющих эту страну. Что ты об этом думаешь? Органтино в ответ бросил на старика тупой взгляд. Плохо знакомый с историей страны, он не понял и половины из того, что красноречиво развивал перед ним старик.

– Вслед за китайскими философами пришел индусский принц Сиддарта, – продолжал старец.

Говоря, он на ходу сорвал цветок с розового куста, стоявшего сбоку дорожки, и с наслаждением втянул в себя его аромат. Однако, сорванный цветок спокойно оставался пребывать на старом месте. То, что находилось в руке у старца, было одинакового цвета и запаха с цветком на кусте, но контуры были расплывчаты и туманны.

– Судьба Будды была та же самая. Впрочем, я боюсь наскучить тебе подробностями. Мне хочется обратить твое внимание только на учение о единой природе буддизма и синтоизма [Учение, провозглашенное в IХ веке приверженцами буддизма. Заботясь об укоренения буддизма на японской почве, они распространили версию, что Будда и бодисатвы Индии, переселившись для спасения душ верных в Японию, явились здесь в образе национальных богов]. Это учение говорит туземцам нашей страны, что богиня Оо-Хирумэ-Мучи есть то же самое, что Махаавай-рокана у индусов. На чьей же стороне оказалась победа: богини Оо-Хирумэ-Мучи или же Махвавай-рокана? Допустим, что современные туземцы знают богини Оо-Хирумэ-Мучи. Допустим, дальше, что многие из них знают только Махаавайрокана. И все-таки, если им является во сне видение Махаавайрокана, то не в образе индусского божества, а в образе богини Оо Хирумэ-Мучи. Вместе с Синраном и Ничирэном [Буддийские монахи, основатели буддийских сект в Японии] я тоже прогуливался под сенью двух сандаловых деревьев, под которыми Сакья-Муни проповедовал свое учение. Но Будда к которому восторженно рвались их сердца, рисовался их воображению не в образе чернолицего индуса с сияющим нимбом над головой, а братом мягкого и величавого принца Дзёогуу-Тайси [Принц Сеотоку-Тайси (VII в.) – преобразователь Японии, ревностный последователь и распространитель буддизма]. Но я обещал тебе не распространяться больше об этом. Я хочу только сказать, что ни Иисусу, ни другим пришельцам нечего рассчитывать на победу в этой стране…

– Постой. Несмотря на все, что ты говоришь, – прервал старика Органтино, – сегодня мне как раз удалось обратить в христианскую веру троих самураев.

– Ну, и что же? В христианство может обратиться сколько угодно людей. Если говорить только об обращении в новую веру, то большая часть туземцев этой страны приняла учение Сиддарты. Но из этого еще ничего не следует. Наша сила, о которой я тебе говорю, – сила не разрушительная, а преобразующая.

Старец отбросил розу в сторону. Цветок растаял в вечернем воздухе, лишь только отделился от его руки.

– Преобразующая сила? Ну, она свойственна не вам одним. Она имеется в любой стране. Возьмем, например, античных богов Греции. Ведь и демоны, той страны.

– Великий Пан умер. Может быть, и Пан когда-нибудь воскреснет, я ничего не говорю, но мы, как видишь, продолжаем жить до сего времени.

Органтино с любопытством посмотрел сбоку на старика.

– Ты разве знаешь Пана?

– А почему же нет? О нем написано в книге, которую привезли из Европы дети владетельного князя одной из западных провинций. Но вернемся к нашему разговору. Ты говоришь, что преобразующая сила свойственна не нам одним. Пусть так. И все-таки вам не мешает быть постоянно на чеку. Я сказал бы даже: тем более вам необходимо быть на чеку. Потому что мы, ведь, боги очень древние. Подобно богам Греции, мы видели зарю человечества.

– Все равно, Иисус должен победить, – упрямо повторил Органтино.

Но старец продолжал говорить, как будто не расслышав его слов.

– Несколько дней тому назад я встретился с одним греком-моряком, который высадился на западном побережье. Это был не бог, а обыкновенный человек. Мы сидели с ним на скале при свете месяца, и моряк рассказывал мне всякие истории: о том, как попал в плен к одноглазым циклопам: о богине, превращающей людей в кабанов;