Событие в аду - Рюноскэ Акутагава

– Эта страна богата чудными пейзажами, климат ее в общем мягок. Туземцы… Да, пожалуй, я предпочел бы этим желтолицым человечкам чернокожих негров, но в их характере, в общем, тоже можно найти привлекательные черты. Вот и число верующих в последнее время возросло уже до нескольких десятков тысяч, а в самом центре столицы вырос этот храм. Следовательно, если я и не могу сказать, что жизнь моя сложилась здесь приятно, то у меня нет оснований считать ее и неприятной. А между тем я как-то стал легко поддаваться мрачным настроениям. Меня тянет обратно в Лиссабон, мне хочется иногда покинуть эту страну. Что же это такое? Простая тоска по родине? Нет. Если бы я мог оставить эту страну, я уехал бы куда угодно, не обязательно к себе в Лиссабон: в Китай, в Сиам, в Индию, все равно куда. Значит, не одна тоска по родине – виновница моего мрачного настроения. Мне хочется лишь одного: бежать, бежать отсюда, – и чем скорее, тем лучше. Но… но, ведь, эта же страна богата чудными пейзажами. И климат ее в общем мягок…

Органтино тяжело вздохнул. В это время его взор случайно упал на осыпавшиеся лепестки вишневых цветов, белесоватыми точками усеявшие темно-зеленый ковер мха в тени деревьев, Вишня! Органтино, словно пораженный, всматривался в полумрак, висевший между деревьями. Среди группы пальм, словно сонное видение, предстала перед ним вся окутанная облаком цветов японская вишня «итозакура», с тонкими, как ниточки, ветвями, опущенными книзу.

– Господи, спаси и помилуй!..

Органтино хотел, было, уже перекреститься, чтобы отогнать от себя наваждение. Это длилось всего момент. Но в этот момент он почувствовал, как его охватывает жуть при виде этой цветущей японской вишни с поникшими ветвями, неожиданно выросшей перед ним в темноте. Нет, даже и не жуть, – это было скорее чувство какой-то тревоги, внушаемой ему видом вишни. Она показалась ему олицетворением самой Японии. Но уже в следующий момент, когда он разглядел, что это была самая обыкновенная вишня, не представлявшая собой ничего особенного, ему сделалось неловко за себя. Он усмехнулся и опять направился тихими бессильными стопами в сторону дорожки, с которой только что свернул.

* * *

Спустя полчаса он уже возносил молитвы Иисусу в алтаре храма Намбандзи. Единственная лампа, свисавшая с круглого потолка, слабо озаряла внутренность алтаря. На его стенах, расписанных фресками, можно было разглядеть в свете лампы изображение Сан Мигуэло, сражавшегося с дьяволом из-за тела Моисея. В этот вечер не только отважный архангел, но и разъяренный князь тьмы выглядели прекраснее обыкновенного, быть может, этому способствовал неясный свет лампы. А может быть, тонкий аромат свежесрезанных роз и дроков, что красовались в вазе перед алтарем, создавал эту иллюзию. Органтино стоял за алтарем на коленях, с опущенной головой, и жарко молился:

– О, Премилосердный Иисус! С тех пор, как я покинул Лиссабон, я посвятил свою жизнь служению Тебе. Много трудностей я встретил на пути, но стремясь к вящей славе Твоего Креста, я не сделал ни одного шага назад. Конечно, не своим силам должен я приписывать это, но Твоему милосердию, Господи. Но вот, находясь здесь в Японии, я впервые почувствовал, какую тяжкую миссию я возложил на плечи. В этой стране, в ее горах и лесах, в ее городах, тесно застроенных домами, таится какая-то неведомая сила. Она тайно препятствует мне в выполнении моей миссии. Да, это именно так, иначе я не погружался бы в такое мрачное отчаяние, которое беспричинно овладевает мною в последнее время. Что это за сила, я не знаю. Она подобно подземному источнику разливается по всему пространству этой страны. И пока эта сила не будет повержена в прах, о Премилосердный Иисус, быть может, жителям Японии, погрязшим в язычестве, не суждено будет во веки узреть великолепие Твоего парадиза. Эта мысль терзает меня уже несколько дней. Пошли же, Господи, мужества и терпения рабу Твоему Органтино.

В это время Органтино вдруг почудилось, что до его слуха донеслось пение петуха. Не обращая внимания, он продолжал молиться:

– Чтобы выполнить свою миссию, я должен бороться с силою, которая таится в горах и реках этой страны, а, может быть, и с духами, невидимыми человеку. Когда-то в древние времена Ты потопил на дне Чермного моря египетские полчища. Но могущество духов этой страны едва ли уступит силе египетских легионов. Пошли, Господи, и мне сил в борьбе с этими духами, как Ты посылал пророкам древности…

Слова молитвы вдруг застряли в его устах: возле престола раздалось оглушительное кукареканье петуха. Органтино с недоумением оглянулся по сторонам. Что это такое? Сзади него на самом престоле расхаживает белохвостый петух! Вот он выпятил грудь колесом и еще раз прокричал – ку-ка-ре-ку, как будто возвещая наступающий рассвет.

Органтино вскочил на ноги и, расставив рукава своего длинного «абито», поспешно стал сгонять петуха с престола. Но не успел он сделать и двух-трех шагов, как остановился, словно вкопанный, и только коротко воскликнул:

– О, Господи!

Весь алтарь, погруженный в полумрак, был наполнен бесчисленной стаей петухов, неизвестно когда и откуда проникших сюда. Они носились в воздухе и сновали по всем углам алтаря. Целое море петушиных гребней шевелилось перед глазами Органтино.

– О, Господи, спаси и помилуй!

Он опять хотел перекреститься, но не мог даже шевельнуть рукой; она казалась зажатой в тисках. Тем временем внутренность алтаря озарилась светом, как бы исходящим от пламени костра. Он лился неизвестно откуда. Органтино стоял задыхаясь: одновременно с появлением этого света его глаза различили смутные силуэты каких-то людей, выплывавшие со всех сторон. Силуэты на его глазах принимали отчетливые формы, и взору Органтино предстала, наконец, толпа невиданных мужчин и женщин, от которых веяло первобытной простотой. На шеях у них красовались ожерелья из продолговатых камней, нанизанных на шнурки. Все они были оживлены и весело смеялись. Лишь только их фигуры приняли отчетливые очертания, как из бесчисленной стаи петухов, толпившихся в алтаре, раздалось сразу несколько голосов «ку-ка-ре-ку», прозвучавших еще громче прежнего.

Одновременно стены с изображением Сан-Мигуэло растаяли как туман, поглощенный мраком ночи. И вслед затем, перед глазами остолбеневшего Органтино встала, как мираж, картина японской вакханалии. Он увидел японцев, облеченных в древние одежды. Они сидели в кругу, озаренные пламенем костра, и угощали друг друга кубками «саке». В середине круга на опрокинутой вверх дном огромной бочке исполняла бешеный танец какая-то женщина. Такого пышного телосложения он еще никогда не видел у женщин Японии. Позади бочки стоял дюжий мужчина, спокойно и важно поддерживая рукой выдернутое с корнем