Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Касслер Клайв

— Да здравствует стачка! — снова взорвался зал, но человек опять попросил тишины.

— Завтра с утра, наши агитаторы, в сопровождении рабочих дружин должны выйти в город и пресекать любые попытки религиозного насилия, — произнёс он, — владельцы заводов активно использовали против нас религиозных фанатиков! Завтра мы должны выступить перед прихожанами обоих церквей и разъяснить народу смысл нашей борьбы! Дать понять, что среди нас есть и католики, и протестанты, и евреи, и даже те кто не ходит ни в одну из церквей! Эта всеобщая стачка должна объединить всех простых британцев в борьбе за свои права, и стать началом массового рабочего движения, началом нашего единства и первым шагом в борьбе за светлое будущее грядущих поколений, товарищи! И мы не позволим завтра, обнаглевшим барыгам, гордо именующих себя бизнесменами, просто так взять и лишить наши семьи праздника, и вынудим их понести убытки…

Человек выступал, люди, время от времени одобряли его криками и возгласами, а когда он закончил и сошёл с трибуны его моментально обступили рабочие задавая вопросы на которые он тихо и размеренно отвечал.

— Идём, идём, — потянул за собой Чарли Джек.

Они протиснулись сквозь плотно обступивших оратора людей. Джек вытолкал Чарли вперёд.

— Товарищ Томпсон! — увидел Джека оратор и попросил, чтобы его пропустили.

— Здравствуйте, товарищ Галлахер, — пожал Джек руку оратору.

— Очень рад, Томпсон, увидеть тебя, — обнял Галлахер Джека и посмотрел на Чарли.

— Ну, а с Вами, молодой человек, как я понимаю, я просто обязан познакомиться? — Галлахер протянул Чарли руку, — Уильям Галлахер.

— Очень рад, мистер Галлахер, — растерявшись, пожал руку Чарли, — меня зовут Чарльз Гудвин… Вы говорили… вы говорили прям как я думаю!

— Мы все тут так думаем, — рассмеялся Галлахер, — и сколько же тебе лет, парень?

— Уже четырнадцать, мистер Галлахер, — неуверенно произнёс Чарли.

— Четырнадцать, — покачал головой Галлахер, — а почему ты не в школе, а тут, на заводе? Почему ты пошёл работать, а не учиться?

— Я учился, — опустил голову Чарли, — я очень хочу учиться. Но мы не можем ходить в школу, потому что нам не дают этого делать. В школу ходит только один из моих братьев. Он может за себя постоять, а вот младший нет.

— Прискорбно, — ответил Галлахер, — ну а сам? Хочешь угадаю?

Чарли посмотрел на него.

— У вас большая семья, — сказал Галлахер, — мама не может найти работу, потому что ходит не в ту церковь, отец еле справляется, а ты решил помочь им и пошёл на завод? Верно?

— Верно, — кивнул Чарли, — откуда вы знаете про церковь?

— Ты правильно сделал, хотя дети на заводах и в шахтах это чудовищно. У всех детей на фабриках и заводах одинаковая судьба, — ответил Галлахер, — я пришёл на завод когда мне было десять. Чего тут угадывать, если все мы повторяем путь друг друга?

— А я могу вступить к вам в партию? — спросил Чарли, — я услышал то, что сам давно говорю отцу и матери. Отец согласен со мной, но мне кажется, что он боится.

— Он осторожный и боится за тебя и твоих братьев и сестёр, — ответил Галлахер, — а коммунистом ты стал давно, едва только начал думать и действовать как твои товарищи по заводу.

— Разве? — удивился Чарли.

— Не думаю, что тебе прям сразу нужен партийный билет, — усмехнулся Галлахер, — их нет и у половины членов нашей партии. А если тебя сюда пригласили, то можешь считать, что тебя приняли в местную организацию. А значит сочли достойным. И это значит, что ты уже коммунист.

Чарли улыбнулся.

Галлахер достал из внутреннего кармана куртки книжку и протянул её Чарли.

— Эта книга называется «Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения». Её написал наш товарищ из России, с которым я очень дружен уже несколько лет. Его зовут Владимир Ульянов. Но он известен под другой фамилией, Ленин. Прочти её, а потом с тобой обсудим его мысли.

— Спасибо, сэр, я буду осторожен с ней, — ответил Чарли аккуратно взяв книжку…

Фредерик молча сидел в спальне закрыв двери, низко опустив голову и подперев её руками. Возле него лежал раскрытый конверт и письмо Святому Николаю от детей…

Вошла Августа и присела рядом.

— Фрэд? — спросила Августа, потормошив муже и перевела взгляд на письмо.

— Да? — посмотрел Фредерик на жену.

— Что случилось? — спросила Августа.

Фредерик молча подал ей лист исписанный каракулями Уильяма.

«Дорогой Святой Николай! — прочла Августа, — Пишут тебе Гарольд, Джесси и Уильям из города Фулема. Ты знаешь где это и думаем, что ты знаешь, что мы Гудвины и раньше жили в Мелкшаме, но почему-то очень быстро уехали оттуда.

Мы не хотим просить у тебя подарков. Нам сейчас трудно, потому что мы уехали из Мелкшама и наша мама не может найти себе работу из-за того, что она католичка, а папе пришлось бросить свою мастерскую и начинать всё с начала на новом месте. Маму сильно обидели и не взяли на работу. Ты знаешь, что она всегда работала учительницей. Мама думает, что мы этого не знаем, но мы знаем всё. Ты можешь сделать так, чтобы наша мама опять работала учительницей? Если да, то сделай.

Папа постоянно грустный, хотя делает вид, что он весёлый. Ему не нравится чинить машины и он давно не занимался наукой, хотя он учёный. Мы думаем, что ты мог бы папе помочь открыть новую лабораторию, чтобы он опять занимался наукой, а не чинил машины для богатых и не ходил по вызовам как простой электрик.

В Мелкшаме нам было хорошо и ещё потому, что в Мелкшаме никто не обижал Гарри и Гарри учился в школе. Гарри хочет ходить в школу, но ему не дают. Его сильно побили протестанты за то что он католик, и сейчас Гарри боится ходить даже на улицу.

А Джесси не может учиться, потому что её не возьмут в протестантскую школу для девочек, а самая ближайшая католическая аж в Лондоне. Просим тебя, Святой Николай, сделай так чтобы мы ходили в школу все вместе, как это было в Мелкшаме!

А вчера нас прогнали от городской ёлки на площади, где играли другие дети. Нам сказали, что католикам нельзя там появляться. Почему, Святой Николай? В чём мы провинились, что нам нельзя посмотреть на красивую ёлку? Сделай так, чтобы все дети могли праздновать Рождество вместе! И чтобы никто никого не прогонял!

Лилли теперь почти не бывает дома. Она ухаживает за одной старой леди, вместо того чтобы готовиться к поступлению в университет. И хотя ей пришло письмо из Лондонской медицинской школы, что её готовы допустить к экзаменам, мама сказала, что теперь придётся потерпеть с поступлением. Лилли плакала.

И ещё, мы не хотим чтобы Чарли работал на заводе. Пусть он снова пойдёт в школу!

На это Рождество у нас не будет разных вкусных угощений, потому что у нас просто нет денег. А те что есть, это мама с папой откладывают на новый переезд. Но мы их начали проедать. А вдруг заболеет Сидней? Ты не подумал, Святой Николай, чтобы сделать так, чтобы Сидней не болел? Он часто простуживается и тогда мы переживаем за него. Мы хотим, чтобы он вырос и стал знаменитым! Он и сейчас знаменитый на всю улицу потому что много и громко плачет!

В общем, просим тебя, Святой Николай не про подарки, а про то, чтобы мы жили так как в Мелкшаме, где мы были счастливы!

Джесси, Гарри и их брат Уилл!

От себя: мне ничего не надо. Исполни желания младших!

— Ну что сказать? — вздохнула Августа отложив письмо детей, — можно было бы улыбнуться, чтобы не заплакать…

…Тед Холли был огромным и толстым, и сказать что он был просто здоровый телом во всех отношениях, это не сказать ничего. Постоянно бривший голову, Тед казался всем страшным. Здоровенное тело казалось каменной глыбой, движущейся медленно но уверенно, не замечающей ничего и никого на пути. Но на самом деле это было не так. В этом огромном теле билось доброе и чуткое сердце, отзывчивое и даже нежное. Стоило только заговорить с этим человеком, как можно было понять насколько обманчива бывает внешность.