Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Касслер Клайв

…Солдаты ворвались утром и сволокли в семью в этот же самый паб. Стояла такая тишина, что было слышно даже мух бьющихся об стекло в окне.

Офицер прохаживался по залу, время от времени поглядывая на Сейджей выстроенных в ряд лицом к стене.

Солдаты выволокли из подвала раненого и швырнули на пол, на середину зала.

— Итак, — начал офицер, — значит вы все как один утверждаете, что этот раненый бандит, всего лишь неизвестный вам человек, которого вы нашли на пороге своего дома, ночью?

Он встал над раненым и посмотрел на него. Смотрел долго, несколько минут показавшихся вечностью.

— И кто же это, всё-таки? — повторил свой вопрос офицер.

— Мы не знаем его имени, — выдавила из себя Анна, — мы не можем Вам его назвать, сэр.

— Не знаете имени, не знаете кто это, и тем не менее он оказался в вашем доме? — усмехнулся офицер и пнул раненого.

Раненый застонал.

— Мы всего лишь проявили христианское милосердие, — ответила старшая дочь Джона и Анны, Стелла.

— Христианское милосердие? — словно удивился и поверил офицер, подошёл к дрожавшей Стелле и заглянул ей в лицо, — хорошо, — кивнул он, — умница, мисс.

Он схватил её за волосы и потащил на середину зала. Стелла упала и закричала от боли, а следом за ней закричали и заплакали от ужаса дети, младшие сёстры, Дороти и Констанца, и младший брат Энтони.

— Я ещё раз повторяю свой вопрос! — закричал на Стеллу офицер, — кто его приволок сюда и почему он в вашем доме!?

Стелла молчала закрыв глаза, стараясь сдержать крик и страх, и не смотреть на своего мучителя. Офицер наотмашь дал ей пощёчину и поставил на колени.

— Значит будем продолжать молчать? — спокойно сказал он.

— Я не… я не знаю кто это… — простонала девушка.

Плач детей не прекращался.

— Заткнули свои хлебоприёмники, щенята! — заорал он.

Дети испуганно затихли, а Дороти даже зажала себе рот ладонью.

Офицер снова посмотрел на Стеллу.

— Хочешь, я отдам тебя солдатам на часок? — усмехнулся он, отпустил волосы девушки и вытащил к ней за косы Дороти, которая тут же снова начала кричать и плакать.

— Могу на пару с сестрёнкой, чтобы вам не было скучно, мисс, — усмехнулся офицер, — ну как? Память освежилась?

— Пожалейте её, — выдохнула сквозь слёзы Стелла, — ей всего четырнадцать… Она ещё ребёнок…

— Негры долго не живут, — усмехнулся офицер, — а вы хуже негров. Вы ирландские шлюхи. Такие же как и на Гаити. Хочешь, я вас обоих отправлю туда, улучшать породу черномазых обезьян? А твоему братику выпишу направление на рудники в Канаду, где его запрягут в коляску, вместо ослика. И будет он таскать уголь из шахты, пока сам не забудет как его зовут! Выбирай, детка.

— Нет… — прошептала сквозь слёзы Стелла.

Раненый зашевелился и простонал.

— Он приходит в себя, сэр, — указал на него один из солдат.

— Вижу, не слепой, — отшвырнул Дороти офицер и пнул её сапогом, — пошла проч, ирландская мартышка!

Дороти упала, привстала и плача отползла обратно к стенке, прижавшись к ногам матери.

Раненый открыл глаза, осмотрелся, полез за пазуху и молча вытащив оттуда револьвер выстрелил себе в горло.

Он тут же замер там где и лежал.

— Вашу мать! — закричал офицер на солдат, — вы что, не могли его обыскать?

— Да кто же знал, сэр, — начали оправдываться солдаты.

— Одни предатели вокруг! Тотальное предательство! Сплошное предательство! — заорал офицер глянув на солдат и на Сейджей.

— Вы тоже не знали про револьвер!? — ударил он наотмашь Джона.

Джон упал на пол.

— Я не имел права его обыскивать… Вы же знаете, сэр, — поднялся Джон, стараясь не смотреть на офицера.

— Вас всех следует расстрелять, по законам военного времени, — вытянул наган из кобуры офицер.

— Прошу Вас, сэр… — упал на колени Джон, повернувшись к нему, — убейте меня, но пожалейте мою жену и детей. Они ни в чём не виноваты. Это я позволил себе проявить милосердие к этому заблудшему человеку. Прошу Вас о милости…

— Пшол вон! — снова ударил его офицер. Джон упал. Офицер обернулся к солдатам.

— Дом сжечь, — приказал он, — а этих вышвырните куда нибудь с моих глаз. И позаботьтесь, чтобы свидетелей не было.

— Помилуйте, сэр, — простонал, поднимаясь, Джон, — я всего лишь торговец. Мы не партизаны и никогда не сочувствовали Шинн Фейн, мы не бунтовщики…

— Дом сжечь, — повторил офицер, и посмотрев на Джона тихо проговорил, — и если уважаемый мистер Сейдж не хочет, чтобы его семья стала жертвой этого… случайного пожара, он заткнёт свой рот. Так и сообщим журналистам: случайно проезжали мимо, но ни кого не успели спасти из огня.

Солдаты подхватили Джона под руки и вышвырнули во двор. Следом вытащили Стеллу, а Анну, прижимавшую к себе плачущих детей, Фредди и Джорджа, вытолкали прикладами.

Офицер вышел, пнул лежавшего у порога Джона и молча направился к стоявшему неподалёку бронеавтомобилю.

Дом занялся огнём быстро. И так же быстро от него осталось тлеющее пепелище.

Никто ничего не говорил. Все молчали глядя на пожар, а после, на то что осталось от дома. Джон сидел на старой коряге. Рядом, опустив голову, плакал Фредди, а старший сын, Джордж, нервно курил папиросу за папиросой. Стелла сидела на коленях, прямо на дороге, её успокаивала Анна. До сих пор перепуганная Дороти забилась под телегу, где прижимала к себе чудом уцелевшего в пожаре щенка. Двенадцатилетний Энтони и восьмилетняя Констанца, просто стояли взявшись за руки, стараясь ничего не говорить и ничего не спрашивать у старших.

Сгорело всё нажитое за долгие годы…

Энтони посмотрел на тлеющие угли и тихонько запел…

— Глупый мечтатель, — прошептал Джон посмотрев на младшего сына, — он представляет себя пиратом. И как назло любит петь.

— Это лучшее что ему остаётся, — ответил отцу Джордж, закуривая очередную папиросу, — делает что умеет лучше всего.

— Ты нервничаешь, сын, — посмотрел на него Джон, — дай-ка и мне одну.

— Я не помню, чтобы ты курил, отец, — протянул Джону папиросу Джордж.

— Тут не вспомнишь дурные привычки молодости, — ответил Джон.

— Это я виноват, — заговорил, до того тихо плакавший Фредди, — простите меня, если можете, — это я их впустил. Я трус. И это всё из-за моей трусости!

— Да полно тебе, сынок, — обнял его Джон, — все живы, все целы, не так как тогда, когда шла война.

— А что это, если это не война, отец? — посмотрел Фредди на Джона, — это ты называешь миром? К нам врываются партизаны, следом англичане. Шинн Фейн убивают нас за то, что мы не убиваем англичан! Англичане, потому что у нас не хватает смелости в них стрелять! Я уйду в партизаны. Сегодня же, папа!

— Тихо, тихо, не горячись, — прижал к себе сына Джон, — если бы хотел, то давно бы ушёл, молча, без истерики.

— А? — глянул на отца Фредди и кивнул на Энтони, — вон, поет. Он умом не двинулся?

Фредди глянул на на Энтони.

— Эй, певец! Замолчи, и без тебя тошно!

Энтони замолчал, переглянулся с Констанцей и так же, держа сестру за руку, подошёл к отцу и братьям.

— Вот, — достал он из-за пояса небольшой свёрток и протянул его отцу.

— Что это? — взял свёрток Джон.

— Мамины и бабушкины украшения, — вытерев слёзы с лица, проговорил виновато мальчик отворачивая глаза.

— Да что ты говоришь, сын! — воскликнул Джон, — какой ты у меня умница! Откуда они у тебя?

— Анна! — позвал он жену, — идите все сюда, скорее! Энтони нас всех спас!