Маленький книжный магазинчик в Тегеране - Камали Марьян

Я любил тебя. Я любил тебя тогда, люблю сейчас и буду любить всегда.

Ты моя любовь.

Бахман».

29. 2013. Простыни с запахом зубной пасты

Ройя отыскала номер телефона Дакстонского пансионата для престарелых. Госпожа Аслан и господин Фахри. Первый ребенок, которому было не суждено родиться. А потом тело госпожи Аслан отомстило ей и убило других ее детей. Кроме одного.

Перед мысленным взором Ройи возникла госпожа Аслан с румянами на щеках, какой она была в тот вечер, когда праздновали их помолвку. Ройя знала, как смерть ребенка ломает всю жизнь. Но потерять четырех детей? Ой, тогда были другие времена, сестрица, неужели не помнишь? Дети умирали часто.

Она долго ждала, очень долго. Плевать на снег. Она должна снова поехать туда и встретиться с ним.

– Боюсь, что у вас немного времени, – сказала ей Клэр по телефону.

– Да? Почему?

– Ему стало хуже, миссис Арчер. В последние два дня его навестили сын и дочь.

– Но я видела его меньше двух недель назад. Я получила его письмо…

– Он писал то письмо так, словно от этого зависела его жизнь. Он попросил меня отправить письмо. Знаете, иногда так бывает. Иногда случаются такие провалы, паркинсон вспыхивает, но потом состояние пациента снова улучшается. Надежда есть.

– Ох, хорошо бы.

– Но если вы хотите увидеть его… что ж, приезжайте, когда сможете.

Лед и снег по-прежнему покрывали все углы парковочной площадки, только теперь они посерели и таяли.

Ройя зашла в пансионат для престарелых и ожидала, что Клэр отведет ее в холл, как в прошлый раз. В вестибюле по-прежнему воняло говяжьим рагу. (Неужели тут не подают на ланч ничего другого?) Вот они пройдут по коридору, и Бахман будет сидеть у окна в своем инвалидном кресле. Они снова станут смотреть на парковку, на снег, уже не такой белый, как в тот раз. Она вытащит из сумочки письмо, и в глазах Бахмана загорится все та же надежда, а она поговорит с ним обо всем, чего не знала до недавних пор.

Но Клэр повела ее совсем по другому коридору. Он был такого же цвета, как все больничные коридоры, какие она когда-либо видела, такого же цвета, как тот приемный покой, где она в последний раз держала на руках Мэриголд. Она собрала всю свою волю, чтобы переставлять ноги. Когда они подошли к нужной палате, Ройя вспотела. Ей следовало бы снять пуховик.

В палате было темно, шторы опущены. Когда глаза Ройи привыкли к полутьме, она различила кровать, рядом стул, ночной столик с вазой и цветами и стол в углу возле раковины. А в постели лежал Бахман и дышал, будто неисправная машина.

– Давайте я помогу вам раздеться, – предложила Клэр, стянула с Ройи один, затем другой рукав и сняла с нее пальто. Ройя прошла к стулу и села так близко к Бахману, что видела теперь морщины возле его губ. Его глаза были закрыты. Но из его носа не торчали пластиковые трубочки, капельниц рядом с ним тоже не было видно. Он просто лежал под одеялом, ее Бахман. Вероятно, у него все нормально.

– Я буду в вестибюле. Если вам что-нибудь понадобится, нажмите на кнопку возле кровати, и я мгновенно приду. Но, миссис Арчер…

– Да?

– Не торопитесь.

– О, – все, что она ответила. Но на самом деле она хотела сказать: «Почему он лежит тут, а не сидит в своем кресле?» и «Пожалуйста, не уходите».

Когда затих стук каблучков Клэр, Ройя снова осталась наедине с Бахманом. Его грудь поднималась и опускалась под белой простыней и одеялом цвета репы. Ей захотелось поднять шторы и впустить свет в палату.

– Я ждал, – проговорил он слабым, хриплым голосом и открыл глаза. – Как ты доехала? Как твои дела?

– Все хорошо. Что случилось, Бахман? Что с тобой?

– Ничего, нормально. Я тут тусуюсь, как теперь говорят. Сегодня утром приезжала моя дочка. Она вернется вечером.

Ройе нужно было приехать раньше. Она представила себе, как он писал ей письмо, доверяя бумаге все свои откровения. Внезапно ни одно из них уже не казалось ей важным. Кто-то в их молодости подделывал письма. Был ли это господин Фахри, как подозревал Бахман, или даже Шахла или Джахангир, она никогда уже не узнает. Ройя хотела сейчас одного – чтобы Бахман узнал, что у нее тоже были дни, когда она думала только о нем, когда ей ничего так не хотелось, как быть рядом с ним. Что-то случилось с ними, когда они были юными, что-то необъяснимое и необратимое. Их соединили, склеили друг с другом навсегда. Она полюбила его и пронесла это чувство через всю свою жизнь. Она пыталась забыть свою любовь, спрятать, изгнать из жизни. Но она всегда была с ней. Она летала в ветвях деревьев возле ее колледжа в Калифорнии, в облаках над Новой Англией, она была в красной грудке птички, которая чирикала за окном зимой. Она была повсюду. И оставалась с ней всегда.

– Бахман?

Его дыхание замедлилось. Ройя смотрела на щетину на его щеках, морщины на лбу.

– Я скучал по тебе. Каждый день, – сказал он.

– Я тоже скучала, – сказала она, и по ее щекам потекли слезы. Она подвинула стул еще ближе и взяла Бахмана за руку. Рука показалась ей сухой и маленькой, меньше, чем две недели назад. От вазы с цветами пахло дождем и землей – это были забытые за зиму запахи.

Ройя встала, а потом, балансируя на одной ноге и собрав все силы, забралась на кровать. Бахман удивленно открыл глаза, когда она легла рядом и обняла его. Это было так естественно – лежать рядом с ним. Они идеально подходили друг другу. Она положила голову ему на плечо.

– Ройя-джан.

От простыней пахло зубной пастой. От Бахмана пахло ветром, водой и солью, пахло так же, как в юности, когда они еще были вместе.

В параллельной вселенной мальчик, в которого она влюбилась впервые в жизни, который обещал, что будет ждать ее, был бы с ней всегда. Она лежала на кровати в доме престарелых, и она, стоя возле книжной полки, целовалась с любимым. Она была одновременно в двух местах. И там, в той вселенной, он будет с ней всегда.

Она обнимала его под простыней, пахнувшей зубной пастой, и сидела в кафе-кондитерской в давно изменившемся городе, они шли по фойе кинотеатра «Метрополь» с его круглым красным диваном, потом целовались под небом. Потом они вдруг очутились в гостиной у Джахангира со знакомыми сине-белыми геометрическими узорами на персидском ковре и разучивали шаги танго. «Смотри на меня», – Бахман ласково поднял пальцем ее подбородок. Они сплели пальцы. Из огромной латунной трубы граммофона лилась мелодия танго, заполняя собой комнату. Возможно, Бахман не знал, как нужно танцевать танго – откуда ему было знать? – но он был уверен в себе. Их движения поначалу выходили неловкими, лишенными синхронности. Вокруг танцевали пары, а у Ройи текли по спине струйки пота. Бахман обнимал ее за талию, они уловили ритм и слились воедино. Они танцевали в душной гостиной, а ей казалось, будто он нес ее в облаках. Музыка оседала на волосах Ройи, в складках ее зеленого платья. Они покачивались, прижавшись друг к другу всем телом. Он поцеловал ее. Она думала, что их поцелуй будет похож на полет, но нет, он был как посадка, мягкая и сладкая.

В постели, под пахнувшей зубной пастой простыней, Ройя гладила его грудь, плечи, мускулы, которые ей были так знакомы. Она целовала его глаза, скулы, губы. Она прижалась щекой к его сердцу и лежала так, радуясь, что была с ним вместе, хоть и недолго, радуясь, что знала его. Радуясь, что когда-то в юности она полюбила его сильно, на всю жизнь, и что десятки лет, и расстояния, и дети, и ложь, и письма не могли погасить ее любви. Она обнимала его и говорила ему все, что ей нужно было сказать.

И в эти недолгие минуты он целиком принадлежал ей.

30. 2013. Круглая синяя коробка

– Все нормально. Там будут и его друзья из центра помощи.

– Ой, я не могу. Это будет слишком странно.

– Вас примут просто за одну из пациенток центра. Не волнуйтесь.

– Да? Что ж, пожалуй. Но все равно. Уолтер сегодня поедет в город на собрание. А я не люблю ездить на машине по такому льду.