Нил Шустерман - Бездна Челленджера

Это наконец случается.

Мозг выпадает из моей левой ноздри и вырывается на свободу.

Посреди ночи я вылетаю из своего тела и принимаюсь бегать по палубе. Корабль окутан туманом. Не видать ни звезд, ни того, что под нами — или мое внутреннее око просто страдает близорукостью. Другие мозги шипят, когда я пытаюсь подобраться поближе. Похоже, мы одиночки. Осторожные и подозрительные. С моим нынешним крошечным ростом я отлично вижу, как хлюпает между медными досками черная жижа. Она исходит коварными планами, о которых я не хочу ничего знать.

Мои лиловые сучковатые ножки похожи на корешки и искрятся умом — или это просто короткое замыкание. Лапки-дендриты вязнут в дегте, и он затягивает меня внутрь, как комара в янтарь. Если мне не удастся вырваться, смола засосет меня между досок и переварит. Невероятным усилием воли я высвобождаюсь.

Куда теперь?

Нельзя допустить, чтобы Каллиопа увидела меня таким. Отвратительное зрелище. Вместо этого я направляюсь к корме, карабкаюсь, как геккон, по переборкам к каюте капитана и, распластавшись по полу, проскальзываю под дверь. Если я действительно так важен для его великой задачи, он мне поможет. Уж он-то найдет выход.

Капитан сидит за столом и при свете наполовину истаявшей свечи ищет в каком-то моем рисунке тайные смыслы. Когда он замечает меня, его глаза начинают метать молнии.

— Уберите эту мерзость! — ревет он.

Капитан меня не узнает. Еще бы, он ведь видит перед собой просто безликого корабельного паразита. Я пытаюсь объясниться, но не могу. Ведь у меня нет рта.

Раздаются шаги. Дверь со скрипом распахивается, и руки, десятки, сотни рук пытаются схватить меня. Я мечусь и вырываюсь. Не дам им себя заполучить! Руки тянутся и хватают меня, но я высвобождаюсь, выбегаю из двери и слетаю по ступенькам… и вляпываюсь во что-то мокрое. Палуба залита мыльной водой, и Карлайл уже замахнулся на меня шваброй. Какая она огромная! Целая стена из грязных бурых змей. Швабра настигает меня, и я скольжу по мокрой палубе, отчаянно пытаясь за что-нибудь схватиться. Бесполезно. Прямо передо мной — дренажное отверстие, и спасения ждать неоткуда. Секунда — и я уже лечу. И исчезаю в холодных морских глубинах.

У меня все болит. Я знаю, что сейчас умру. Мое тело продолжит совершать привычные движения, но меня в нем уже не будет.

На пике паники я чувствую что-то огромное. Оно плывет подо мной. Твердая чешуя касается моих оголенных нервных окончаний. Это чудовище из рассказов капитана. Оно здесь, рядом, и оно существует. Я в ужасе отшатываюсь. Мгновение — и чудище уходит в глубину, но только чтобы набрать скорость и вынырнуть снова — с распахнутой пастью. Я лягаюсь, барахтаюсь и всплываю на поверхность.

Ничего не вижу. Ни корабля, ни моря. Только плотный, как вата, туман.

Поднимается волна: это чудовище плывет за мной.

Вдруг из ниоткуда, расставив крылья, пикирует попугай и погружает когти в мои извилины. Он выхватывает меня из волн, и мы взмываем вверх.

— Неожиданно, неожиданно, — бормочет птица. — Но поправимо.

Мы поднимаемся выше: позади и опасность, и густой туман. Из него торчит только грот-мачта с вороньим гнездом, но небо над нами ясное. Звезд столько, будто мы наблюдаем за Млечным Путем из космоса. В одно мгновение мой панический ужас сменяется благоговением.

— Я подарю тебе бесконечные просторы, — кричит птица, — если сделаешь то, что должно быть сделано. Время пришло. Разделайся с капитаном, и все, что ты видишь, станет твоим.

Мне хочется рассказать попугаю о морском чудище, только в теперешнем моем положении я вообще не могу выразить свои мысли. Хотелось бы надеяться, что птица прочтет их сама, но ей это неподвластно.

— Все хорошо, — произносит попугай. И бросает меня.

Я пулей лечу к отуманенному кораблю. Воронье гнездо растет и обволакивает меня — и вот я уже плещусь в какой-то горькой жидкости. Я беспомощно лежу на дне огромного стакана, как оливка в «Грязном мартини».

Повсюду глаза. Лица изучают меня, но сквозь фигурное стекло я никого не узнаю.

— Говорят, — раздается голос бармена, — мозг Эйнштейна поместили в банку с формальдегидом. Подошло ему — подойдет и тебе.

117. Пока тебя не было

— Такое время от времени случается, — произносит Карлайл. В этот раз он без швабры, так что я понимаю, где я. Судя по часам, терапия давно кончилась, но иногда врач приходит в столовую поговорить. Помочь.

— Такое случается, — повторяю я. Сегодня я на групповое лечение не ходил. Были проблемы поважнее.

— Все по-разному реагируют на таблетки. Поэтому Пуаро постоянно прописывает тебе что-то новое. Ему нужно найти идеальную смесь.

— Идеальную смесь, — отзываюсь я. Да, я снова повторяю за ним, но не могу остановиться. Мои мысли стали резиной, и все, что влетает внутрь, выскакивает наружу через рот.

У меня случилась аллергическая реакция на «риспердал». Ни Пуаро, ни пастельные халаты так и не объяснили мне, что это значит. Карлайл оказался разговорчивее:

— Мне не положено посвящать тебя в детали, но ты заслуживаешь того, чтобы знать, — начал он. — У тебя было быстрое сердцебиение и судороги. И твое сознание витало где-то еще. Знаю, звучит ужасно, но это на самом деле все было не так плохо, как можно подумать.

Ничего такого не помню. Я был в другом месте.

Карлайл подвигает ко мне тарелку, напоминая, что нужно поесть.

Я пытаюсь сосредоточиться на пережевывании и глотании, но мои мысли все равно блуждают где-то еще. Я вспоминаю, что уже несколько дней не видел Каллиопу. Нужно наведаться на нос. Я думаю о барменах: каких ядов они намешают мне на сей раз? Селезенку хамелеона, яички тарантула? Наконец я осознаю, что сижу с вилкой наперевес, а из уголка рта стекает слюна. У меня полное ощущение, что я просидел так несколько часов, но, видимо, нет, потому что Карлайл вряд ли терпел бы это дольше пары секунд. Он напоминает мне, что нужно жевать и глотать. Произошел откат назад. Мы оба это понимаем.

Терапевт вынимает ложку из моей руки и кладет на стол:

— Может быть, потом доешь, — замечает он, поняв, что сейчас от меня мало толку.

— Может быть, потом доем. — От моего внимания не укрылось, что вилка волшебным образом превратилась в ложку.

118. Проштая фижика

Корабль качается на волнах. Фонарь, свисающий с низкого потолка моей каюты, описывает широкие дуги. Тени приближаются и вновь отступают. Кажется, с каждым разом они подбираются все ближе.

Капитан лично руководит возвращением мозга ко мне в голову. В сравнении с этим засунуть зубную пасту обратно в тюбик легко и просто.

— Нужно шождать вакуум в шерепе, — объясняет корабельный врач. — Потом поднешти беглеца к левой нождре. Тогда его зашощёт внутрь, чтобы жаполнить дыру. Проштая фижика. — Врач, которого я никогда раньше не видел и больше не увижу, очень похож на Альберта Эйнштейна, чей мозг, по слухам, угодил в банку, и даже говорит так же. Когда операция подходит к концу, мне все еще кажется, что я где-то снаружи. Капитан оглядывает меня и разочарованно качает головой:

— С кем поведешься, с тем и наберешься, — неприязненно произносит он. Это выражение звучит чуть-чуть иначе, но я его понял. — Вот что бывает, если водиться с попугаем и этими проклятыми барменами. Верь в меня, парень, а не в их разъедающие мозг коктейли. Я думал, ты уже что-то да понял!

Капитан нависает надо мной, особенно огромный теперь, когда я ощущаю себя размером с мозг. Он собирается уходить, а мне этого не хочется. Штурмана и след простыл, а я не хочу сейчас оставаться один.

— Оно проплыло мимо меня… — подаю я голос.

Капитан медленно оборачивается и смотрит на меня:

— Что проплыло мимо тебя?

— Что-то огромное, со стальной чешуей. Потом оно ушло вглубь и вновь устремилось к поверхности. Я чувствовал его голод. Оно хотело поглотить меня! — Я не осмеливаюсь добавить, что это попугай меня от него спас.

Капитан садится на край моей койки:

— Это был, — произносит он, — Змей Бездны, грозный противник. Стоит ему положить на тебя глаз, и он будет следовать за тобой, пока кто-то из вас не исчезнет с лица земли. Он никогда не позволит тебе жить спокойно. — Хотя это довольно плохие новости, капитан улыбается: — То, что Змей Бездны удостоил тебя своего внимания, много о тебе говорит. Это значит, что в тебе кроется куда большее, чем кажется на первый взгляд.

Я отворачиваюсь к стене и стараюсь не думать о змее.

— Если вы не возражаете, от некоторых взглядов я бы лучше избавился.

119. Маленькая трещотка

Мое беспокойство снова на пике, и я брожу туда-сюда мимо комнаты сиделок, нервируя Долли, чья смена как раз настала.

— Дорогуша, разве у тебя сейчас не терапия?

— Сомневаюсь.