Мэри Кайе - Далекие Шатры

– Какая разница? – спросила Анджали. – Мы сможем сделать вымысел явью. В горах сотни безвестных долин, тысячи. Долин, где протекают ручьи, способные приводить в движение жернова мельницы, где мы насадим фруктовые деревья, заведем коз и построим дом. Нам нужно только найти одну такую, вот и все…

И впервые за несколько последних недель она рассмеялась своим чудным, очаровательным смехом, которого Аш не слышал со дня прибытия британской миссии в Кабул. Однако он не улыбнулся в ответ.

– Это верно, – произнес он. – Но… но нам придется тяжело. Снег и лед зимой и…

– …и очаг, растопленный сосновыми шишками и деодаровыми дровами, как во всех горных деревнях. Кроме того, гималайские горцы – народ добрый, мирный и благожелательный. Они не носят с собой оружия, не знают обычая кровной мести и не воюют друг с другом. И нам не обязательно жить в полной изоляции, ведь что такое десять косов для горца, способного пройти за день вдвое большее расстояние? Никто не станет возражать против нашего проживания в девственной долине, которая расположена слишком далеко от деревень и там неудобно пасти скот или косить траву. Наши горы не такие суровые и бесплодные, как в Афганистане или в Бхитхоре, они покрыты зелеными лесами и изобилуют ручьями.

– И дикими зверями, – сказал Аш. – Тиграми и леопардами, а также медведями. Не забывай об этом!

– По крайней мере, хищные звери убивают только для того, чтобы прокормиться, а не из ненависти или мести и не потому, что один кланяется в сторону Мекки, а другой курит ладан богам. Кроме того, когда мы с тобой в последний раз чувствовали себя в безопасности среди людей? Твоя приемная мать бежала с тобой в Гулкот, чтобы тебя, маленького ребенка, не убили за то, что ты ангрези. А потом вы оба снова бежали, потому что Джану-рани хотела убить вас. А потом мы с тобой бежали из Бхитхора, страшась смерти от руки людей первого министра. И вот сейчас, хотя мы думали, что здесь нам ничто не грозит, нам приходится спешно покидать дом сирдара, потому что своим присутствием мы подвергаем опасности всю семью и нас всех могут убить: меня и тебя – за то, что мы иностранцы, а остальных – за то, что приютили нас. Нет, любимый мой, по мне – так лучше дикие звери. У нас никогда не будет недостатка в деньгах: у нас есть драгоценности из моего истри-дхана и мы сможем продавать их понемногу – по камешку зараз, по мере необходимости. Так что давай отправимся на поиски долины и построим свой собственный мир.

Несколько мгновений Аш молчал, а потом тихо проговорил:

– Наше собственное царство, где все чужестранцы будут встречать радушный прием… Почему бы и нет? Мы двинемся на север, в сторону Читрала – сейчас это безопаснее, чем пытаться пересечь границу и вернуться в Британскую Индию. А оттуда, через Кашмир и Джамму, мы направимся к Дур-Хайме…

Тяжкое бремя отчаяния, легшее на него после гибели Уолли и становившееся все тяжелее и холоднее с каждым произнесенным Гулбазом словом, внезапно полегчало, и к нему отчасти вернулись молодость и надежда, утраченные в тот день. Его изможденное лицо порозовело, глаза заблестели, он крепче прижал к себе Анджали и поцеловал ее, страстно и неистово, а потом подхватил на руки, отнес в соседнюю комнату, посадил на низкую кровать и, крепко обняв и зарывшись лицом в ее волосы, заговорил:

– Много лет назад управляющий конюшнями твоего отца Кода Дад-хан сказал мне слова, которые я никогда не забывал. Я жаловался, что мне суждено навек остаться двумя людьми в одной шкуре, поскольку с Индией я связан узами любви, а с Билайтом – узами крови. И он ответил, что, возможно, однажды я обнаружу в себе третью личность – не Ашока и не Пелама-сахиба, но личность цельную и единую: себя самого. Если он был прав, значит сейчас самое время найти эту третью личность. Пелам-сахиб мертв: он умер сегодня вместе со своим другом и однополчанами, которым не смог помочь. А что касается Ашока и шпиона Саида Акбара, эти двое умерли много недель назад – одним ранним утром на плоту на реке Кабул, близ Мични… Давай забудем этих троих и вместо них найдем человека с душой цельной и нераздельной – твоего мужа, ларла.

– Что мне имена? – прошептала Анджали, тесно обвивая руками его шею. – Я пойду туда, куда пойдешь ты, и буду жить там, где будешь жить ты, и молиться, чтобы боги позволили мне умереть раньше тебя, ибо без тебя мне нет жизни. Но ты уверен, что не станешь сожалеть, оставив прежнюю жизнь в прошлом?

– Едва ли на свете есть люди, которые ни о чем не сожалеют… – медленно произнес Аш. – Наверное, порой даже Бог сожалеет, что сотворил такое существо, как человек. Но все сожаления можно отбросить и предать забвению. И у меня будешь ты, ларла… Одного этого достаточно, чтобы осчастливить любого мужчину.

Он поцеловал жену долгим нежным поцелуем, а затем с возрастающей страстью. Потом они долгое время ничего не говорили, пока наконец Аш не сказал, что должен немедленно спуститься вниз и увидеться с сирдаром.

Известие о том, что гости решили срочно покинуть Кабул, чувствуя, что оставаться здесь небезопасно для них, очень обрадовало напуганного хозяина дома. Но вежливость не позволила Накшбанд-хану обнаружить свои чувства, и, согласившись, что все они подвергнутся смертельной опасности, когда толпа примется ходить по домам в поисках беглецов или сторонников Каваньяри, он решительно заявил, что гости могут остаться, коли желают, а он, со своей стороны, сделает все возможное, чтобы защитить их. Убедившись в их твердой решимости уехать, он предложил всю помощь, какая может потребоваться, и вдобавок дал Ашу много дельных советов.

– Я тоже покину город сегодня, – признался сирдар. – Пока страсти не улягутся, в Кабуле не место тем, кто служил сиркару. Но я тронусь в путь в час ночи, когда все будут спать – даже воры и головорезы, которые усердно потрудились сегодня и не станут бодрствовать ночью. Я бы посоветовал вам поступить так же. Луна взойдет только в два, и если мой путь короток и легок, то о вашем такого не скажешь. Когда вы удалитесь на изрядное расстояние от города, вам понадобится лунный свет. Куда вы отправитесь?

– На поиски нашего царства, сирдар-сахиб. Нашей Дур-Хаймы – наших Далеких Шатров.

– Вашего царства?

Сирдар уставился на него с таким недоумением, что Аш чуть заметно улыбнулся:

– Вернее сказать, мы надеемся найти наше царство. Мы отправимся на поиски места, где сможем спокойно жить и трудиться, где люди не убивают и не преследуют друг друга забавы ради, или по приказу правительства, или потому, что кто-то говорит, думает и молится иначе либо имеет другой цвет кожи. Я не знаю, есть ли такое место, а если мы все-таки найдем его, не окажется ли, что там слишком трудно жить: построить дом, выращивать фрукты, овощи и пшеницу, воспитывать и обучать наших детей. Однако в прошлом великое множество людей жило такой жизнью. Бессчетное множество – со дня изгнания наших прародителей из рая. А что делали другие, сможем сделать и мы.

Накшбанд-хан не выразил ни удивления, ни неодобрения. Там, где европеец стал бы возражать и отговаривать, он просто кивнул, а узнав о намерении Аша найти долину в Гималаях, согласился, что лучше всего двинуться по караванному пути к Читралу, а оттуда через перевалы добраться до Кашмира.

– Но вам нельзя брать своих лошадей, – сказал сирдар. – Они непригодны для путешествия по горам. Вдобавок они будут привлекать внимание. Я дам вам взамен четырех монгольских пони – вам понадобится один запасной. По сравнению с вашими лошадьми эти животные мелкорослые и с виду хилые, но в действительности крепкие и выносливые, как яки, и ловкие и проворные, как горные козы. Вам также понадобятся поштины и гилгитские сапоги: по мере вашего продвижения на север ночи станут холодными.

Он отказался брать плату за свое гостеприимство, заявив, что разница в стоимости трех лошадей Аша и четырех крепких мохнатых пони покроет все с лихвой.

– А теперь вам надо поспать, – сказал сирдар. – Вам придется проделать длинный путь, если вы хотите удалиться на безопасное расстояние от Кабула до восхода солнца. Я пришлю слугу разбудить вас в половине первого.

Этот совет тоже казался разумным, и Аш, вернувшись к Джали, велел ей постараться выспаться, поскольку они выедут не раньше часа ночи. Он также поговорил с Гулбазом, сообщив о своих планах и попросив рассказать обо всем Зарину по возвращении в Мардан.

– Здесь наши пути расходятся, – сказал Аш. – Как ты знаешь, я позаботился о твоем содержании: тебе будет выплачиваться пенсия до самой твоей смерти. Это точно. Но любых денег мало, чтобы вознаградить тебя за твою заботу обо мне и моей жене. За это я могу лишь горячо поблагодарить тебя. Я никогда тебя не забуду.

– А я не забуду вас, сахиб, – сказал Гулбаз. – Не будь у меня жены и детей в Хоти-Мардане да кучи родственников в краю юсуфзаев, я бы отправился с вами на поиски вашего царства и, возможно, остался бы жить там с вами. Но я не могу. Тем не менее мы расстанемся не нынче ночью: в такое беспокойное время мэм-сахиб негоже путешествовать по Афганистану в сопровождении только одного защитника. Два всяко лучше, чем один, а потому я провожу вас до Кашмира и оттуда вернусь в Мардан по дороге, что ведет из Мари в Равалпинди.