Маленький книжный магазинчик в Тегеране - Камали Марьян

У Ройи сжалось сердце. Она схватила конверт. На нем был ЕГО почерк. Неужели она наконец узнает, почему он не пришел на площадь, все ли у него в порядке и где он был все это время? Она так долго пробыла в тревожном неведении, и теперь ей хотелось узнать только одно – что он в безопасности. Она изо всех сил сжала конверт и задохнулась от счастья, снова увидев почерк Бахмана.

Она вытащила из конверта такую знакомую желтоватую почтовую бумагу, похожую на луковую шелуху. Стала жадно читать написанное.

«Ройя-ханум!

Я надеюсь, что ты и твои близкие здоровы и что у вас все в порядке. Потому что я извиняюсь за беспокойство и огорчения, которые доставил тебе. Я знаю, что мы говорили о свадьбе и все такое, но, пожалуйста, пойми, что теперь для меня самое главное – помощь стране. Я буду делать все, что в моих силах, ради нее. Я прошу прощения, если обманывал тебя, говоря о любви. Если я заставил тебя поверить, что у нас есть шанс на совместное будущее, то ошибался и теперь это вижу. У нас была любовь, и мы надеялись, что проживем всю жизнь вместе. Но мы были наивными. Я был наивным. Я не готов к этому. Мы слишком поторопились. Мы были слишком воспалены. Мне требуется время. Мне требуется пространство. Пожалуйста, не ищи встреч со мной. Это слишком опасно – ты подставишь меня под удар. Я должен выполнять свою задачу нелегально. Я должен помогать Национальному фронту. Этим летом меня закружила юношеская любовь. Теперь передо мной стоят более важные задачи, поверь. Ты умная и красивая девушка, и многие мужчины постучатся к тебе в дверь. Я желаю тебе счастливого и успешного будущего. Я желаю тебе счастья и доброго здоровья.

С искренними пожеланиями,

Бахман».

У Ройи дрожали пальцы. Письмо было написано почерком Бахмана. На той же бумаге, на которой он писал все предыдущие письма. Но слова были фальшивыми. Бахман никогда бы так не написал.

Ройя отложила письмо. Что за чарт о парт, что за ерунда! Она ничего не понимала.

– Где ты взяла это письмо, Зари?

– Я же сказала. Оно пришло с почтой.

– Но он никогда не присылал мне писем по почте. Я получала их через магазин канцтоваров.

Зари скрестила на груди руки и взглянула на нее.

– А как бы он теперь их послал?

– Но это письмо вообще странное. Ведь для того, чтобы оно пришло сегодня, его нужно было отправить несколько дней назад – до переворота, то того, как сгорел магазин…

– Сестрица, скажи, а другие его письма не казались тебе странными? Сама теперь подумай, после всего!

– Ты их читала?

Зари покраснела.

– Конечно нет, – поспешно ответила она. – Так скажи мне. Он сообщал в них что-нибудь о себе?

Ройя лишь покачала головой.

– Он не написал, почему не пришел на площадь. Ни словечка.

– Ты сама сказала – чтобы письмо пришло к нам сегодня, его надо было отправить накануне дня вашей встречи, верно? Так чего ты хочешь?

Ройя понимала, что Зари права, но это ужасное письмо не могло даже объяснить, где он был в тот час, когда они должны были встретиться на площади. Она сдалась и показала сестре письмо Бахмана. Ей требовалось подтверждение, что это, должно быть, шутка, розыгрыш.

Зари быстро пробежала письмо глазами и шумно вздохнула.

– Какой гад! Я же говорила, что он гад. Осел, свихнувшийся на политике.

– Он ни за что не мог написать ничего такого.

– Сестрица, он чокнутый – эти политики все чокнутые. Он пишет тебе об этом на чистом персидском языке. Почему ты не хочешь этому верить?

Всю ночь Ройя проворочалась в постели без сна и к утру решила, что письмо было написано под чужим давлением. Это точно. Когда она наконец заснула, ей приснилось, что Бахмана держат где-то в заложниках, что его схватили за волосы и заставили писать эти бессмысленные, безумные строки.

– Тебя к телефону, Ройя!

Ройя вышла в гостиную. Маман протянула ей телефон и обеспокоенно прошептала:

– Мать Бахмана.

Ройя так испугалась, что с трудом держала возле уха тяжелую черную трубку.

– Салам, Аслан-ханум.

– Ройя?

Она надеялась, что в телефоне не слышен стук ее сердца. По привычке, из уважения, по обычаю, требующему уважать старших, она спросила:

– Как вы поживаете, Аслан-ханум? Я так рада слышать ваш голос.

Госпожа Аслан заговорила торопливо, без остановки:

– Азизам, дорогая, я хочу сообщить одну вещь… Мне это трудно. Кстати, Бахман вернулся. Мы все сейчас на севере…

– У него все в порядке? – у Ройи кружилась голова.

– Да, абсолютно. Не стану вдаваться в детали и не хочу тебя тревожить или обманывать. Правда в том, Ройя-джан, что у Бахмана все было нормально. Тут у нас вилла, ты знаешь, как у людей. Ну, у вас ее нет, но ты знаешь, что мы любим наш дом на берегу моря. Сын был с нами все лето, а теперь возвращается. Дело в том, Ройя-джан… Потому я тебе и звоню… Не знаю, как тебе сказать об этом. Свадьба через два месяца. Бахман женится.

Ройя не понимала, верно ли она расслышала слова госпожи Аслан.

– Моя дорогая, я знаю, как трудно тебе будет это услышать. Конечно, трудно. Боже мой, у меня не хватило духа сказать это твоей матери, прости меня! Твоей бедной матери, ведь она сама доброта. Вы хорошие люди. Пойми меня правильно. Вы хорошие люди, и твой отец приличный человек, хоть и будет теперь работать в администрации шаха. Бахман понимает, что твой отец, конечно, вынужден работать там, несмотря на случившееся.

– Простите? Я не поняла…

– В любом случае, дорогая, все это сложные вещи. Пойми меня правильно. Мы все прошли через тоннели подростковой любви, и я по себе знаю ее изгибы и повороты, ее непостоянство. – Помолчав, она добавила: – Ее утраты. Так что я прошу прощения за эту плохую новость, но сейчас он счастлив, Ройя-джан, пойми это. А ты молодая. Жизнь такова. Мы не властны над нашими судьбами. Мы ничего не можем изменить. Аллах захочет, и у тебя все будет хорошо.

Ройя не находила слов. У нее вспотела ладонь, и телефонная трубка чуть не выскальзывала из пальцев.

– Сейчас мне надо идти, у меня столько хлопот впереди! Ты, конечно, понимаешь, почему мы не приглашаем на свадьбу тебя и твою семью. Сейчас он счастлив и здоров. Будь здорова и ты, девочка моя! Да хранит тебя Аллах!

После этого звонка Ройя долго сидела на полу, уставившись на стену. В гостиную вошла мать, засуетилась над ней, говорила что-то, но Ройя ничего не слышала. Вероятно, прошло время, потому что с работы вернулся Баба и заговорил с ней. Ройя видела, как шевелились его губы, но не понимала, что он сказал. Наконец пронзительный голос Зари пробился через ее туман:

– Я ведь тебе говорила… сукин сын… лживый негодяй… чокнутый…

Зари поволокла Ройю в постель и положила ей на лоб холодный компресс. Потом Ройя слышала фразы про «чокнутую мамашу» и «слабохарактерного сыночка». Но она словно лежала под водой. Все происходило вокруг нее как во сне. Она все еще слышала слова госпожи Аслан. Ее убедительный, бесцеремонный голос. Значит, Бахман провел все лето на их вилле у моря? Госпожа Аслан сказала, что Бахман женится. Буднично, словно назвала цену огурцов. Или сообщила, что идет дождь. Или что такова судьба.

В тот вечер Зари не накручивала волосы на газетные обрывки. Она все время повторяла, как ненавидит Бахмана Аслана, эту лживую собаку, и его жадную мамашу, помешанную на деньгах.

Наконец Ройя вздохнула и сокрушенно покачала головой:

– Сестра, ты была права.

16. 1953–1954. Первопроходцы

– Тебя примут, иншалла, да будет на то воля Аллаха, – сказал Баба за завтраком. – Сколько еще отцу смотреть, как страдает его дочь? Ройя-джан, ты не должна так просто сидеть дома. И ты тоже, Зари. Вы обе. В стране, потерявшей надежду… Ну, вы не должны отказываться от вашего будущего. Я этого не допущу. Аллах даровал нам двух красивых и умных дочек, да еще и талантливых, правда, Манидже-джан? Аллах даровал нам только этих детей, и больше ничего. Он не позволил нашей стране быть демократической, правда? Мы всего лишь хотели свободы слова. Чтобы у людей была свобода слова. Верно, Манидже-джан?