Юрий Слепухин - Джоанна Аларика

С нею началась истерика. Мигель, все еще ничего не понимая и окончательно потеряв голову, сбегал за водой, уложил Джоанну на постель и заставил глотать какие-то таблетки. Прошло не менее получаса, пока девушка успокоилась настолько, что смогла рассказать о случившемся.

— М-да, — промычал Мигель, когда она, наконец, окончила свой бессвязный рассказ. — Что ж теперь делать?.. Оружие они немедленно перепрячут, как только узнают утром о твоем побеге. Уже четвертый час — времени у нас почти что и не осталось…

— Но пойми, это же не играет никакой роли, — задыхаясь, говорила Джоанна, — найдут там оружие или нет! Моего показания не могут не принять, ведь я же видела своими глазами и могу подтвердить это под присягой! Ты пойми, сейчас важно произвести обыски на всех соседних финках, привлечь к этому внимание общественности! Если они что-то готовят, нужно их опередить, внести расстройство в их планы, пойми это, Мигель! Едем в ближайшую командансию, ради всего святого — ты хорошо водишь машину ночью? — едем скорее, мы сейчас ни минуты не имеем права терять, если только хотим что-то сделать…

— …Поймите и вы меня, сеньорита, — опять начал комендант, устало прикрывая красные от бессонницы глаза, — я не имею права произвести такой обыск без ордера. Нам стоит остановить на улице одного подозрительного и попросить у него документы, как на другой же день газеты всего полушария подымают крик о «красном терроре в Гватемале». А если мы станем по ночам врываться в дома плантаторов, не имея подписанного прокурором ордера? Поймите это, сеньорита, поймите и вы, дон Мигель, я просто не имею полномочий и не хочу рисковать делом, которое может вылиться в черт знает какой скандал. А если бы даже я и имел эти полномочия, — вдруг закричал он, выскакивая из-за стола, — то где у меня люди, черт побери! Где у меня оружие? Вы думаете, я не знаю, что делается на этих проклятых финках вокруг меня — ив «Грано-де-Оро», и в «Магдалене», и в «Лос-Кафеталес», и в «Эль-Параисо-Верде»? Вы думаете, я идиот или слепой? Нет, сеньорита, я все вижу и все понимаю! Но что я могу поделать, если у меня под командой только десяток полуобученных рекрутов и вот это старье… — он подскочил к фанерному шкафу, стоящему у стены, и со злостью рванул настежь некрашеные покоробившиеся дверцы. В шкафу, тускло отсвечивая смазкой, стояло в гнездах несколько автоматов. — Половина из них вообще не стреляет, уважаемая сеньорита Монсон! А у одного вашего папеньки, да будет вам известно, кормится под видом конторщиков и капатасов не меньше полусотни головорезов, которые днем и ночью шляются с кольтом в каждом кармане! Ступайте сами, обыскивать свое «аболенго», берите это и ступайте, если вы такая храбрая!

Выхватив из стойки автомат, он сунул его Джоанне. Та растерянно отшатнулась. Комендант убрал оружие в шкаф и захлопнул дверцы.

— То-то же, — проворчал он, усаживаясь за стол. — Как это просто, по-вашему! Пошел, обыскал, конфисковал — раз-два, готово! Не у вас одной болит голова из-за этих парашютов… У меня она уже вот такая! Да вы курите, дон Мигель.

Мигель присел рядом с Джоанной на узкий деревянный диванчик и взял сигарету из пачки, брошенной комендантом на стол.

— М-да… — вздохнул он, следя за сизой струйкой, стекающей с конца его сигареты. — В этом вы правы, сублейтенант. Однако делать что-то нужно?

— Поезжайте вот по этому адресу, — ответил тот и, морщась от дыма, написал несколько слов на вырванном из блокнота листке. — Объясните им все, как объяснили мне… Передайте наш разговор… Они смогут дать вам более дельный совет. Во всяком случае, у них больше полномочий. И передайте им все, что я вам сказал относительно моего положения! Скажите, что, когда здесь начнется свалка, единственное, что я смогу сделать, это расстрелять из этих вот. окон все патроны и последний пустить себе в висок. Пусть мне прикажут, дадут людей и оружие, и я разворочу все эти термитники до самого дна. А пока… — он развел руками. — Вы сами видите, какие у меня возможности.

— Я вижу, — тихо сказала Джоанна. — Ну что ж, поедем, Мигель?

Сублейтенант встал из-за стола и оправил портупею.

— Поезжайте, друзья, и желаю успеха. Вы знаете эту дорогу, дон Мигель?

— Приблизительно…

— Имейте в виду, что мост через Рио-Саладо сейчас ремонтируется, так что вам придется свернуть на восемьдесят шестом километре и ехать кругом. Крюк там небольшой, но дорога ни к черту не годится. У вас какая машина?

— Спортивный «миджет», — ответила Джоанна, — полускоростното типа.

— Это плохо. Вам не нужно было устраивать актов саботажа, сеньорита Мансон, а взяли бы лучше папашин «виллис», чем свою игрушку. Ну ладно, говорить об этом нечего. Так вы в этом костюме и удрали? — он улыбнулся в первый раз за все время разговора, покачав головой. — Ну, прощайте. Вы молодец, сеньорита… Я горжусь тем, что в Гватемале есть такие девушки. Завидую вашему будущему супругу! А, дон Мигель? И если хотите дружеский совет, поторопитесь с этим тоже. В такое время я бы не тянул… В такое время и с такой невестой, а?

Джоанна покраснела, пожимая ему руку.

— Адиос, сублейтенант, — сказала она тихо. — Впрочем, мы еще надеемся с вами увидеться…

Комендант поста оказался прав в своих опасениях относительно выносливости «миджета»: временный объездной путь за восемьдесят шестым километром подходил для любого вида транспорта, кроме этой низкосидящей машины с легкой подвеской, рассчитанной на езду по автострадам. Ухабы и поминутно попадающие под колеса крупные куски битого камня заставляли малолитражку подпрыгивать и нырять носом, едва не задевая за землю передним буфером, и то и дело шарахаться из стороны в сторону. Изо всех сил удерживая рвущееся из рук рулевое колесо, Мигель до рези в глазах напряженно вглядывался в проклятую дорогу, в ослепительном свете фар напоминающую фантастический ландшафт мертвой планеты: белые куски известняка, угольно-черные тени, бугры, провалы. Вырвавшись на относительно гладкий участок, он перевел рычаг на третью скорость и до отказа выжал акселератор, торопясь наверстать упущенное время — до рассвета оставалось не больше часа; и тут произошла катастрофа. Не замеченный вовремя широкий ухаб возник впереди и метнулся под машину прежде, чем сработал притупленный усталостью рефлекс. Опоздав на какую-то долю секунды, Мигель перебросил всю тяжесть тела на тормозную педаль, но в то же мгновение «миджет» с разгона ухнул вниз, едва не выбросив вскрикнувшую Джоанну из сиденья. Под днищем что-то громыхнуло и пронзительно заскрежетало; выворачивая камни концом полуоторванного буфера, машина проползла еще несколько метров и стала, завалившись вбок и назад.

Джоанна потянула носом, принюхиваясь к резкому запаху горелой резины, и испуганно взглянула на Мигеля.

— Рессора, — коротко ответил тот на ее безмолвный вопрос и вытер лоб тыльной стороной ладони. — Чтоб ей провалиться на самое дно преисподней, этой трижды проклятой дороге и тем, кто ее прокладывал!.. У тебя нет фонарика, Джоанна?

Она достала фонарь и выбралась из машины вместе с Мигелем. Он оказался прав: левая задняя рессора лопнула, словно срезанная ножом.

— Как тебе кажется, Мигель, — спросила Джоанна, когда они, убедившись в невозможности починить поломку своими силами, снова забрались в кабину и закурили, — как тебе кажется, по этой дороге часто ездят?

— Боюсь, что нет, — покачал толовой тот. — Мы, во всяком случае, до сих пор еще никого не встретили и никого не обогнали…

— Тогда нужно идти пешком, — помолчав, сказала Джоанна. — Пока кого-нибудь не встретим… Не может быть, чтобы нам отказались помочь в таком деле!..

— Зависит — кого встретим. И потом ты со своей ногой все равно не дойдешь… Чтобы кого-то перехватить, нам нужно вернуться на шоссе. Почти десять километров по такой дороге… Как нога, болит?

— Немножко. Так или иначе, у нас нет другого выхода, ровно никакого, Мигель. Я могла бы остаться здесь и ждать тебя, но ведь, даже если ты туда доберешься, твои показания без моих ничего не будут стоить. Ведь правда?

— М-да… — Мигель сунул сигарету в пепельницу и задумчиво пощелкал крышечкой. — Ну что ж, попытаемся…

Из десяти километров они не прошли и одного; больная нога Джоанны снова подвернулась на обломке камня. Вскрикнув от боли, девушка уцепилась за руку своего спутника, опускаясь на землю. Мигель присел рядом с ней и при свете фонарика осмотрел уже распухшую щиколотку.

— Очень больно?

Джоанна молча кивнула, сморгнув с ресниц слезы.

— Вот видишь, упрямица, — с ласковым упреком сказал Мигель, — я ведь тебе говорил… Ну ничего, хватай меня за шею, вот так. Гоп-ля, поехали!

Он поднял ее на руки и понес к машине, тяжело хрустя по крупному щебню. Джоанна тихо плакала — от боли, от сознания непоправимой ошибки, совершенной при выборе машины; оттого, что скоро рассвет, а они еще ничего не успели сделать, оттого, что так неожиданно рухнула вся ее прежняя жизнь, такая привычная и до сегодняшней ночи казавшаяся такой прочной и безопасной.