Юрий Слепухин - Джоанна Аларика

Закусив губы, Джоанна сняла трубку внутреннего телефона и нажала одну из кнопок. Из кабинета не отвечали. Она переключила коммутатор и спросила у тети, не знает ли она, где папа.

— Уехал вместе с падре Фелипе, — ответила донья Констансия, — и сказал, что до утра не вернется. Будешь ужинать?

— А-а-а… — с облегчением протянула Джоанна. Только сейчас она почувствовала, как боялась разговора с отцом и как желала его оттяжки. — Так он уехал… Ну что ж. Что вы сказали, тетя? Ужинать? Нет, не хочется… Впрочем, пусть мне принесут что-нибудь сюда, я поем позже. Что-нибудь легкое, вы знаете… Спокойной ночи, тетя.

Хорошо, что уехал. Хорошо, что не вернется до утра. Утром она поедет к Мигелю и обо всем с ним поговорит. Мигель всегда посоветует самое разумное. Мигель, Мигель, Мигелито…

Потянувшись, Джоанна соскочила с дивана, прошлась по комнате, потом включила радио. Пошарив по диапазонам, она нашла какую-то приятную музыку, прикрутила регулятор громкости и, вернувшись на диван, села с поджатыми ногами, прикрыв глаза и с улыбкой покачиваясь всем телом в такт подмывающей мелодии. Мигель, Мигелито… Удивительно, как одна мысль о любимом сразу стирает с души все неприятное! Без следа, словно ничего не было. Ни этого дурака-лиценциата, ни мыслей об отце, ни пулеметов на парашютах…

Позвонить бы сейчас тете Констансии и сказать небрежным тоном: «А знаете, тетя, я забыла вам сказать: я помолвлена с учителем из Коатльтенанго Мигелем Асеведо…» Ха-ха-ха, бедная тетя, что с ней стало бы!

В дверь постучали: горничная принесла покрытый салфеткой поднос.

— Спасибо, Хосефа, — кивнула Джоанна. — Ты уверена, что цветы на моем столе сегодня менялись?

— Будто уж, нинья, вы и сами не видите!

— Хорошо, хорошо, я ведь только спросила…

— Кушать будете сейчас?

— Нет, оставьте так, я поем позже. И, пожалуйста, не беспокойся, я все унесу на кухню сама. Хосефа, ты знаешь учителя из Коатльтенанго?

— Это дона Мигеля? Ну, слыхала про него.

— Какого ты о нем мнения?

Хосефа, держа руки под передником, пожала плечами.

— А кто ж его знает! Там его хвалят, у кого дети ходят в школу. А что?

— Нет, я просто так. Будь добра, выключи свет, когда будешь выходить. И спокойной ночи!

— Покойной ночи, нинья…

Горничная вышла, бесшумно притворив дверь. Джоанна обхватила руками колени и откинулась на спинку дивана, глядя на мерцающие в проеме окна яркие звезды.

Она просидела так очень долго, слушая музыку и думая о своей будущей жизни: о жизни некой сеньоры Монсон де Асеведо, уважаемой дамы, имеющей мужа, дом и, конечно, детей. Представлять себе все это было интересно, но трудно. Кое-чего в будущем она даже побаивалась, например ответственности за воспитание ребенка. Но ведь Мигель — учитель, вдвоем они справятся. Ведь это было бы просто ужасно, если бы они не справились и их ребенок вырос недостойным человеком. Нет-нет, он, безусловно, будет замечательным, великолепным человеком! Государственным деятелем, или писателем, или ученым. И вообще у него будет замечательная жизнь: ему ведь придется жить в мире, где не будет ни таких иезуитов, ни таких лиценциатов. Когда-нибудь она расскажет ему, как его маме в молодости предложили вступить в подпольную организацию…

Музыка умолкла. Бойкий женский голос с мексиканским акцентом объявил, что передатчик такой-то заканчивает на этом свою работу, желая всем слушателям спокойной ночи. Джоанна удивилась и взглянула на светящиеся в темноте стрелки настольных часов: была полночь.

— Спать, спать, спать… — весело пропела она, соскакивая с дивана. — Завтра с самого утра — к Мигелю! Мигель, Мигелито…

Включив свет, она остановилась посреди комнаты и потянулась, закинув руки за голову. Два предмета на письменном столе привлекли ее внимание — накрытый салфеткой поднос и пара старых перчаток. Первый вызвал чувство голода, второй — чувство вины: ножницы-то ведь она потеряла…

В ванной Джоанна вымыла руки, потом включила трубки дневного света, укрепленные по сторонам большого — во весь простенок — зеркала. Оттуда на нее глянуло странное существо, мальчишески стройное и большеглазое, в ярких цветов ковбойке и коротковатых, выше щиколотки, узких синих штанах.

— А это вам понравилось бы, дон Мигель Асеведо? — вслух спросила Джоанна, сделав гримаску. — Впрочем, я не сказала бы, что костюм мне не к лицу…

Вернувшись в свою комнату, она боком примостилась на край стола и принялась с аппетитом уничтожать давно остывший ужин, искоса поглядывая на перчатки. Теперь Тонио никогда в жизни не доверит ей ножницы. Но где их сейчас искать, в такой глуши? Придется извиняться. Впрочем, так нельзя — обещание есть обещание. Мигель страшно возмутился бы.

Поев, Джоанна бросила на поднос скомканную салфетку и понесла его на кухню. Там уже никого не было — вся прислуга спала. Она сняла с гвоздя электрический фонарь, еще раз обругала себя за рассеянность и вышла в сад, призрачно освещенный крупными мохнатыми звездами.

Найти ножницы оказалось не так просто, и она долго шарила лучом фонарика по зарослям, то и дело натыкаясь на колючки декоративного кустарника; потом сзади послышался хруст веток под торопливыми шагами, и чей-то незнакомый голос грубо окликнул:

— Эй, кто там шляется?

Джоанна уронила фонарик в траву — больше от изумления, чем от испуга. Стоя на коленях, она подняла голову и обернулась, тотчас зажмурившись от ослепительного луча, ударившего ей в лицо.

— Ты что здесь делаешь? — еще грубее крикнул незнакомец, подойдя ближе и осветив ее в упор.

— Я? Ищу ножницы, я здесь стригла, — растерянно отозвалась она.

— Садовница? Какого черта ты здесь таскаешься в это время, а?

Джоанна вдруг осознала всю нелепость сцены: кто-то допрашивает ее в ее же собственном саду. Что за бред?

— Идите вы к дьяволу! — крикнула она, вскочив на ноги и стряхивая с колен сухие листья. — Еще не хватало, чтобы я давала отчет любому бродяге! Вы-то сами что здесь делаете?

— А ну, тише! — прикрикнул невидимый бродяга. — Жить надоело? Иди со мной, быстро!

Джоанна повиновалась: человек с фонарем мог в любую минуту ее пристрелить, прирезать, наконец, просто придушить, как котенка.

— Куда идти? — спросила она, выйдя из кустов.

— Налево и прямо, пока я не скажу. И не вздумай бежать — пожалеешь. Иди!

Она шла, продираясь через кусты, пока луч фонаря, все время освещавший ее сзади, не выхватил из темноты кусок облупившейся стены и стоящий перед закрытой дверью маленький грузовичок-пикап с плотно зашнурованным брезентовым верхом. Джоанна узнала место — это был находившийся в самом углу сада старый сарай, в котором хранились поломанные мотыги, лопаты и прочий хлам. Но этот пикап? Ей стало по-настоящему страшно; и тут, к ее изумлению, невидимый конвоир крикнул:

— Эй, Монсон, подите-ка сюда!

Она не поверила своим ушам: отец здесь, в этом сарае? Разве он не уехал? Но сомневаться не приходилось: из двери, быстро прикрыв ее за собою, действительно показалась знакомая грузная фигура в сапогах и белых бриджах.

— Глядите, Монсон, тут какая-то девка шлялась. Не у вас работает?

С этими словами конвоир осветил ее лицо. Джоанна зажмурилась.

— Джоанна? — изумленно спросил отец. — Ты? Погасите фонарь, Оливейра. Что случилось, Джоанна?

Та облегченно засмеялась.

— Я должна спросить это у. тебя, папа! С каких пор у нас в парке завелись киднапперы? Я потеряла тут садовые ножницы, сейчас пошла искать — и вдруг такая штука! Знаешь, как я перепугалась! Это просто феноменально — благополучно прожить пять лет в США — и вдруг оказаться похищенной у себя в…

Она не окончила фразу: дверь сарая опять открылась, из него вышел еще один человек. Остановившись на освещенном изнутри пороге, он вгляделся в темноту и удивленно спросил:

— Что тут происходит? С кем ты это, Индалесио?

— Закрой дверь, черт тебя побери! — бешено крикнул Монсон.

Человек поспешно скрылся, но Джоанна уже ус «пела увидеть внутренность сарая, ярко освещенную керосино-калильной лампой: сломанный культиватор у стены, штабель бумажных мешков с минеральными удобрениями и прямо посередине на цементном полу — два больших продолговатых тюка из зеленовато-серого брезента, снабженных какими-то лямками, пряжками и кольцами. На крайнем тюке четко выделялось отпечатанное крупными белыми буквами — по трафарету — знакомое слово «warning».[48] Ниже шел короткий текст помельче. У нее мгновенно пересохло во рту.

— Ты слышишь, Джоанна? — нетерпеливо крикнул отец.

— Что, папа? — переспросила она, делая усилие, чтобы говорить спокойно.

— Почему ты не спишь в это время?