Белорусские повести - Иван Петрович Шамякин

А дело наше, Володя, выигрывает по всем параметрам. Думаешь, они дали бы тебе хоть один шанс, если бы чувствовали силу, уверенность? Их доводы только на первый взгляд кажутся серьезными. Неликвиды, унификация узлов… Во всем этом много промашек и Косенко, и Локавца, и наших с тобой… Кому охота выставлять их перед публикой, перед начальством? Но приходится чем-то жертвовать, чтоб выиграть значительно больше. Даже в известной мере и своим авторитетом… А на это, брат, далеко не каждый способен. Вот и идут в ход липовые козыри. И не надо нам бояться лезть в драку, бояться лишней шишки на лбу…

Я промолчал. Подумал только, что, с тех пор как здесь работаю, не совсем понимал этого человека, недооценивал, что ли.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Назавтра пришлось отложить в сторону все дела и засесть за высокочастотные генераторы, которые мы делали раньше и которые вернулись к нам после испытаний в рабочих условиях. Представитель заказчика сообщил, что в одном из диапазонов частот резко падала мощность сигнала. Это значило, что мы что-то не довели, не дотянули, не доглядели на испытательном стенде, и теперь срочно надо найти и выправить ошибку. Хотя почему ошибку?.. Их могло быть и две, и три, и целых десять…

Когда это известие утром принес Локавец, все в лаборатории недовольно зашумели, зашевелились. Мол, что там выдумали эти штукари-заказчики? Разве может статься, чтобы мы да проглядели брак? И кому теперь охота возвращаться к прибору, о котором и думать забыли…

Но мало-помалу первое недовольство и чрезмерная уверенность в себе уступили место рассудку. В самом деле, если приборы вернули в лабораторию на доводку, значит, в их работе выявились серьезные недочеты, ошибки. Любопытно, что именно там забарахлило, что получилось не так, как надо? Где документация, где замечания заказчика, где сами приборы?

И Ракита, и Локавец так же, как и я, убирали уже со столов в ящики те схемы и чертежи, которые успели разложить, — очередную свою работу, которую так неожиданно надо было прервать. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.

— Ну где там эти приборы? — первым высказал Логвинов то, что висело на кончике языка и у меня, и, верно, у Ракиты, и у Бельского. Что значит молодость — где ей равняться с солидной выдержкой ветеранов — моей, скажем, или Ракиты?

— Пока на складе. Должны принести рабочие, — сказал Локавец робко, с виноватой ноткой в голосе. Начальнической твердости и уверенности в нем не чувствовалось. Он пока не знает причины неполадок в приборе и потому еще не решил, как держаться. Если окажется, что это наши недоделки, в голосе у него появится строгость, он сразу же постарается выяснить долю вины каждого и при необходимости сделает четкий и «объективный» доклад Косенко. Если же погрешности в работе прибора не по нашей вине, а, допустим, по вине какого-нибудь другого отдела, Локавец станет весело посмеиваться над «работничками», а с нами перейдет на равную ногу, начнет сыпать анекдотами, выдавая себя за того славного рубаху-парня, который нравился не только мне, но и каждому в отделе.

— А мы что, уже калеки? Будем ждать рабочих? — встает из-за стола Ракита. Глаза его в припухлых веках смотрят с ленцой, но голос напряженный, высокий: видно, тоже не терпится.

И мы идем, шестеро мужчин, на склад и по двое приносим ящики со своими высокочастотными генераторами. Ракита тут же находит документацию, все сгрудились вокруг него, некоторые даже лежат на плече соседа, и начинается жадное, мучительно-нетерпеливое изучение схем.

Разумеется, и тут опыт и выдержка ветеранов берут свое. Пока я, и Ракита, и Бельский, и даже Лена Козырь молча мозгуем, что тут к чему, Логвинов победно восклицает:

— Братцы! Да тут же все ясно! Видите, какой у нас усилитель? Поменять его — и концы!

Никто никак не отзывается, и это его отрезвляет.

— Хотя…

Логвинов умолкает, слышно только, как он дышит над моим ухом, и минут через двадцать Ракита решительно сворачивает чертежи.

— Нет, мои милые, так мы не высидим не только яйца, а…

Что мы еще не высидим, он, наверно, не знает так же, как мы, но мысль его нам ясна. Поэтому распаковываем приборы, несем их на стенд, берем в руки отвертки, паяльники, и тогда возникает Локавец.

— Ракита с Бельским проверяют детекторы, Дейкун и Логвинов — фильтры, Лена, ты пока посмотри усилитель, — командует он, и мы делаем так, как он говорит. Потом мы все равно будем проверять работу каждого, чтоб не пропустить ошибки, — так не все ли равно, кому с чего начинать…

Сам он садится на телефон и заранее начинает договариваться с начальником экспериментального цеха Викторовым на тот случай, если понадобится заказать какой-нибудь новый узел. Я одобряю его инициативу. В самом деле, лучше вовремя застраховаться, чем потом доказывать первоочередность своего заказа…

Затем Локавец куда-то исчезает, и в лаборатории становится тихо, только слышно, как постукивают паяльники и отвертки, кто-нибудь обронит слово напарнику, да еще потрескивает под потолком не вполне исправная люминесцентная лампа.

Бросаю взгляд на Логвинова, который рядом распаивает контакты. Рыжеватая шевелюра свешивается ему на лоб, дымок от канифоли попадает в глаза, он щурится. Над тонкой длинной верхней губой выступили капельки пота — старается. У него сильные пальцы, ладная фигура, на пиджаке значок первого спортивного разряда по гимнастике. Ага, вспоминаю, ведь он чемпион не то завода, не то города… Нехорошо не знать этого, не совсем всерьез укоряю себя, но тут же появляется новая мысль и она в отличие от первой совсем всерьез…

Что я вообще знаю об этом парне, с которым работаю несколько лет? Что знаю о его характере, его талантах и слабостях? Только улыбаюсь, когда он некстати, вот как сегодня, ляпнет первое, что придет в голову… Но, может быть, его поспешность — от желания взять на себя самое трудное, сделать так, чтоб другим не пришлось потом ломать голову?..

— Послушай, Олег, — просто захотелось сказать ему что-нибудь, — ты женат?

Он вытер пот с верхней губы, присвистнул.

— Ты что, забыл, как вы всей лабораторией свадебный подарок покупали?

— Вот как. — Мне немножко неловко за свой вопрос. — Что подарок покупали, так в отделе это часто бывает: то кто-нибудь родился, то кто-то женился, то разводится…

— Кто женится, кто разводится — об этом можно и не знать, а вот что у Логвинова сын — верно, всему заводу известно, — смеясь, говорит Бельский. — Он же всем уши прожужжал… Я ему книгу подарил о воспитании детей.

— А что, полезная книга, — засмеялся и Логвинов. Потом спохватился, озабоченно спросил меня: —