Берды Кербабаев - Капля воды - крупица золота

В колхозе из мужчин оставались в ту пору лишь старики да зеленые юнцы. Жили колхозники трудно, одевались бедно, часто не наедались досыта. Но трудились не за страх, а за совесть и из последних сил тянули колхоз в гору.

Десять лет минуло со Дня Победы, — а как преобразилась жизнь в «Абадане»!.. Люди жили новыми, светлыми целями и заботами. Да и запросы у них повысились.

А скоро, совсем уже скоро, когда придет в Теджен по Большому каналу вода Амударьи, здешние земли превратятся в райский уголок, и жить люди станут еще лучше и краше.

Вот такие мысли, мечты, воспоминания навещали Артыка между делами — а дел было сверх головы.

В конце аульной улицы он увидел группу односельчан, одни из которых стояли возле коней, закручивая им хвосты, а другие уже сидели верхом.

Кто-то полушутливо спросил:

— Артык-ага, куда же должны ехать атбашчи?

Артык хлопнул себя по лбу:

— Вай! Совсем из головы вылетело! Надо же за невестой скакать!

— А где она?

— У меня в доме. Айна ее убирает.

— А куда ее везти?

— Ко мне же в дом! — Артык почесал в затылке: — Мда, неувязка получается. Обряд нарушаем!

Все засмеялись, а один из приятелей Артыка, с такой же бородой, как у него, сказал:

— Ты-то, помнится, женился тоже не по обряду.

— Не до обрядов тогда было. А нынче как же мы начнем свадьбу без атбашчи? Не годится так. — Артык задумался. — Ладно, земляки. Все у нас теперь новое — обновим и обычаи. Пусть джигиты садятся на коней и скачут вокруг аула к нашему дому. Кто прискачет первым, тому мы вручим приз — ковер!

Приятель Артыка, взявший на себя роль глашатая, закричал:

— Джигиты, по коням!.. Скачите за призом, хов! * Приз — ковер, хов!

Уже через минуту всадники, поднимая пыль, мчались по улице к окраине села.

А дома Айна готовила Аджап к свадебному тою, наряжая ее согласно обычаям,

Айна вся светилась от счастья. Сбылась наконец давняя, заветная ее мечта: сын нашел себе суженую, да такую, что лучше ее, как полагала Айна, не было в целом свете!

Хотя Аджап была туркменка, она без особого энтузиазма позволяла надевать на себя весь сложный наряд невесты. Да и согласилась-то на эту процедуру лишь потому, что не хотела обижать Айну. Правда, хрустящее, с тонким запахом платье из кетени пришлось ей по вкусу. Такие платья Аджап доводилось уже носить. А вот от монист из серебряных монет, от балаков, от тяжелого, расшитого узорами и увешенного украшениями халата она отказалась бы с превеликой охотой. Зеленый узорчатый пуренджек Аджап решительно отвергла. Не зная, как ей называть Айну, по имени или «мамой», она взмолилась:

— Ой, не надо этого! Меня же все знакомые засмеют.

Айна и сама понимала, что современной девушке этот халат-паранджа никак не идет, сказала:

— Аджап-джан, ты надень его так, для вида. А потом снимешь.

Не желая открыто перечить свекрови, Аджап сказала:

— Я… я посоветуюсь с Бабалы.

— Ай, невестка, уж я знаю своего сына, он не разрешит тебе выйти к гостям ни в халате, ни в балаках. А свадьба — это свадьба. Пусть уж всё будет по обычаям…

Яшмак она сама решила не навязывать невестке, хотя представляла, какой крик поднимут аульные кумушки: «Сегодня твоя Аджап без яшмака — а завтра язык всем будет показывать!»

Все же она ограничилась тем, что накинула на голову Аджап большой красивый шерстяной платок с длинной бахромой, но один его конец перебросила ей через плечо, чтобы можно было прикрыть им рот. Аджап сняла платок, словно желая им полюбоваться, повертела его в руках, похвалила и, сложив вдвое, покрыла им только волосы.

Айна смолчала. Если бы она не боялась ядовитых жал ревнительниц старины, то предоставила бы невестке полную свободу действий. Ведь сама она обошлась в свое время без пышных свадебных ритуалов, и жили они с Артыком счастливо, душа в душу.

На улице раздался громкий топот конских копыт, И тут же прозвучал голос глашатая:

— Артык Бабалы, да сопутствует тебе удача, ха-ав! Атбашчи закончили скачку, ха-ав! Приз выиграл Акмурад, ха-ав!

Джигиты проделали на конях длинный путь, Артык успел уже вернуться домой и торжественно вручил победителю ковер.

День клонился к вечеру. Погода выдалась как по заказу, прощальные лучи солнца расписывали легкие облака во все цвета радуги. Женщины и девушки, собравшиеся на свадебный той, своими нарядами тоже напоминали радугу. Один из старейших аульных аксакалов встретил Артыка в дверях его дома традиционным поздравлением:

— Да пройдет счастливо свадебный той, который ты устроил! Пусть один той сменяется другим! Пусть твой хлеб и соль отзовутся в народе сердечной благодарностью! Пусть дом твой не оставляют счастье, свет и достаток! Пусть душа твоя и души твоих близких пребывают в вечной радости! Пусть исчезнут твои враги!

Произнеся вдобавок свадебную молитву, старик коснулся ладонями своей бороды.

Всех, кто приходил поздравить Артыка и Айну со свадьбой сына, одаривали угощениями, завернутыми в платки.

В этой праздничной суматохе один Бабалы не находил себе места и Чувствовал себя как-то неприкаянно. Все радовались его радости, все хлопотали о его свадьбе, а он не знал, куда приткнуться. Для почтенных людей — он жених. Для молодежи — аксакал.

В конце концов, он очутился в кругу своих сверстников, местной интеллигенции. Народ это был весёлый, подковыристый, все — любители пошутить. Один из них, с хитро прищуренными глазами, критически оглядев Бабалы, спросил:

— Братец, а почему ты не в сапогах?

— Да я в сапогах целый год хожу, надо же ногам и отдохнуть? Да и день вроде торжественный.

— Вот именно, сегодня ты и должен был надеть сапоги. Что ж, невеста с тебя ботинки будет стягивать? Не по. правилам это.

Согласно вековым обычаям, муж сразу обязан был поставить жену в подчиненное положение и, ещё не обмолвившись с ней ни словом после свадьбы, заставить снять с себя сапоги. Ей полагалось также взять у мужа папаху и повесить ее на место. Много было у молодой жены и других унизительных для нее обязанностей. А муж, недавний жених, вправе был за непослушание пнуть ее ногой, ударить, накричать на нее.

Об этих обычаях, утверждающих с самого начала мужа в роли повелителя, а жену — рабыни, в шутку и напомнили Бабалы его земляки.

Еще один джигит поддержал игру:

— Да на нем и папахи нет! И рубаха без тесемок! Пуговицы нам, что ли, отрывать — чтоб невеста их пришила?

Бабалы засмеялся:

— Братцы, да невеста моя и вас может раздеть! Она ведь врач.

— Прежде всего, она женщина, Бабалы. А ты мужчина!

— Да она поднимет меня на смех, если я прикажу: снимай с меня сапоги и папаху! Скажет: вот дикарь!

Джигит огорченно вздохнул:

— Так я и знал! Бабалы самому придется снимать с нее туфли! Ты, может, при ней и рот побоишься раскрыть? Ну, и времена настали!

Пожилой мужчина сказал:

— Хорошие времена! Но уж если вы горой за старое — так принесите Бабалы камчу!

Был среди свадебных обычаев и такой: жениху вручали камчу, и он хлестал ею всех, кто попадался под руку, давая этим понять невесте, что нрав у него крутой и если она будет ему перечить, то камча прогуляется и по ее спине.

Джигит в притворном ужасе поднял руки:

— Не надо камчи! Сдаюсь!

В это же время шутливую беседу вели и старики.

Один из них, погладив седую бороду, поинтересовался у Артыка:

— А ты пригласил муллу, чтобы он сочетал молодых браком?

Старик знал, что Артык еще в те годы, когда носил за плечом винтовку, ненавидел мулл и ишанов, пользовался каждым случаем, чтобы разоблачить их перед народом как грабителей и обманщиков, но ему просто хотелось поддразнить своего приятеля.

Артык спокойно объяснил:

— Сын и Аджап зарегистрировались в Ашхабаде.

— Вай, разве там есть муллы?

— А зачем они?

— Как это зачем? Чтобы прочитать молитву. — Старик воздел руки: —Алхамдылиллэхи джангаланикахи!.. Брак без такой молитвы нельзя считать полноценным.

— Ты хоть смысл-то ее понимаешь?

— Ай, зачем мне смысл? Это магические слова, делающие молодых мужем и женой.

Артык усмехнулся:

— Для тебя, значит, эта молитва — как ветер, пролетевший мимо? Нет, дорогой, в «магические слова» вложен определенный смысл, и не думаю, что он тебе по душе придется. Вот послушай: «Пенкеху матабалакум миненнисайн месна ве суласе ве рубаг». Знаешь, что это значит?

— И знать не хочу.

— Напрасно. Слова эти означают, что мужчина, вступающий в брак, может взять в жены еще двух, трех, а то и четырех женщин. А наши законы запрещают многоженство. Ты что же, против наших законов?

— Вай, я уж жалею, что связался с таким мудрецом, как ты! Я уважаю закон! — Тыльной стороной ладони старик почесал подбородок: — Но как же быть с обрядом бракосочетания? Не пресновата ли без него свадьба, а, Артык?