Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев

— Пожалуйста, граждане, говорите.

— Да как вам сказать, чтобы не соврать, — начал Миша Петух, — вот онамедни и я у себя за овином в яме нашёл пять мешков ржи. Я дальше своего брюха спрятать хлебец не мог бы, а вот кто ко мне в яму зарыл, — неизвестно. Поспрашивал-поспрашивал — хозяина не нашлось. Ну, тогда я эту ржицу и мочил и сушил, она вся в плесени, видно с прошлой осени была кем-то схоронена, так что и скотина её не ест. Пудиков двадцать в этом месте кто-то сгноил.

— Значит, есть у вас кулаки?

— Конечно, есть.

— Так. Кто ещё хочет слово взять?

Мужики и бабы переглянулись.

Алексея Турку подталкивали со всех сторон:

— Говори, ты у нас самый зубастый.

— Ладно, чем вас за язык тянуть, мой сам хочет говорить, — бойко проговорил Алексей. — Значит, кулак тот, кто спекулянт, тот, кто прячет и гноит хлеб, тот, на кого работает чужая, наёмная сила. В Попихе на шестнадцать домохозяев таких есть двое: Михайла Чеботарёв — раз, Сашка Приёмыш, Афонькин зять, — два. Почему они, а не я, скажем, не Петух и не кто другой? Потому, что на Михайлу работают двое — Додон и Терёшка — по сапожной части, а летом он ещё прихватывает чужую силу и на покос, и на жнитво, и на пашню, и на молотьбу. Так ведь?..

— Верно.

— А ежели покопаться, так и припрятанное у них кое-что найдётся.

Михайла не вытерпел, сорвался с места:

— А ты мне помогал наживать?

— Это не вопрос, не перебивай, дай говорить соседу! — оборвал Михайлу продармеец и, обратясь к Турке, спросил: — Как ваша фамилия, гражданин?

— Вы, товарищ, не поворачивайте внимания на наши фамилии. У нас победней которые, тех по-уличному прозвищами вечно кликают. Меня вот Туркой прозвали, будто я на турку похож. Этого вот — Петухом, за то, что, бывало, пьяный он запоёт песню и глаза закроет, что петух настоящий, а этого Сухарём величают, сами видите, почему — иссох, как солдатская вобла. Так и далее. Я не про то, про Афонькина зятя хочу сказать. Я человек прямой и таить не хочу, а от советской власти таить, от товарища Ленина, который с малых лет за свободу борется, я не в силах и не в интересах… Афонька и его зять Сашка Приёмыш по богатству не уступят Михайле. Они и поторговывают, краденое тишком перепродают. Излишки хлеба у них найдутся…

У продармейцев разговор по первому вопросу долго не затянулся. Послушали и записали:

«Выявленным кулакам деревни Попихи в трёхсуточный срок обеспечить сдачу излишков хлеба на продпункт в Устье-Кубинское в размере: М. Чеботарёв — 150 пудов ржи и ячменя. А. Приёмышев — 140 пудов. В случае несдачи конфисковать имущество, а домохозяев отправить на окопные работы».

При решении следующего вопроса кулаков лишили голоса: они не имеют права выбирать в комбеды.

— Деревенька ваша небольшая, — сказал один из продармейцев, — за исключением двух кулаков, пусть все входят равноправно в комитет бедноты и выберут себе председателя комбеда и в помощь ему секретаря, чтобы тот писал и бегал в совет в случае надобности. Итак, кого в председатели?

— Алексея Турку, кого же больше?

— Не гоже! — крикнул один из Менуховых. — Он в грамоте ни в зуб ногой.

— Будет секретарь у него, можно из подростков.

— Васю Сухаря! — выкрикнул кто-то.

— Что вы! — отклонил Додон. — Моё дело сторона, но я не советую: у этого грамотность не к месту — ведь в комбеде псалтырь читать не придётся.

Продармейцы засмеялись. Сухарь смущённо стал отмахиваться:

— Избави бог! Да я ни за какие блага, да что вы…

— Турке тут честь и место, он и за бедных, где надо, слово закинет, а богачам спуску не даст, — высказался Косарёв Федя и, обращаясь к женщинам, сказал: — А вы чего, бабы, воды в рот набрали? Где так бойки, а тут молчите! Да вам-то нынче и говорить: всю жизнь на сходки вас не пускали, а теперь вы равноправные гражданки! Ну, как, люб вам Турка в председатели?

— Люб, — застенчиво ответила вдова Лариса Митина.

— Ну, а чем он люб?

— Как чем? Известное дело, как сосед он по справедливости всегда и никого не обижает, хоть и резок бывает…

— Да ты встань и скажи речь, чего за спины других прячешься!

— Ой, неохота вставать да свои «лисьи меха» показывать, — краснея ответила Лариса, однако с лавки поднялась и, распахнув трёпаный казачишко, заговорила: — Не смотрите, солдатики, на меня — из моей одежды во все дыры пух лезет, будто ястреб курицу исколошматил. Вся обносилась в лоск, и закропать дырьё нечем, да и некогда: то с ребятишками, то с телятишками, сами знаете…

— Вы, гражданка, о деле говорите, о деле.

— Ясно, о деле, — продолжала ещё бойчее Лариса, — без мужика-то каково, да любая на моём месте голову себе бы свернула, а я держусь и только толстею, вот же и поди.

— Гражданка Митина, вы не о том речь держите, — перебил её продармеец. — Скажите, кого бы вы хотели председателем?

— Коли нам, бабам, ныне воля дана, да нас стали спрашивать, так я опять же скажу, — Турку, а писарем ему Терёшку — бойкий парнишка, и Алексей его любит, как родного, это все скажут.

— Правильно, Лариса!

— Пусть Турка верховодит по совести!..

Лариса, ободрённая возгласами, ловко высморкалась в уголок холщового передника и продолжала:

— Турку мы и желаем. По деревне его бедней, пожалуй, ищи — не найдёшь. И не от лодырства это, а всю жизнь человеку развернуться не на чем. Земли — одни борозды да межи; скота — один кот, да и тот кривой. За этот год у Турки в избе с голоду все тараканы подохли. Опять же он и при царе, бывало, перед начальством не больно-то гнулся. Как сейчас помню: на Заднесельской лошадиной ярманке староста Прянишников ведёт жеребца, будто писаную картинку; на груди у жеребца бархатный передничек с кисточками, на передничке четыре медали. Енерал — не лошадь!.. Турка тогда руку под козырёк сделал, лошади честь отдал. Прянишникову это полюбилось, хотел с ним за руку поздороваться — так нет, Турка руку за спину себе спрятал и говорит: «Сам выслужись, как жеребец, тогда и тебе козырну». А где Прянишникову этак выслужиться, от евонного жеребца, может, сто кобыл ожеребилось…

Собрание грохнуло хохотом. Когда смех и хохот стихли, руководитель собрания спросил Алексея Турку:

— Скажите, гражданин, поскольку обсуждается только одна ваша кандидатура, как вы смотрите на должность председателя бедноты?

— Безусловно и правильно! — ответил Турка.

— То