Ратниковы - Анатолий Павлович Василевский

Ратников чувствовал, как к горлу у него подступают слезы.

Было, было уже все это! Давно-предавно. И зачем вспомнилось? Зачем?!.

Мать обернулась:

— Как ты ушел в армию, третью свадьбу справляет деревня. Третью… Слышишь, Игнат Великанов о дочке печалится?..

Глава IV

1

В окна уже били острые лучи солнца, когда в сенях заскрипела дверь и застучала в половицы клюка, В полутьме кухни возникла кривая тень сухой длинной старухи, и в горницу, согнувшись, вошла Яковлевна — из широкого выреза обвисшего платья торчали острые ключицы. Яковлевна распрямилась в пояснице, вытянула темную жилистую шею, сердито взглянула на Ратникова.

Мать заспешила навстречу, но ее остановил скрипучий голос Яковлевны:

— Не насовсем, чай?

— А вот и насовсем. — Мать испуганно взглянула на сына, ожидая, подтвердит ли тот слова ее.

— Отслужил, — сказал Ратников, поднимаясь во весь свой рост.

Яковлевна была длинна, но и ей приходилось глядеть на него снизу, ломая шею, и она опять перегнулась в пояснице, побежала от порога, стуча клюкой. На ходу бросила:

— Быстро больно.

— Год всего служат после института, — обиженно отозвалась мать.

— Все одно быстро. — Яковлевна опустилась на табуретку. — Без меня тут пирушничали?

Мать смахнула со стола крошки, принесла еще один чистый стаканчик и вилку, добавила в плошку мокрых пупырчатых огурцов и белоголового лука, выставила чугунную потрескивающую сковороду с глазуньей и присела сама.

— Он и не ел еще.

Ратников улыбнулся ей и тоже сел, и мать вздохнула:

— Налей-ка, сынок.

— Ну-ну. Ну-ну, — проскрипела Яковлевна, строго следя за тем, как Ратников разливает водку.

Они чокнулись, и все трое выпили. Яковлевна и мать кинули в рот по грибу, стали жевать.

Стукнула сенная дверь, хлопнула другая, и в горницу влетели две девчонки. Обе низкорослые, обе крепко сбитые.

— Тетка Настя! — Осеклись, увидев Ратникова. Зажали ладонями рты, прыснули.

Ратников усмехнулся, и густой румянец охватил щеки девчонок.

— На свадьбу пришли звать? — сердито спросила Яковлевна.

Девчонки опять прыснули, потом одна из них чуть слышно сказала:

— Ага. — И взглянула искоса на Ратникова.

Вторая справилась наконец со смущением и уже тоном, подобающим случаю, произнесла, чуть наклоняя голову:

— И вас, Яковлевна, и вас… Сережа.

«Эта выходит замуж», — решил Ратников и глядел на девчонок, узнавая их и не узнавая.

Девчонки простились с церемонным, низким поклоном, которому их, видно, кто-то научил, чинно повернулись, степенно пошли. В сенях кинулись бегом — за ними грохнула дверь.

Яковлевна покрутила головой:

— Шилохвостки.

Не сговариваясь, старухи взглянули на Ратникова.

Он сидел в той же позе, в какой был до прихода Яковлевны, — горбилась за спиной гимнастерка, руки висели меж колен.

— Как раз приехал, — сказала Яковлевна. — Свадьба завтра.

— Уж говорила, — поддержала разговор мать, — говорила.

— Ну, опять шуму будет!

— Уж играют, поют.

— Понаедут из города.

— На отдельном автобусе.

— На «Запорожцах», на «Москвичах».

— Молодых, чай, на «Волгах» привозят.

Яковлевна засмеялась, будто заклохтала:

— Нешто молодых в автобус посадят!

— На «Волгах» молодых, на «Волгах».

— Слыхала, тюкают, сколачивают чтой-то.

— Слыхала.

— Тюкают, столы и лавки ладят, вот и тюкают.

— Человек полста соберется, поди.

Яковлевна опять заклохтала:

— Сто.

— Ишь, ты, — сказала тетка Настя. — Сто.

— А может, и больше.

— Прорву такую попробуй угощеваньем ублажить.

— Да по нонешним временам.

— Вот-вот. Мясного, бывало, наготовят, самогонки да браги наварят — вот и свадьба.

— И-и! — Яковлевна махнула рукой. — И не упоминай самогонку-то. Если и варят Великановы, то — втихую, для своих.

— А-а! А напоить всех надо.

— Водку пить будут. — Яковлевна, клохча, посмеялась: — Десять ящиков завезли будто бы.

— Десять? Ишь ты!

— Десять будто бы. Зинуха Великанова хвасталась, Да шампанское, да вино красное для баб, да коньяк.

— И коньяк, — подтвердила мать. — Теперь без него нельзя будто бы свадьбу играть.

— А то как же? Городские, чай, понаедут.

— Денег-то, денег-то надо!

— Целу армию напои, накорми-ка.

Старухи глядели и глядели на Ратникова, и Яковлевна повторила задумчиво:

— Целу армию…

Опять слышна стала гармошка — частые-частые переборы. Гармонист сбился, гармошка вскрикнула, стихла. Спустя немного медные голоса опять стали медленно и чисто петь, рассказывая о чем-то, на что-то жалуясь.

— Игнат печалится.

— Последнюю дочь выдает, — сказала Яковлевна. — Чего ему печалиться?

— Как же, замуж не замуж, а дочь из семьи провожает.

— Пусть радуется. Заневестилась девка.

— Заневестилась, — согласилась мать. — Да и не только у Великановых. У Сухоруковых невеста. На заводе работает. У Кабальниковых… В институте учится. Третью свадьбу за год деревня справляет.

— Третью…

2

Яковлевна отвела наконец взгляд от лица Ратникова… Старухи ненадолго примолкли и опять заговорили о предстоящей свадьбе. Прикидывали, во сколько обойдется она, и гадали, откуда возьмут такие деньги родители молодых.

С городским невеста сговорена. Отец жениха, сказывают, шоферит. На стороне прихватывает. Мать — швея — тоже подрабатывает, наверно. А у Великановых что за доходы? Игнат заводской — по гудку ходит. Зинуха в магазине… У молодых, у тех, конечно, какие деньги. Галька-то школу только окончила, на фабрике первый год, а парень из армии только что…

Тетка Настя украдкой взглянула на сына, а Яковлевна опять уставилась.

— Невест скоро не останется в деревне.

— Так вот — третья свадьба за год.

— Третья…

Ратников понимал, к чему клонят разговор Яковлевна с матерью, и ему было тяжело слушать их, и он молчал.

— Нынче веселые свадьбы, — говорила Яковлевна.

— Веселые, — отвечала мать.

— Нынче без слез.

— Без слез.

Мать поглядывала осторожно.

— Мы отплакались, а им пусть легко будет.

— Пусть, — сказала Яковлевна. — Пусть… А помнишь Любки Ратниковой свадьбу?

— Помню. Как же, помню.

Старухи перекинулись памятью к прошлому. Яковлевна изогнулась над клюкой, а тетка Настя уставилась в угол. Забыли на время старухи о Ратникове, Вспомнили, как в голодном сорок четвертом году справляли они свадьбу младшей подруги своей Любки Ратниковой…

3

Уж больно красива Любка была — длиннокосая, стройная да гибкая, оттого и переборчивая — всех женихов подряд отваживала, так и не вышла до войны замуж. А получили Великановы в конце сорок первого похоронку на Петра, на дядю теперешней невесты Гальки, ударилась в рев Любка — по Петру, оказывается, сохла. К сорок четвертому году переболела она горем своим, а в деревню тогда приехали на лето раненые из госпиталя. С одним из них, с лейтенантом Сапаром Хакимовым, и связала свою судьбу Любка. Всего месяц отпущено было ей на знакомство, любовь и разлуку. Через два месяца после отъезда Сапара получила на него Любка похоронку, а еще через месяц и сама ушла на фронт. Ушла и как в воду канула. На Любку не пришло в деревню даже похоронки.

Всей