Молния в черемухе - Станислав Васильевич Мелешин

Виктор вспомнил, как в школе «глотал книги» Циолковского, часами просиживал на чердаке и рассматривал в бинокль крупные ночные звезды далеко-далеко в небе. Чудак!

Завороженно смотрел, если проплывал самолет, как важная птица в голубом океане дневного неба. Тогда-то он и подался в авиационный институт, но не прошел по конкурсу. Дома отец ласково ударил его по плечу: «Ну, не вешай головы. Идем на завод подручным!»

Целый год он проработал у мартеновских печей, изучал на практике различные сорта сталей. Вот тогда-то и родилась у него дерзкая идея найти состав особой прочной стали для звездных кораблей и космических полетов. И уже в металлургическом институте, в аспирантуре он открыл, наконец, этот состав, подтвержденный пока только теоретически сложной формулой, а потом успешно защитил диссертацию. Правда, один из профессоров сказал ему: «Смело, смело, молодой человек. Но это пока теория, а вот посмотрим, что получится на практике…»

И вот сегодня наступило это «что получится на практике». Да, на практике труднее. Не знаешь, что сварит тебе печь. А сколько «теоретических» волнений было, когда вставал вопрос: вряд ли сваришь такую сталь в обыкновенной мартеновской печи. Сконструировать новую он не мог, он только знал сталь. И вот сегодня первая плавка. Он доказал теоретически, что можно варить новую марку стали в простой мартеновской. И когда ему разрешили этот эксперимент и спросили, где он желает провести испытания, он указал на Железногорский металлургический комбинат, где работает мастером отец…

А отец?!. Не поверил, отговаривал. А может быть, обидно ему… И вот нет его сейчас рядом.

Через десять минут Клавдия принесла листок с анализом. Все окружили Виктора, а Клавдия отступила в сторону, спряталась за спины других. Он заметил бледность на ее лице и странно моргающие глаза, когда она подавала ему эту простую бумажку — его судьбу. Виктор вытер пот на лбу. Все ждали, смотрели на него, торжественно молчали. Рука его с листком бумаги дрожала.

— Ну!

Это выдохнул Быков, и Виктор вспомнил его хрипловатый басок «есть открыть окно».

— Обыкновенная жароупорная… — Виктор выждал паузу и виновато улыбнулся. — Но… прочности необыкновенной. Конечно, это не та особая сталь, о которой я мечтал.

— Не горюй, сынок! — вдруг раздался громкий и бодрый голос отца. Павел Михеевич стоял с ним рядом и похлопывал его по плечу. — Будет особая!.. Вот попроси товарища Подобедова разрешить нам повторную плавку…

Подобедов взял у Виктора листок с анализом, положил к себе в карман и развел руками:

— Это у Виктора Павловича надо просить разрешения…

Все облегченно вздохнули. И Виктор тоже. И вот уже огненная река стали течет по желобу в ковши, в изложницы, а вокруг светло-светло, будто рядом солнце.

* * *

Небо заволокло тучами. Сине-сизые, грозовые, они обложили город, скрыли солнце, и теперь на земле стало темно, будто вечером в сумерки. От заводского пруда дул прохладный ветерок, акации шелестели и сухо терлись стручками. Виктор не замечал этого. Он был мрачен, подавлен, будто провинился в чем-то большом и важном.

Когда они вышли из проходной завода вчетвером, Подобедов и отец взяли Клавдию под руки, а он отстал немного, сделав вид, что ищет папиросы, чтоб закурить.

«В чем же моя ошибка? Неужели я ошибся в расчетах? Или, действительно, прав отец, что шестой печи необходим капитальный ремонт? А если повторную плавку провести на другой печи? Но и другие, кажется, не новее, чем шестая… Может, я не доглядел чего-нибудь или Быков поторопился уверить меня в полном успехе?

В общем, и я тоже поторопился. Сунулся поперек батьки в пекло, и вот получился первый блин комом! В следующий раз сам приму печь и все, досконально все проверю!» — решил Виктор и услышал громкий голос отца.

— Здоровье мое отличное! — воскликнул Зарубин. — Сердце работает, как форсунка! Отдохнул я. Честное металлургическое, прямо-таки устал от отдыха!

Отец был весел. Подобедов и Клавдия смеялись. Виктор смотрел на них и недоумевал, как можно смеяться в такой день, когда у него ничего не вышло, когда вместо особой космической стали, словно в насмешку, печь выдала ему обыкновенную жароупорную сталь! «Хорошо еще, что Подобедов разрешил повторить пробу. Значит, он все-таки уверен в полном успехе, значит, нет нужды вешать голову! А ты как думал?! Рраз и готово?! Заправочка, плавочка, и пожалуйте вам особую? Нет… поработать надо…»

Виктор смотрел на широкую спину Подобедова, видел, как он неторопливо шагает, а рядом Клавдия, отец, и немного успокоился.

Они прошли площадь к густым тополям, насаженным по обе стороны шоссе, и попали в белое облако тополиного пуха, хлопьями плывшего по воздуху. Подобедов замедлил шаги и обернулся:

— Виктор Павлович! Что-то вы отстали, батенька!

— Да нет, я иду следом. Так просто взгрустнулось.

Виктор догнал их, и они зашагали дальше все вместе, рядом. Отец улыбался чему-то, держа Клавдию под руку, и Виктор заметил, что отец помолодел, раскраснелся, только на усах его пушилась тополиная вата, отчего они казались седыми и воинственно топорщились.

— Смотри, Виктор Павлович, отобью я у тебя невесту… Вот сейчас зайдем в ресторан имени нашей рудной горы, матушки-кормилицы «Атач» да свадьбу сыграем! А заодно и плавку вспрыснем!

Клавдия и Подобедов рассмеялись. Виктор засмеялся тоже.

— Свадьбу сыграть можно, а вот за плавку пить еще рано. Что-то отец весел сегодня?

— А что мне не веселиться, когда, можно сказать, я заново родился.

Зарубин подмигнул Подобедову и Клавдии.

— Вы что-то скрываете от меня… — Виктор стряхнул с плеч Клавдии тополиные пушинки и заглянул в ее глаза. Она загадочно улыбнулась. Подобедов щурился сквозь очки и дипломатично молчал.

— Тайна, да? — Виктор остановился.

— Есть такое дело, — отозвался Павел Михеевич и взглянул на небо. — Ох, и хлынет сейчас проливной…

Подобедов вытер платком вспотевший лоб:

— Космический! Жарко, однако… Ну, мне пора прощаться…

— Нет, нет! — заторопился Павел Михеевич. — Милости прошу ко мне в дом. Вот подойдет трамвай — и по прямой к самому дому.

По асфальту защелкали первые крупные литые капли. Вдалеке ухнул гром, где-то там, за вздрогнувшим горизонтом. Они вошли в подъезд многоэтажного дома и замолчали. В подъезде было темно и прохладно.

— Ну, так в чем ваша тайна? — спросил Виктор, глядя на всех. — Теперь вы от меня не скроетесь — дождь не даст. Выкладывайте!

Зарубин закурил. Подобедов снял очки, протер стекла платочком и кивнул в сторону Павла Михеевича.

— Да вот батюшка ваш отыскал ошибку первой пробы.

— Как?! — удивился Виктор. — Ошибки не могло быть.