Океанский пляж - Анатолий Исаевич Милявский

— Товарищ командир, просят на корабль.

Едва увидев Лысых, Горчаков уже знал, что предстоит. Но спросил все-таки:

— Что там?

— Срочный выход в море, товарищ командир.

Он взял донесение, прочел его, молча спрятал в карман. Поглубже натянул фуражку, с тоской оглядел больничное крыльцо, окна с марлевыми занавесками и быстро зашагал прочь. Лысых едва поспевал за ним, придерживая бескозырку.

2

Горчаков еще издали отыскал глазами свой маленький корабль, приткнувшийся у стенки среди более рослых сторожевиков.

Вся команда уже была выстроена вдоль борта. Чехлы на бескозырках сверкали первозданной белизной. Горчаков невольно усмехнулся в душе этому нехитрому фокусу: чехол стирался перед построением и тут же, еще влажным, натягивался на околыш, — никакая глажка не давала такой яркости и белизны.

Только сейчас он и мог видеть всю команду рядом. Отсутствовали только механик и вахтенный моторист. На суденышке не было такого места, где их можно было собрать всех вместе, разве что на палубе. Но во время хода на палубе находиться не полагалось.

Они стояли по ранжиру, в одинаковой «форме раз» и, вытянувшись, смотрели на него. Он, подходя, пробежал глазами всю шеренгу, от рослого Ткаченко до маленького крепыша Копытько. Все были на месте — сигнальщики, гидроакустики, комендоры, радиометристы. Его ребята, его команда.

— Смирно! — Доскаль шагнул навстречу, забарабанил слова рапорта.

— Вольно, — сказал Горчаков, — по местам стоять.

Палуба заполнилась звонким, рассыпчатым грохотом ног.

Доскаль подошел. От него пахло одеколоном.

— Как там? — спросил.

Горчаков махнул рукой.

— Все будет в порядке, Сергей Николаевич…

Оказывается, Доскаль уже позаботился. Оперативным дежурным заступил их общий друг Трибрат. Обещал держать железно связь, сообщать все важное о Люде.

Горчаков благодарно стиснул ему руку. Они служили вместе всего несколько месяцев, но он не представлял себе кого-нибудь другого на месте Андрея Доскаля. Сейчас широкое веснушчатое лицо помощника вызывало у него нежность. Он отвернулся, чтобы не выдать себя.

— Воду сменили? — спросил.

— Полностью.

— Как с аккумуляторами для третьего?

— Порядок.

— Новую лоцию взяли в штабе?

— Вырвал, Сергей Николаевич. Всего шесть получили. Другим не досталось.

Впрочем, все это можно было и не спрашивать. Он знал, что Доскаль ничего не забудет.

— Ладно, двинули помаленьку.

Никто не провожал их, когда они отходили от стенки. Только дежурный по пирсу привычно помахал растопыренной пятерней. С большого плавкрана смотрели матросы в оранжевых спасательных жилетах. Вода была в радужных разводах от мазута.

Они осторожно шли к выходу в море, лавируя среди кораблей. В бухте было тесно, как в фойе кинотеатра перед началом сеанса. Гремели динамики, заглушая резкие крики чаек.

Наконец, они вышли к узкому горлу бухты, где стояли заградительные боны, и чуть-чуть прибавили ходу. Выветренные веками серо-коричневые утесы с древней сторожевой башней, видевшие, навар но, и римские триремы и венецианские галеры, равнодушно смотрели на маленький верткий корабль.

Горчаков прошел в рубку. Там уже сидел на своем месте механик старший лейтенант Цукадзе. Перед ним лежал номер английского технического журнала. Цукадзе поднял на Горчакова свои маслянисто-черные глаза:

— Что говорит медицина?

— Медицина безмолвствует, — в тон ему ответил Горчаков.

— Природе мешать не надо, — изрек Цукадзе и углубился в журнал. Он был убежденным холостяком, и все волнения Горчакова представлялись ему несущественными.

— Сергей Николаевич, я все-таки сделал отсекатель для маслопомпы, — сказал немного погодя. — Вроде получилось.

Цукадзе возился с этим отсекателем уже месяц. Корабль был новый, экспериментальный, механик считал необходимым внести свою лепту в технический прогресс. Он втянул в это дело и кое-кого из команды. Во всяком случае с одним из мотористов частенько шушукался над тетрадкой.

— Добро, — сказал Горчаков.

Корабль уже вышел из бухты. Их окружала чистая темно-зеленая вода.

Горчаков наклонился к мегафону:

— Покинуть палубу.

Захлопнулись лючки, опустела палуба, выкрашенная серо-стальной краской. Только спаренные стволы скорострельной кормовой пушки одиноко смотрели в небо. Цукадзе закрыл журнал, руки легли на рукоятки секторов двигателей. Лицо стало напряженным и жестким. В рубку вошел Доскаль, встал за вращающимся креслом Горчакова.

— Полный…

Заревел, завыл двигатель. Облачко голубоватого дыма вспучилось и сейчас же пропало, унесенное ветром. Широкая и длинная пенная река возникла за кормой. Задрожал, содрогаясь, жестяной флажок на мачте.

Подпрыгивая, словно летающая рыба, несся корабль навстречу открытой синеве горизонта. Берега уходили назад, сглаживались резкие горные складки, одевались дымчатой синевой. Две чайки, летевшие за ними от самой базы, отстали, хрипло крича вдогонку, заваливаясь на крыло.

Горчаков наслаждался скоростью. Только один раз на заводской акватории он видел свой корабль со стороны во время хода и влюбился сразу и бесповоротно, прощая кораблю и крошечные тесные каюты, и узкие люки, и слишком легкий корпус.

Нет, теперь от него так просто не уйдешь, как не ушла эта нахальная контрабандная фелюга с мощным мотором, которая, видимо, считала себя уже в безопасности. Он был от нее за пятьдесят миль, пошел наперехват и догнал у самой «нейтралки». Так-то!..

— Товарищ капитан-лейтенант, впереди бочка, расстояние два кабельтовых, — доложил сигнальщик.

Подошли к бочке. Лениво слетели с нее несколько грузных чаек, видимо, отдыхавших после завтрака. Сигнальщик умоляюще посмотрел на старпома, тот — на Горчакова. Горчаков усмехнулся.

— Валяй!

Это было любимое развлечение команды. Сигнальщик быстро скинул с себя робу и через невысокий леер ласточкой нырнул в воду. Через минуту он уже сидел верхом на бочке, закрепляя конец, и блаженно улыбался.

Они были на месте. Теперь предстояло долгие часы вести наблюдение, болтаясь на штилевом море, как щепка. Горчаков вздохнул: он терпеть не мог таких заданий. Его дело — активный поиск, скорость, перехват. Но ничего не сделаешь, задание есть задание.

…На корабле уже шла неторопливая, раз навсегда налаженная работа. Он сам налаживал эту работу, и теперь с равнодушной гордостью следил, как уверенно и четко действуют все на своих местах. Мягко рокотал запасной движок. Подняли на талях и опустили в воду тяжелую рыбину акустического снаряда. Теперь гидроакустик сидел в наушниках, с терпеливым и немного скорбным выражением лица, вылавливая далекие подводные шумы.

Горчаков взглянул в сторону берега. Контуры его чуть угадывались, расплывчато голубели. Всего каких-нибудь два часа прошло с тех пор, как он покинул больничный дворик. Наверное, еще сидят в приемной на табуретках тот парень и дородная женщина, а он уже за сотню миль от них в море.

Как там сейчас Люда? Он представил себе, что она в душной палате кусает губы, сдерживая крик, и у него снова заныло сердце. Почему до сих