Океанский пляж - Анатолий Исаевич Милявский

— Теперь немного осталось, — тихо сказал он. — К реке вышли.

В тишине я услышал тихий плеск воды. Пахло лесной прелью, мокрой корой, папоротником. Я в изнеможении прислонился к стволу дерева и закрыл глаза. Сердце колотилось, как безумное. Между тем Рябошапка отошел от меня на несколько шагов и что-то тихо сказал Альме. Я понял, что он деликатно дает мне возможность отдышаться. Очень хотелось курить, но я боялся попросить об этом Рябошапку и тем самым сделать какую-нибудь оплошность.

Пользуясь передышкой, я шепотом попробовал выспросить у старшего сержанта о таинственных следах. Но тот отвечал односложно, без особого желания развить тему.

— Когда следы обнаружили?

— Сегодня утром…

— Значит, можно ждать гостя?

— Гостя всегда можно ждать.

— А может, прошел вглубь?

— Вглубь не прошел.

— Точно известно?

— Точно.

— Значит, вернулся?

Рябошапка промолчал, давая понять, что такой вопрос можно было и не задавать.

— А почему считаете, что сегодня ночью сделает попытку?

— Это самое вероятное.

— А может, попытается перейти на другом участке?

— Скорей всего — нет.

— Почему?

— Здесь участок самый подходящий.

— Близко населенный пункт?

— Точно.

Я порадовался своей догадливости. Но пауза вновь затянулась, и я поспешно спросил:

— А следы обычные или ухищренные?

Об ухищренных следах мне сказал Попов, и я решил поразить старшего сержанта своей пограничной эрудицией. Мне показалось, что даже в темноте вижу на губах Рябошапки слегка презрительную складку. Помолчав, он ответил:

— Похоже, ухищренные.

— Значит, мог пользоваться каким-нибудь приспособлением?

— Всякое бывает…

Я почти ликовал в душе. Очерк выстраивался. Я не раз читал о всяких мудреных способах маскировки, к которым прибегают диверсанты. Неужели мне самому предстоит увидеть что-нибудь вроде хитроумного летательного аппарата или мокасин в виде собачьей лапы?

Неохотные и односложные ответы Рябошапки только убеждали меня, что я догадываюсь о чем-то интересном.

…Старший сержант сделал знак, и мы двинулись дальше. Теперь мы шли значительно медленнее и осторожнее. Справа монотонно и глухо шумела река. Деревья редели.

Я вздрогнул, когда впереди, словно из-под земли, вынырнула человеческая фигура, и в тишине негромко, но властно прозвучало:

— Стой!

— Свои, — тихо ответил Рябошапка и, придвинувшись, что-то сказал бойцу. Тот снова растаял в темноте.

Нас окликали еще два или три раза. И всякий раз я невольно вздрагивал — так неожиданно и неотвратимо появлялся дозорный.

По моим подсчетам, мы уже сделали не меньше пятнадцати километров, а Рябошапка все шел и шел дальше. Видимо, это был дальний участок. Но вот он остановился:

— Здесь.

* * *

Мы лежали втроем в маленьком окопчике между контрольно-следовой полосой и проволочным заграждением. Лежать было удобно: окоп был выстлан травой, а сверху замаскирован пластами дерна. Обзор был хороший. За нашей спиной слабо журчала река, которая делала здесь крутой поворот, а впереди расстилалось равнинное поле, закрытое полосой тумана.

Было очень тихо. Только мягко высвистывали «чуить-чуить» первые утренние птицы. Зыбкие рассветные сумерки очень медленно редели.

Альма лежала между мной и Рябошапкой. Я чувствовал под рукой ее теплый бок, и это как-то успокаивало. Руки у меня слегка дрожали. Наши автоматы, поставленные на боевой взвод, лежали перед нами. Давно забытое фронтовое ощущение близкой опасности охватило меня.

Я до рези всматривался в туман. Иногда мне казалось, что я вижу бредущего человека. Но каждый раз я убеждался в своей ошибке. Так прошло около получаса…

Вдруг Рябошапка тронул меня за рукав, и я, как говорится, прирос к месту.

Шагах в десяти, у нас в тылу, по ту сторону проволочного заграждения стояла лисица.

Она словно возникла из этого утреннего тумана. Легкий ветер дул в нашу сторону, и лисица стояла спокойно и неподвижно, как изваяние. Мы могли разглядеть ее во всех подробностях. Ветер шевелил отдельные шерстинки на длинных ушах. Блекло-рыжая окраска на боках переходила в зализанное, белоснежное брюхо. Пестренькая курочка с запекшейся на гребешке кровью торчала, свесившись из пасти. Ничего не скажешь, она была красива, эта лесная разбойница…

Я почувствовал, как напряглось под пальцами тело Альмы. Шерсть на ней встала дыбом. Но она не издала ни звука.

Несколько секунд лисица стояла неподвижно, затем скользнула к проволочному заграждению. Казалось, в щель между нижней проволокой и землей не пролезть и котенку. Но лисица, распластавшись на брюхе, словно переливалась по земле, как мягко переливается золотистая струя масла. Миг, и она очутилась по эту сторону изгороди. Ничего не звякнуло в утренней тишине — звуковая сигнализация безмолвствовала.

Я смотрел как завороженный. Преодолев препятствие, лисица спокойно затрусила к следовой полосе. У самой кромки она остановилась и повернулась в нашу сторону. До нее буквально можно было дотянуться рукой. Пушистый хвост слегка подрагивал. В уголках ее длинной морды, казалось, таилась хитренькая и немного кокетливая улыбочка.

Рябошапка медленно поднял автомат. Я знал, как он стреляет. Да с такого расстояния не промахнулся бы и начинающий охотник…

И вдруг он опустил автомат и звонко, по-мальчишески крикнул так, что я невольно вздрогнул:

— Гуляй!

Лисица взвилась над землей, словно подброшенная невидимым взрывом. В три стремительных воздушных прыжка она перемахнула следовую полосу и скрылась в тумане на той стороне.

Мы выпрыгнули из окопчика и побежали к полосе. На расстоянии нескольких метров друг от друга виднелись маленькие изящные следы-ямки.

Я посмотрел на Рябошапку, и он ответил мне широкой откровенной улыбкой:

— Ну, вот и повидали нарушителя, товарищ капитан.

Так вот они, эти таинственные следы! Теперь я понял, какого неведомого диверсанта мы поджидали в засаде.

Альма яростно вырывала поводок и звонко лаяла, словно вознаграждала себя за долгое молчание. Древний охотничий инстинкт рвался наружу. Рябошапка погладил ее.

— Тихо, Альма, не обижайся.

Я, пожалуй, тоже не был в обиде за этот небольшой спектакль: я чувствовал себя приобщенным к суровому пограничному ожиданию. Пусть даже с таким лукавым финалом.

— Почему вы не выстрелили? — спросил я Рябошапку. Он задумчиво усмехнулся:

— Уж больно хороша. Жалко убивать такую красавицу. Да к тому же — иностранка… Больше не пожалует.

Всходило солнце. Мы стояли у края контрольно-следовой полосы. Кстати, может быть, не все знают, что это такое. Это шириной в несколько десятков метров идущая параллельно границе полоса вспаханной земли. Даже не только вспаханной, но и тщательно бороненной. Словом, обработана она так, как, наверное, не обрабатывают самые ответственные опытные участки. Только на ней ничего не сеют. Просто на такой рыхлой земле отчетливо сохраняется след. Отсюда и ее название.