Пластинка на винчестере - Михаил Петрович Лаптев

Утром, на четвертые сутки, мы вышли на перевал. День перед этим прошел незаметно. Я уже втянулся и не очень быстро уставал. Даже сердце колотилось ровнее.

Было тихо, солнечно и морозно. Голые сиреневые утесы с глубокими лиловыми тенями, снег в расселинах скал, лед на пологих склонах, угрюмое молчание и яркое, слепящее солнце на немного белесом небе — все и радовало, и тревожило.

Олег Павлович, прищурившись и улыбаясь, осматривался. Вдовин со злостью пинал обломок скалы, пытаясь хоть немного отогреть ноги. Монгол сидел на корточках, беззвучно шевелил губами и, уставившись вперед невидящим взглядом, напряженно морщил нос. Во всей его позе чувствовалось беспокойство. В этот момент он был похож на старую колдунью, шепчущую заклинания. Мне показалось, что он молится своему монгольскому богу.

Олег Павлович подошел к нам и сказал тихо, словно скрывая радость:

— Ну, в путь. Теперь скоро.

Проводник медленно распрямился, шагнул к Олегу Павловичу и сказал хрипло:

— Погоди, начальник…

Старшой изумленно поднял брови. Опустив глаза, монгол повел рукой и заговорил, с трудом подбирая и выговаривая русские слова:

— Там — Олений Рог… станция… Здесь — два дорога… Я позабыл, какой дорога Олений Рог… я… Там есть хорошо, есть плохо… туда, — и резким жестом бросил небольшую ладонь сверху вниз. — Там много плохо… я забыл… снег все закрыл… много снег.

Я еще никак не мог понять сути сказанного, но уже почувствовал, что произошло непоправимое.

— Вот оно что… — протянул Костя и свистнул. Олег Павлович сверкнул в его сторону глазами, и Вдовин осекся, зачем-то кивнув старшо́му головой.

У меня упало сердце, а все растущее подозрение неожиданно окрепло. Подавляя возникшее вдруг желание броситься на проводника и трясти его до тех пор, пока он не вспомнит дорогу, я бессмысленно смотрел на сваленные кучей ящики, рюкзаки, моток черной веревки, ледорубы.

Вдовин стремительно переводил взгляд с Олега Павловича на проводника и обратно. Позабыв о своих вечно мерзнущих ногах, весь он сжался, так и подавшись в сторону монгола.

— Ладно, — сказал, помолчав, Олег Павлович, — что будем делать дальше?

— Я пойду… смотрю, — ответил монгол, поднимая глаза. — Один пойду. Потом говорю, где хорошо…

— Куда пойдешь? — начал было Вдовин, но не договорил и уставился на Олега Павловича.

Теперь я тоже почти не сомневался в том, что проводник с подлой целью завел нас в эти проклятые горы, что мы заблудились не случайно, что все — сплошной обман с самого начала и что мы не выполним нашего задания. И сверх всего он еще хочет оставить нас одних на этом гиблом перевале, откуда нам одна дорога — в пропасть.

И тут я снова почувствовал такую слабость и тошноту, что все начало колыхаться перед глазами, а в ушах возник тонкий комариный звон. Резко тряхнув головой, чтобы прийти в себя, я увидел, как Вдовин шагнул к проводнику. Олег Павлович предостерегающе поднял руку.

Монгол, сощурившись, как от резкого света, смотрел Косте прямо в глаза. Смотрел спокойно, казалось, с оттенком презрения и какого-то сожаления к его, Костиной, особе. Потом я услышал Вдовина:

— Надо искать выход. Отпускать его нельзя.

— Знаю, — отрезал Олег Павлович и с досадой потер колючий подбородок.

— Я не уйду, — тихо сказал проводник, заглядывая в лицо старшого.

— Здесь одна дорога… Я смотрю сейчас… Сиди, начальник.

Он прислонил свой винчестер к ящикам, отвязал от пояса замшевый мешочек с едой, положил его к нашим ногам, еще раз посмотрел на нас странным взглядом, как бы прося прощения за свою ошибку, и, круто повернувшись, зашагал в сторону. Этот взгляд я помню до сих пор.

— Хитрый, черт, — жарко зашептал мне в ухо Костя. — Разжалобить хочет, притворяется…

Олег Павлович быстро нагнулся и поднял веревку. Он окликнул проводника и, когда тот обернулся, показал ему веревку, потом указал на свой пояс. Монгол махнул рукой и пошел дальше. Мы видели, как он уходил от нас, видели его сухие крепкие плечи и тугую, напряженную спину…

— Эх, пистолет бы, — снова лихорадочно зашептал Костя. — Я б ему на прощанье всю обойму…

Но пистолета у Кости не было, как не было его и у меня. Кобура оттопыривала сзади куртку Олега Павловича, но он, по всей видимости, не собирался стрелять. Присев на ящики, он задумчиво потирал отросшую за эти дни на щеках и подбородке рыжую щетину. Костя Вдовин, вытаращив светлые бешеные глаза, смотрел вслед уходящему и скрипел зубами. И вдруг я увидел, как Костя взмахнул руками и, дико закричав, бросился за проводником, не забывая ступать в его следы.

Олег Павлович и я посмотрели в ту сторону, куда бежал Вдовин, и не поверили своим глазам. На ровном снежном скате не было видно проводника.

— Стой! — заорал Олег Павлович. — Стой, тебе говорят!..

Мы бросились за Костей.

* * *

Глубокий, в половину сапога, след обрывался внезапно. Там, где исчез проводник, зияла дыра, освещенная снизу, из пропасти. Оттуда тянуло острым и холодным ветром. Я видел, как на лице Олега Павловича крупными каплями проступил пот… Монгол сорвался вниз, не успев крикнуть.

Снег перемел расселину, скрыв трехсотметровый уступ, о котором говорил тогда начальник базы.

Осторожно подойдя к отверстию, мы увидели чуть заметную борозду, пропаханную в снегу телом сорвавшегося проводника. По борозде в синеватый мрак еще струился снег. Стояла такая тишина, что, казалось, снег, скользя по камню, звенит, подобно сыплющимся осколкам стекла. Дна ущелья мы не видели, побоялись подходить совсем близко.

Пока Вдовин обвязывался веревкой, я, не отрываясь, смотрел на обрывающийся след…

Обрушив часть снежного заноса, мы выбрали подходящее место, и через минуту Костя медленно заскользил вниз. Капроновая веревка разматывалась, втираясь в пальцы. Мы опустили Вдовина на всю ее длину, до последнего метра. Потом он ударил по веревке, и мы принялись вытягивать его.

Костя, захлебываясь, рассказал, что обрушенный снег разбился в пыль об острые уступы скал, и что с этих скал не видно дна пропасти. Никаких следов падения человека он не заметил, да и мудрено было бы заметить…

Сняв шапки, мы долго стояли на краю уступа. А когда пришли обратно к нашим ящикам, Олег Павлович, вытирая со лба пот, сказал сквозь зубы:

— Отдохнем и пойдем влево, по боковой тропе. Это и есть единственная дорога на Олений Рог. Он все-таки показал ее нам… Придется вызывать спасателей.

Вдовин взял в руки старый винчестер, осмотрел его и поставил обратно осторожно, словно боясь сделать больно. В узелке оказалось немного хлеба и желтого каменного сыра. В пестрой тряпочке было завернуто что-то остроугольное. Это оказалось серебряной пластинкой с дырочками по углам. На