Эхо черного леса - Владимир Павлович Беляев

— Смотрите, что я нашел под махоркой в кисете у Потапа!

Хмара развернул бумажку, стал ее читать, и большая злость появилась на его и без того угрюмом лице.

— Сюда Потапа! — крикнул он.

Когда спустя несколько минут Реброруб привел в бункер долговязого худого бандеровца, который давеча не. мог смотреть, как пытают Почаевца, Хмара долго разглядывал его острыми своими глазами, а потом спросил:

— Газетки почитываешь?

— Какие… газетки? — дрогнувшим голосом переспросил Потап, чувствуя, что пол бункера заколебался под его ногами, но еще не подозревая, к чему клонит Хмара.

— Ну есть, допустим, такая газетка «Прикарпатська Правда». В Станиславе. Орган того большевистского обкому…

— Я не знаю такой газетки, — выдавил Потап.

— А это что? — торжествующе сказал Хмара, разворачивая квадратный кусок газеты. — Может, скажешь, что не в твоем кисете это было?..

— То… то, — угасающим голосом забормотал Потап, — то мы забежали с Орестом до одного дядька в Терновке воды напиться, когда за продуктами шли… Ну он и дал нам ту бибулу на закурку…

— Бибулу на закурку? — иронически протянул Хмара, — но почему же ты из этой газеты вырезал именно это обращение, а не статью о свекле?

Тяжело дышал Потап, не зная, что сказать Хмаре. В его белесых глазах было полное отчаяние.

— Орест читал это? — спросил Хмара.

— Не успел, — протянул Потап тихо, — не хотел читать…

— А ты?

Молчал Потап.

— Может, сейчас почитаешь? — и показывая ногтем строчку, Хмара потребовал, — вот отсюда…

Потап дрожащей рукой взял вырезку и, запинаясь, тихо прочел:

«…Все эти… бандитские вожаки… одним лыком шиты Все они под той или иной маской служат одному хозяину — гитлеровцам… Мы знаем, что абсолютное большинство из всех вас хотело бороться с гитлеровскими захватчиками за свою землю и свободу и потому пошло в эти организации, думая, что они борются с немцами…»

Отдышавшись, Потап продолжал:

«А на деле вас повернули против… интересов своего народа, против Советской власти… Все, кто послушался голоса Советского правительства Украины и? покинув банды, вышел из лесов, работают теперь на своих полях…»

Хмара поднял руку, прерывая чтение, и спросил:

На трибуне перед оперным театром Львова. Парад украинских националистов — добровольцев в дивизию СС «Галиция» принимают представители германского командования и союзных стран «оси» — Японии, Италии. Тут же и униатский епископ Будка. Трогательный союз фашистского оружия и церкви!

— Ты веришь тому, что здесь написано?

Молчал Потап.

— Говори, не стесняйся!..

Очень тихо Потап проронил:

— Я ведь тоже хотел бороться с гитлеровцами, когда пошел в повстанцы…

— Что тебе обещают Советы, если ты, гадина трусливая, выйдешь с повинной?

И вот тут, понимая, что его песня уже спета, голосом полным отчаяния Потап закричал:

— Но до какого же времени мы будем гнить здесь, под землей? Молодость проходит. Там, наверху, жизнь кипит, люди женятся, образование получают. Сколько мы еще будем ждать той войны проклятой, как кроты слепые? А если ее не будет вовсе?..

Хмара, подмигнув Смоку, сложил под столом руки крестом.

Смок схватил Потапа и бросил сквозь зубы:

— Пойдем, страдалец!.. Я тебе дам амнистию!

Стал подниматься вслед за ними и Реброруб. но Хмара, задержав его на минуту, приказал:

— Когда Смок будет делать ему розробку на жердине, приведи посмотреть того геолога…

Много смертей, ранений и других ужасов видел на всем пути войны от предместий Москвы до самой Вены Березняк, но то, что открылось сейчас его взгляду, превзошло все виденное раньше.

Его поразило, с каким деловитым спокойствием готовил свой «станок» эсбист Смок. Он подцепил на двух веревках под горизонтально растущей над полянкой веткой бука длинную и крепкую жердь. Худые и грязные руки Потапа уже были сложены на крест и засунуты под сорочку на груди. Потом Смок пригнул голову Потапа вниз и привязал его локти к коленям. Он снял с веревочной петли один конец жерди, просунул под руками обреченного, накинул на жердь петлю снова и подтянул веревки так, что скорченный Потап повис в воздухе над лужайкой.

— Скажешь, кому еще давал читать обращение, сниму со станка! — крикнул Смок.

— Никому… я не давал, — прохрипел Потап.

— Поехали! — крикнул Реброрубу Смок, и оба привычными движениями закрутили на жерди скорченного Потапа.

…Где-то совсем близко кричала иволга, пели другие птицы, а тут на полянке в окружении прекрасной весенней природы было слышно тяжелое дыхание мучимого эсбистами обманутого селянского хлопца да поскрипывала, подобно качелям, жердь, а из скорченного тела все сильнее брызгала кровь на молодую траву.

Задержав вращение жерди, Смок крикнул:

— Скажешь?

Хрипел Потап. Тогда Реброруб схватил длинный ореховый прут и стал изо всей силы бить им по пяткам висевшего на жерди человека.

Бледный, дрожащий от волнения, наблюдал эту дикую пытку Березняк, огромная ненависть переполняла его сердце, и вместе с тем он напряженно думал, как сделать так, чтобы ни один из мучителей не ушел от суда.

И вдруг свист прута заглушил предсмертный крик Потапа:

— Бей, катюга!.. Всех не перебьешь!! Придет время — этот Черный лес расскажет людям, как вы меня мучили. И вашему Бандере и вам всем придет собачья смерть!!! Будьте вы прокляты!

Далекое эхо разнесло этот крик по соседним оврагам, за поточек, шумящий внизу, и, увидев нож, блеснувший в руке Смока, Березняк инстинктивно отвернулся…

…Когда его спустили в бункер к Хмаре, он еще долго не мог избавиться от чувства внутренней дрожи и тошноты. Неужели и ему уготована судьба Потапа? Ведь так мало прожито и сделано!

Хмара долго смотрел на геолога, прощупывая его холодным взглядом, и потом спросил:

— Видел тот цирк?

— Видел, — стараясь быть спокойным, ответил Березняк.

— Ну и что скажешь на это?

— Что скажу?.. Раз он предал…

— То-то и оно! — протянул Хмара. — Украинский национализм не останавливается ни перед чем во имя своей цели. Мы должны быть хитрыми, как змеи, и жестокими, как львы! И любого предателя со дна морского добудем. Ты согласен быть с нами?

«Оправдают ли меня потом, если жив останусь, свои? Поймут ли они, что иного выхода не было у меня? Ведь значительно проще бессмысленно погибнуть, чем ловко перехитрить врага, да потом оказаться сверху и в самую нужную минуту нанести ему такой удар, чтобы никогда уже больше он не поднялся? Смогу ли я доказать делом, что по-прежнему остаюсь верным всему, чему учили меня? Не обрекут ли меня на пытку моральную ничего не понявшие друзья мои? Пытку, более страшную, чем та, которую видел? И сумею ли я остаться