День до вечера - Геннадий Михайлович Абрамов

и больше не думать об этом, оставить совсем, и видеть и принимать только то легкое и радостное, что есть между ними… Ей плохо, она хочет быть с ним, потому что с ним она не чувствует себя одинокой. Что тут зазорного? Что? Ей некогда ждать. К чему условности, если не помогают, а только мешают?.. Да, он медлителен, скован. Она все понимает лучше и быстрее его. И знает, в чем для нее спасение. И ищет его, сама, прямо и откровенно, ибо никто за нее этого не сделает… Пусть выбрала она его случайно — пустяки, неважно. Главное — выбрала. Почему, отчего — какое это сейчас имеет значение?

— Зоя.

— Да.

— Я вас спросить хочу. Можно? Один вопрос?

— Страшный?

— Скорее рискованный.

— Тогда валяйте.

— Почему вы выбрали именно меня?

Зоя, откинув голову, прогнулась и с томной ласковостью посмотрела на него. Вздохнув, подняла, высвободила руки и повела ими по плечам его, спине, огладила шею и зарыла пальцы в волосах его на затылке. Приподнялась на цыпочки, приблизила лицо, обдав сделавшимся внезапно шумным, высоким дыханием, и обняла его губы своими губами.

Скоромцев не ожидал, что она так ответит, — отпрянув, стоял теперь перед ней, испуганный, мяклый, сипло ловил носом воздух, не испытывая ничего, кроме удивления, и ждал, когда это кончится. Руки его гибло, униженно повисли у нее за спиной. Он часто и мелко моргал, видя неестественно близко, искаженно-сломанно, разглаженный, бледно-лунный, ее лоб, сплюснуто-взбитые щеки, отстраненно, будто все это происходило не с ним, наблюдал, как плавно переминаются ее губы, как безумно и пусто стоят два ее неодинаковых, скошенных, будто вспрыгнувших один над другим, глаза. Не знал, как вести себя, что делать. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного. И хотя умом понимал, что целует она его не только благодарно и страстно, но и искусно, умело, выверенно, к порыву ее оставался безучастным, а в душе все скорее делался опять пугливым и настороженным.

— Вот, — сказала Зоя, сняв руки и скромно, виновато отступив. — А теперь пошли. Иначе мы никогда не дойдем.

И с новой решительностью взяла его под руку.

Теперь она шла вольнее. Он же по-прежнему подчиненно-медленно, трудно приходя в себя.

«Она меня с кем-то путает. Чепуха какая-то. Что я, Ален Делон, чтоб меня сами девушки целовали? При первой же встрече?.. Или спросить?.. Кто она вообще-то? Что ей от меня нужно?.. Может, воровка, деньги нащупала, когда обнимала?.. Да ну — чушь. Ерунда. Совсем уже такое подумать. Идиот. Меня целуют, а я… И все-таки — кто она? Учится, работает? Сколько ей лет? Замужем? Случайно выбрала меня или с какой-нибудь целью?.. Фу, да что это я опять… Все обыкновеннее, проще. Ей одиноко, пустой вечер, вот и пригласила. Красивая, что ей. Смелости не занимать. Видно, и во мне есть что-то, что ей интересно… Все понимает, все видит. Сразу распознала, что я слабый, мягкий… Откуда в ней столько проницательности?..»

— Не мучьте себя, Женя, — неожиданно сказала Зоя. — На все ваши вопросы я вам отвечу.

— Когда?

— Скоро. Вот устроимся поуютнее, и отвечу.

— У вас дома?

— Да.

— Еще далеко?

— Вот мой переулок.

3

Кособоким, каким-то корявым, мрачным и тесным показался Скоромцеву двор, где жила Зоя.

Разновысокие кирпичные дома обымали пятачок земли, два низкорослых чахлых дерева косо стояли посредине, цепляясь черными ветками. Раскиданно, на разных уровнях от земли светились старые долговязые окна. Изможденная голая лампочка болталась на кривом шнуре под козырьком одного из подъездов.

— Да, — сочувственно сказал Скоромцев. — Не повезло.

— А мне нравится. Вот моя квартира. Видите, дверь?

— Не вижу.

Зоя жестом пригласила его пройти, но тут из темного дальнего угла донесся легкий, приятно мелодически окрашенный свист — будто чудная ночная птица изысканно пробовала голос.

— Подождите меня минутку, — быстро сказала Зоя. — Я сейчас.

И пошла в темноту на свист.

Скоромцев скоро потерял ее из виду, только слышал, как она шла, шумно давя, осыпая ногами, мелкий текучий камень. Затем различил, присмотревшись, огонек сигареты, приземистую мужскую фигуру. Понял, что Зоя с кем-то неслышно разговаривает.

Она быстро вернулась; по тому, как резко взяла его под руку, он решил, что она раздосадована встречей.

— Эй, ухарь, — грубо позвал из темноты мужчина. — Иди познакомимся.

— Это Боря, — шепнула Зоя. — Сосед.

— Идти? — дробным, упавшим шепотом спросил Скоромцев.

— Да, — и отступила, отпуская его. — Он безобидный, не бойтесь. Дурашливый, но бояться его не стоит.

Скоромцев умоляюще посмотрел на Зою.

— Я не хочу. Ну его. Я к вам иду, зачем мне какой-то Боря? Не хочу я ни с кем знакомиться.

Боря просвистел новую музыкальную фразу — теперь витиевато и энергично, — и Зоя, словно вполне поняла, что тот сказал, по-прежнему тихо, но настойчивее заторопила Скоромцева.

— Так будет лучше для нас, Женя. Иначе он не отстанет. И испортит нам вечер.

— Да кто он вам? Муж, что ли? Или родственник?

— Я же сказала: сосед.

— И все?

— Все.

— Тогда зачем мне к нему идти? Давайте сразу к вам пойдем.

— Нельзя, Женя. Послушайте меня. Сходите. Он просто хочет на вас посмотреть.

— Мне-то какое дело, что он хочет?

— Ну, Женечка, милый. Не время спорить. Поверьте мне на слово. Потом я вам все объясню.

— Потом. Что мне потом, когда я его сейчас боюсь.

— И совершенно напрасно.

— Обещайте, что он ничего мне не сделает.

Тот, давешний страх показаться перед девушкой трусливым и жалким ушел вовсе; на смену пришел другой, новый — с глазу на глаз встретиться с Борей. Скоромцев забыл и думать, какое оставляет у девушки о себе впечатление.

— Обещаю.

— Уверены?

— Ну, что вы, Женя. Разве я просила бы вас пойти, если бы не была уверена?

— А вдруг вы ошиблись в нем?

— Исключено. Я знаю его с детства.

— Да? — Скоромцев помедлил. И вдруг решил пойти. — Только вы не уходите. Стойте здесь и ждите меня. Если что, я крикну.

— Договорились.

«Мама была права, когда говорила: избегай уличных знакомств, ни к чему хорошему они привести не могут… Черт его знает, что у этого Бори на уме. Еще и ножом пырнет…» Шел Скоромцев с опаской. Сначала под ногами была сырая земля, а потом долгая холмистая куча угольного шлака. Ноги вязли и разъезжались. Резкий, сварливый шум осыпи обмыкал каждый его шаг. «А что — вот вынет нож и пырнет…»

Боря опять засвистел — что-то ритмичное, быстрое.

— Иду, иду, — сказал Скоромцев, решив, что тот его торопит. — Вот я уже, здесь.

Оборвав свист, Боря отделился от стены, сделал шаг навстречу… «Почему он такой маленький?»

— Меня зовут Евгений, Женя, — начал на ходу, не дожидаясь,