Меркьюри - Эми Джо Бернс

хотя в комнате ожидания было пусто. Он узнал пикап бармена, седан Энн, несколько семейных минивэнов игроков Малой бейсбольной лиги Марли. Все эти люди стояли, скучковавшись у входа в больницу, ― и Леннокс среди них, ― и ожидали вестей точно так же, как дети Джозеф ждали внутри.

И Шэю пришло вдруг на ум, что то же самое могло бы быть и после смерти Элизы, если бы они с братьями не разбежались по разным углам. Если бы не стали зализывать свои раны каждый в своей норе. Если бы не постыдились признать всю глубину своего разорения ― не только из-за того, как умерла Элиза, но и из-за того, как она жила. Джозефы были не единственной семьей, которой грозил распад из-за взаимных обид. Здесь было множество других людей ― и близких родственников, и с родством, идущим в глубину поколений.

Марли, подойдя, остановилась рядом с ним у окна, и Шэй положил ей голову на плечо.

– Я очень долго считал, что мама, умирая, сердилась на меня, ― сказал Шэй, нащупав в кармане гладкий стеклянный камушек. ― Но теперь мне кажется, что злился на нее как раз я.

Марли взяла его под руку.

– И что натолкнуло тебя сейчас на эту мысль?

Выпустив из ладони стекляшку, Шэй погладил рукой подбродок.

– Видела б ты Бэя там, на крыше! Он просто не раздумывая ринулся спасать меня. Я видел в этот момент его лицо: он вообще не думал о себе, как будто делал нечто само собою разумеющееся. Как будто всегда знал, что поступит именно так. ― Он перевел дыхание. ― Я раз за разом проигрывал это в голове и очень сомневаюсь, что мать когда-либо смотрела на меня точно так же. Мне кажется, она всегда высчитывала цену любви ко мне.

– Ох, Крошка Шэй, ― взяла его за локоть Марли. ― Любовь к тебе цены не имеет.

– Я серьезно, Мар… ― У Шэя было такое чувство, будто старая защитная оболочка отшелушивается с него, рассеиваясь по полу. ― Надо было мне тогда, после маминых похорон, уехать с тобой в Мэриленд. Тогда бы тебе не пришлось сюда возвращаться.

Но дело было не только в этом. Шэй хотел, чтоб Марли знала: она достойна была того, чтобы он предпочел уехать с ней, как достойна этого и сейчас.

– Даже не думай, ― тихо и твердо сказала Марли. ― Я всегда знала, что вернусь.

Некоторое время он молча смотрел, как одни машины заруливают на парковку, другие ― уезжают.

– Если б я тогда просто уехал, ничего бы этого не произошло, ― сказал Шэй. ― С тех пор я каждый день только и мечтаю отсюда уехать. Но я не представляю, как можно кого-то любить ― и все равно оставить и уйти.

– Шэй, ― сказала Марли, ― это вполне нормально, когда человек выбирает себя. Пусть даже Патрик этого не понимает.

– Я сейчас не о Патрике. Я говорю о тебе, Марли. ― Шэй развернулся к ней. ― Когда я думаю о доме ― я представляю тебя.

– У тебя может быть и не один дом, Шэй. ― Марли взяла его руку, задержала ее в своей ладони. ― Мы всегда для тебя будем родными людьми.

Шэй даже не представлял, насколько важно было для него услышать эти слова Марли. Он еще не знал, выживет ли Бэйлор, как не знал и того, что стало бы с его семьей, переживи она потерю двух сыновей за одну ночь. После того как они перекрикивались с другом на крыше, выясняя отношения, после того как брат на его глазах боролся за его шанс уцелеть, после того как Шэй раскрыл душу женщине, ставшей для него не просто матерью, а гораздо бо́льшим, единственное, что он понял: теперь он наконец готов покинуть дом, чтобы его обрести.

С любовью, Элиза

Глава 35

Элиза Джозеф, разумеется, даже представить не могла, что в ту прохладную июньскую ночь, когда ее старший сын свалится с высокой крыши, муж будет сидеть возле ее могилы. Она так многого не понимала ни в час кончины, ни задолго до нее.

Начать с того, что она совершенно не знала, что предполагает замужняя жизнь. Что от нее при этом потребуется, что будет взято взамен. Ее всегда учили, что брак ― это обязательство, на котором строится вся дальнейшая жизнь, и это нечто более святое и достойное, нежели клятва, данная подруге или сестре.

С Миком они познакомились в 1969 году, когда он уже получил повестку о призыве. Она была пожелтелая и скрученная, имя и фамилия Мика были криво напечатаны на машинке рядом с круглой печатью Службы воинского учета. Эти карточки, которые никто видеть не хотел у себя в почтовом ящике, стремительно распространялись по округе, как чума. Некоторые молодые люди прикидывались больными или же накачивались водой, пока не лопнут, чтобы их сочли слишком тучными для отправки во Вьетнам. Иные, у кого водились деньги, возвращались на школьную скамью. Мик, которому только стукнуло двадцать два, ничем подобным не занимался. Не потому, что считал себя порядочней других, или потому, что жаждал крови. Он не бежал от этого из осознания фатальной истины: если он сбежит, кого-то другого возьмут на его место. Мик Джозеф не всегда стремился спасти себя ценой всех остальных. Война довольно скоро его этому научила.

В тот вечер, когда Элиза с Миком познакомились, он ничего об этом не сказал. Местная церковь, куда ходила Элиза, устраивала в городке «амбарные танцы» в стиле Grand Ole Opry[50], чтобы новобранцы могли немного расслабиться, прежде чем улететь за океан, в неведомые дали. Долли Партон певуче щебетала о своем парне с горы Блу-Ридж, таком красивом и одиноком. В тот вечер вообще звучало много романтики, много патриотических баллад ― и без малейшего намека на резкие и мрачные тона в духе Creedence или Rolling Stones. Солдаты появлялись один за другим, точно капли дождя на сухом асфальте, поскольку армейский вербовочный центр находился как раз недалеко, в окрестностях Чикаго. Их болотного цвета военная форма была новенькой и отглаженной, с аккуратно пришитыми шевронами.

Отец Элизы ― фермер, выращивавший в основном кукурузу, пшеницу и рожь, ― прежде часто сетовал, что у него четыре дочери вместо сыновей. Но когда объявили призыв, когда крепкие краснощекие юноши, работавшие на его полях и обедавшие за его столом, ушли на войну и не вернулись, мистер Дженкинз больше таких слов не говорил. Обычно он был не из