Год Черной Обезьяны - Елизавета Ракова

Бум торговли девяносто первого – девяносто второго с городом Б пришелся на время, когда Минчжу уже пять лет как управляла складом. Большинство местных воспринимали бизнес с русскими как противостояние, а это значило, что с круглоглазых «лаоваев» надо брать как минимум двойную цену за товар или услугу. Если существует в природе ген обостренного чувства справедливости, то он точно достался Ван Минчжу. По непонятным для окружающих причинам Минчжу отказывалась как-то обманывать русских и устанавливала для всех равные цены, в то время как ее собратья по бизнесу завышали цены на триста процентов и агрессивно торговались за каждый юань. Из-за отсутствия солидарности со своими Минчжу сыскала себе немало проблем и дурную славу среди местных торговцев, но хорошую репутацию среди предпринимателей из-за реки. Когда бизнесмен-лаовай выкупил склад, Минчжу легко с ним сработалась: к этому времени она подучила русский до вполне беглого разговорного. Помимо этого, она была на своем складе эффективна и органична, погрузкой и отгрузкой командовала, как бывалый русский старшина. Ее профессионализмом и практичностью нельзя было не восхититься.

Однажды новый хозяин помещения опоздал на последний вечерний паром в город Б и решил проконтролировать приемку мелкой бытовой техники на складе. Тедань тогда только открыла свою чуфаньку, небольшой ресторанчик неподалеку, он назывался «У Наташи», и Минчжу предложила боссу там поужинать. Стол ломился от огромных порций дымящихся побегов чеснока, хэйхэйской закуски, чисанчи и габаджоу. Заливалось это все пивом «Харбин», а к яйцам в карамели пошла местная водка.

Минчжу нельзя было назвать красивой: грузная, коротконогая, с простым, грубоватым лицом. Но была у нее одна привлекательная черта: удивительного нефритово-зеленого цвета глаза, которые при определенном освещении становились медово-желтыми, а когда Минчжу уставала, походили на затянутое тиной болотце. Правда, необычный цвет глаз доставлял неудобства: суеверные деревенские называли Минчжу ведьмой. Соседские мальчишки каждый раз, завидев зеленоглазую, изображали ужас, наигранно отпрыгивали в стороны, тыча в нее пальцами. Словно дурнота, подступала ярость, у Минчжу кружилась голова, она с трудом загоняла внутрь злые пожелания, которых, по правде говоря, мальчишки заслуживали. Что-то подсказывало Минчжу, что эта ярость, усиленная словом, однажды обернется горем и гибелью. Она чувствовала, как где-то в душе зреет потусторонняя сила. Иногда ей казалось, что ее желания, не только злые, но и вообще все, сбудутся, стоит только захотеть. Минчжу боялась сама себя. И в конце концов научилась не хотеть ничего для себя. Только делать тяжелую работу. Только служить родителям.

Еще Минчжу была тактична, вежлива и дружелюбна. Ее ненавязчивое очарование проникало в сознание медленно. После нескольких стопок семидесятиградусной водки русский это очарование ощутил и оказался в закутке у Минчжу на складе. Так и повелось, что время от времени круглоглазый босс опаздывал на последний паром и оставался ночевать за перегородкой у Минчжу.

Бизнес босса развивался быстро, и вскоре он уже оформлял поставки товара напрямую из Гуанчжоу, все меньше нуждаясь в складе в Хэйхэ. Когда Минчжу забеременела, он переписал на нее помещение и сказал, что, вероятно, теперь будет появляться нечасто. Минчжу кольнула чисто женская обида – за рекой у русского, конечно, кто-то был, она, такая невзрачная, и не рассчитывала ни на что, но все равно стало неприятно. Однако не в деятельном характере Минчжу было долго хандрить. Вскоре легкая обида сменилась растущей день за днем благодарностью – ведь русский, по сути, подарил ей целый бизнес, который можно было продать, а на вырученные деньги купить в родной деревне новый дом родителям и себе коттедж отстроить. Но после на удивление легких родов Минчжу решила пока что оставить склад и не возвращаться в деревню и вообще какое-то время не посвящать родителей в обстоятельства своей жизни в городе.

Любовь к сыну была всепоглощающая, обескураживающая, единственная любовь, которую было суждено испытать сердцу Минчжу. Образ русского, не появлявшегося с шестого месяца беременности, начал постепенно затуманиваться в памяти. Бизнесмен из-за реки превращался в абстрактного благодетеля, подарившего собственное дело и удивительное чудо материнства, ее маленького джентльмена. У Минчжу сохранилась одна фотография босса, с его адресом и номером телефона на обороте, но в связи с ним не было особой необходимости. Переоборудовав склад под торговый центр и одновременно оптовую базу, Минчжу не без труда, но все же за три года заработала на первый взнос на светлую двухкомнатную квартиру недалеко от строящегося на набережной парка, куда они перебрались с Джинггуо еще до окончания ремонта.

На складе всегда кто-то мог присмотреть за сыном: уборщица Бинбин, арендаторы и клиенты Минчжу из категории «любимых», ночной сторож Чжинмин, антиквар Ливэй. Когда Сяо Юю было шесть лет, Минчжу решила, что нужно как-то подружить мальчика со сверстниками перед началом школы, и отвела его на ближнюю футбольную площадку, где под присмотром бабушек играли дошколята и младшеклассники. Когда Минчжу вернулась за сыном спустя пару часов, она с удивлением обнаружила, что мальчик сидит в углу за воротами один и раскладывает какие-то узоры из камней.

– Почему ты не играешь с остальными детьми?

– Я им не нравлюсь.

– Это кто сказал?

Джинггуо не дал ответа. Но мать почувствовала, что мальчик был прав. Конечно, ее маленький джентльмен не мог быть таким же, как и все вокруг. Он особенный, это было ясно с первой минуты его жизни. С того дня Минчжу стала часто заставать Джинггуо перед узким зеркалом, висевшим в слабо освещенной ванной комнате. Сяо Юй медленно поднимал пальцами верхние веки к бровям, морщил нос, поджимал губы, таращился на свое отражение. Минчжу знала, каково это, когда тебя не принимают сверстники: из-за цвета глаз в родной деревне ее называли «ребенком злых духов», не приглашали на праздники и обходили стороной.

В школе со сверстниками у Джинггуо тоже не заладилось. Зато он стабильно приносил домой, на радость матери, красочные, не по возрасту искусные рисунки. Художественный талант был первым, который выявился у Сяо Юя. По всем остальным предметам учителя тоже хвалили Джинггуо, но отмечали, что он держится отдельно от других детей. Второй талант сына Минчжу, талант переговорщика, выявился постепенно.

Компенсируя отсутствие общения с одноклассниками, Джинггуо водил дружбу с продавцами торговых рядов на складе матери. Больше всего мальчику нравилось проводить время за прилавком у Ливэя. Глаза старика, поблескивающие из-под невероятно длинных седых бровей, всегда как будто смеялись, пока он раскладывал на столе статуэтки из нефрита, крупные эмалированные браслеты, брелоки, инкрустированные камнями, резные карманные зеркальца. Ливэй иногда доверял Джинггуо упаковку статуэток в коробки и пупырчатую пленку, наклеивание ценников и пересчет нового товара. По утрам Ливэй практиковал гимнастику тай-чи на площадке перед складом вместе с несколькими другими стариками из округи. Иногда Сяо Юй подражал плавным неторопливым движениям их рук. Еще было очень уютно сидеть на картонке под прилавком Ливэя у обогревателя, рассматривать при свете пыльного ночника переливы каменьев на затейливых безделушках, пока за стеной склада выла метель и лежал метровый слой пухового снега. В один холодный декабрьский день старенький обогреватель похрустел-похрустел и выключился. Джинггуо тогда было одиннадцать лет. Ливэй потряс старый агрегат, убедился, что возвращаться к жизни он не желает, потер свои мохнатые брови большим и средним пальцами и сказал мальчику:

– Сходи до хромого Дзюто в конце третьего ряда, спроси, почем он отдаст обогреватель.

Джинггуо был очень рад получить важное взрослое поручение. Побежал вприпрыжку до торговавшего мелкой бытовой техникой Дзюто, у которого одна нога была короче другой. Продавец встретил сына хозяйки слегка настороженно.

– Зачем тебе обогреватель?

– Ливэю нужен.

– Я могу отдать подержанный за два браслета от Ливэя для дочерей и резное зеркало для жены. Только браслеты должны быть красивые.

Джинггуо поскакал обратно до прилавка Ливэя.

– Ишь ты, подержанный за два браслета и зеркало! Скажи ему, что за мои изделия полагается новый обогреватель!

Мальчик отправился обратно к продавцу техники. В этот раз он шел неторопливо, продумывая речь, которая убедит Дзюто дать хороший новый обогреватель. Он чувствовал, что может договориться о выгодной сделке, чтобы Ливэй был доволен.

– Ну что сказал старик по поводу