Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

Сегодня Булацель чувствовал себя по-весеннему бодро. Он присел на зеленый ящик с боеприпасами и с удовольствием наблюдал, как красногвардейцы возились у орудий. Крепкие ребята, спортсмены.

Подполковник задумался. Как скупо дарит здесь солнце людям свое тепло. Только чуть-чуть пригревает, но никогда не заливает страну такими брызжущими лучами, как у него на родине. Булацелю невольно вспомнилась раздольная Украина и жаркая Бессарабия... А здесь все каменисто и сурово, но парод любит эту землю — другой он не знает. Да и сам народ под стать земле — суровый и чуть замкнутый. Мало тепла и солнца досталось на его долю. А когда солнце не греет, то и на душе невесело.

Так сидел и размышлял старый подполковник. «Вот и меня на склоне лет забросила судьба в этот угрюмый край. А пожалуй, оно и неплохо. Я узнал новый народ. Каким упорным трудом добывают люди хлеб в этом краю. Потому-то они и дерутся так отчаянно за свою свободу».

III

Погромыхивая на стыках, длинная вереница небольших финских вагончиков приближалась к Белоострову. Припорошенные инеем темно-серые вагоны отливали серебром. За несколько недель нелегкого пути этот товарный состав пересек почти всю Россию от Финляндии до Сибири. Теперь он возвращался обратно, тяжело груженный хлебом.

Эшелон с драгоценным грузом миновал немало городов, охваченных голодом, но всюду его пропускали без малейшей заминки, потому что у начальника поезда Яакко Мяки был пропуск от самого Ленина. Вот и Белоостров, последняя пограничная станция. Мяки легко спрыгнул с подножки первого вагона и стал объяснять подоспевшим пограничникам, откуда и куда следуют эти сорок вагонов с зерном.

Василий Демин, подсевший на поезд в Петрограде, тоже сошел на платформу. Вдруг он заметил, что к хвосту поезда метнулась солдатская шинель. Демин бросился туда. Едва Василий вскочил на подножку, как поезд тронулся.

— Нельзя сюда, давай прыгай вниз, — сердито крикнул Демин, напирая грудью на непрошеного пассажира.

— Это почему же? — переспросил солдат, прикидываясь простачком.

— А потому, что хлеб везем, и посторонним тут делать нечего.

— Да не съем я ваш хлеб.

Раздался противный лязг железа, что-то надрывно скрипнуло, и колеса закрутились, сначала медленно, будто нехотя, а потом все быстрей и быстрей, набирая скорость... Солдат с любопытством озирался вокруг, хотя он уже не раз проезжал этой дорогой в Финляндию и обратно, через этот мост на пограничной реке Сестре.

Устроив винтовку поудобнее, солдат повернулся к Демину и дружеским тоном спросил:

— Верно, что хлеб везете?

— Конечно. Полный эшелон.

— Куда?

— Куда приказано.

Граница уже давно осталась позади, а колеса продолжали свой однообразный перестук, отсчитывая версты.

— Вот уж чего я не понимаю, так не понимаю, — ворчал солдат. — В Петрограде голод, а хлеб вагонами увозят... черт знает куда.

— Не понимаешь, так помолчи, — наставительно ответил Демин, — Ленин, наверно, знает, где хлеб нужнее.

— Ему-то, конечно, виднее... Ясное дело. По его приказу везете?

— Вот именно.

Поезд громыхал мимо молчаливо застывшего леса. То здесь, то там мелькал огонек, расплываясь туманным пятном в морозной темноте.

Поинтересовавшись у солдата, кто он и откуда родом, Демин узнал, что того зовут Тарас Кардаев и что он провалялся больше месяца в Сестрорецком госпитале, а теперь возвращается обратно в свою часть, которая должна быть где-то под Тампере.

— Нда-а, и в Петрограде несладко... Четвертушка хлеба на день, и будь здоров. Народ голодует, а хлеб вывозим.

Солдат упрямо твердил свое, качая головой:

— Умники, нечего сказать.

— Так что же, по-твоему, мы не должны помогать финским рабочим?

— Должны, конечно.

В Петрограде Демину довелось слышать, что говорил об этом Ленин на съезде партии, куда собрались делегаты большевиков со всей страны. Демин был в Петрограде на собрании солдатских представителей, где разъясняли существо Брестского мира.

России навязан тяжкий мир. Но иного выхода, как подписать эти условия, у большевиков не было. Мир — главное, а кто против немедленного, хотя и тяжкого мира, тот губит Советскую власть. В связи с Брестским миром возник спор и о судьбе Финляндии.

Противники Ленина в этом споре только упивались революционной фразой, грозившей погубить революцию. «Мир — это позор, предательство рабочего класса Финляндии и Польши», — уверял Пятаков.

Ленину пришлось повести самую решительную борьбу против революционного фразерства. Он доказывал, что нелепо говорить о предательстве рабочих Польши и Финляндии, подставляя первую в мире социалистическую республику под удары империализма и тем самым обрекая революцию на верную гибель.

— Мы обязаны подписать этот самый гнусный мирный договор или нас уничтожат... Товарищи в Финляндии и Польше знают, что, сохраняя Советскую власть, мы оказываем самую лучшую, самую сильную поддержку пролетариату всех стран. Но если рабочая власть в России не выстоит, то ей не продержаться ни в Финляндии, ни в Польше и ни в какой другой стране. В России решается сейчас вопрос о судьбах международной рабочей революции.

Василий Демин постарался хорошенько запомнить все, что рассказывал об этих спорах товарищ, присутствовавший на съезде. Особенно ему врезались в память слова Ленина о помощи финским рабочим.

— Мы будем бороться всеми средствами революционной борьбы... Мы не прекращаем нашей рабочей революции, мы не прекращаем нашей военной помощи, мы посылаем финнам оружие, — гак говорил Ленин. — Мы никому не изменяем, мы никого не предаем... Мы помогаем, чем можем, и Украине, и Финляндии... За эти пять дней мы помогли нашим финским товарищам, — Ленин не сказал, чем и сколько, но руководители финской Красной гвардии это сами хорошо знают. — Слова о том, что мы предали Финляндию, являются ребяческой фразой. Мы не отказываем в помощи своим собратьям. Социалистический пролетариат России будет всеми силами поддерживать братское революционное движение.

Так сказал Ленин.

Уж кто-кто, а Демин-то отлично знал, чем русские помогли и помогают сейчас революционным финским рабочим. Не далее, как вчера, они были у Подвойского и договорились об отправке оружия и хлеба в Финляндию.

Все это Демин и поверял сейчас солдату. Тот слушал и согласно кивал головой, время от времени приговаривая:

— Так-то оно так. Ясное дело.

Состав нырнул под железнодорожный мост. На минуту стало совсем темно и загудело в ушах. Сразу за мостом дорога круто сворачивала вправо, и Демин с солдатом увидели головную часть поезда, десятки