Юдоль - Михаил Юрьевич Елизаров

Он гений, между прочим

Во творчестве своём,

Мы с ним и похохочем,

Поплачем и споём!

Н-н-н-н!..

– Костя, – торопит Божье Ничто. – Пора на Станкостроителей, 29! Время поджимает, нельзя разминуться с диктором!..

И они отправляются к интернату. Выстроились гуськом – впереди Лёша Апокалипсис, указывает дорогу, затем Костя с мощами Натана Абрамовича, а последним Рома с Большой Буквы – веником помахивает, следы заметает.

– Божье Ничто… – с тревогой интересуется Костя. – Откуда я знаю, кто такой Уильям Фолкнер? В школе о нём точно не рассказывали.

– Всё правильно, ты же съел Lorem ipsum…

А у нас дома не было Фолкнера, милая. И Клава Половинка его на продажу не выносила. Поэтому я его не читал…

– И шли мы пять минут переулком Металлургов, – комментирует маршрут Лёша Апокалипсис. – И свернули с него на улицу имени Косыгина!..

Бес в гортани Ромы с Большой Буквы пробует себя в песенном жанре. Звучит дребезжащий народный тенорок:

Я бежал по Фучика,

Повернул на Плучека,

На Толстого – автора

«Золотого ключика».

С Толстого на Гашека,

В глазах два карандашика!

Господи, помилуй мя,

Твоего барашека.

Н-н-н-н!..

– Божье Ничто, – мается Костя. – Я почему-то знаю, кто такой Юлиус Фучик! И Гашек с Плучеком. Скажи, зачем мне это?

– И прошли мы улицей Индустриальной и вышли на проспект Большевиков! – сообщает Лёша Апокалипсис. – По прямой три километра!

Роме с Большой Буквы наскучило заметать следы. Бренчит на венике, как на гитарке. А бес сменил визгливо-народный тенорок на глуховатый городской баритон, прям как у барда Визбора:

Во время определённое

Пугают глаза любые.

У Страха они – зелёные,

У Ужаса – голубые!

Походкою пролетария,

Хмельной, обхожу столбы я…

У Жути глаза – карие,

У Ужаса – голубые.

У Жути глаза – карие,

У Ужаса – голубые!..

– Как Рома с Большой Буквы узнал про Страх и Ужас, его же не было с нами? – удивляется Костя. – Или он тоже съел Lorem ipsum.

Царапина успокаивает:

– Полагаю, обычная интуиция. Но не забывай, что юроды тонко чувствуют тебя. Вы, как говорится, на одной волне…

– И прошли мы проспект Большевиков, – трубит Лёша Апокалипсис. – А затем свернули на улицу Энтузиастов!

– Божье Ничто, какие на самом деле глаза у Ужаса?

– Ты же их видел, малыш. Совсем недавно. Сам расскажи, какие они… – тут царапина усмехается. – Покойный Ефим Тыкальщик на свой лад инсталлировал взгляд Ужаса, втыкая кохиноры в глаза своих жертв. И прибавлял при этом: «Я покажу тебе Вечную Ночь».

– Жестокая и убогая имитация! – морщится загадочно помудревший Костя. – У тех глаз, что смотрели на меня, точно не было цвета, зрачков или радужек. Но их было великое множество!

– Должно быть, те самые глаза, что видели на сияющих колёсах пророки Исайя и Иезекииль.

– Божье Ничто, а я ведь откуда-то знаю, кто такие Иезекииль и Исайя.

– Lorem ipsum dolor sit amet… А ободья тех огненных колёс, высоки и страшны, были полны глаз!..

– И прошагали мы улицей Энтузиастов, а как закончилась она, вышли на проспект 60-летия ВЛКСМ! Скоро доберёмся!

Рома с Большой Буквы бренчит на венике, пляшет, в прыжке забавно щёлкая каблуками:

Выйду во двор на зорьке я,

Надеть позабыв брюки…

У Страха глаза дальнозоркие,

У Ужаса близоруки!

С дороги сойду, с тракта я,

Тропинкой пойду незнакомой…

У Жути глаза с катарактою,

У Ужаса – с глаукомой.

У Жути глаза с катарактою,

У Ужаса – с глаукомой!..

– Бесчисленные глаза те были при этом одним единым глазом, – вспоминает Костя. – И я будто окаменел…

– Ужас – как сказочный Василиск, – соглашается царапина.

– Я знаю, кто такой Василиск…

Око Господне или Взгляд Ужаса частенько изображают глазом в треугольнике. Под его не-бытийным взглядом у человека отнимается единственное, что делало его богоподобным, – Воля. Из существа видящего он делается видимым, зрительно пассивным. Всякие потуги противостоять ужасному обречены на провал как не соответствующие уровню божественной природы. Если Ужас и покидает нас, то не за счёт наших усилий. Не-бытие неуправляемо. Как можно контролировать то, чего не существовало до момента его прихода и что исчезнет, едва вернётся осмысленный взгляд на вещи?..

– Но я же при этом определённо что-то видел, Божье Ничто.

– Неописуемые тела абсурда в мире-без-языка и пространстве-без-времени.

– И как закончился проспект 60-летия ВЛКСМ, так сразу началась улица Ударников!..

Ты уж прости, милая, но путь и правда неблизкий. И помни о ретардации! Нельзя по щелчку оказаться возле ворот интерната! Замедление драматургически необходимо повествованию. Лучше внимай бесовскому куплету:

Я-то давно привык, а те

Спорят с тоской глубокою…

У Страха глаза навыкате,

У Ужаса с поволокою.

Мучительные вопросы я

Забрасываю на весы я…

У Жути глаза раскосые,

У Ужаса, ах, косые.

У Жути глаза раскосые

У Ужаса, да, косые!..

Н-н-н-н!..

– Если Бог есть Любовь, зачем ему Око Ужаса? – с искренним недоумением вопрошает мальчишка.

Царапина, отчаянно сюсюкая, передразнивает Костино инфантильное нытьё:

– Бозье Ницьто, если электлицество созьдано, цьтобы далить светь и теплё, поцему оно иногда бьёт током?! Да потому, малыш, – продолжает уже в серьёзной манере, – что не нужно пальцы в розетку, то бишь в ноумены, совать! Зачем прорываться в запретное, пытаться увидеть то, что тебе изначально не предназначалось?! Библейские колёса с глазами – это крестовращательный световой коллайдер, задача которого – создавать феноменальные проекции и являть материальность. Именно благодаря «глазам» Вещи Мира переносятся в бытие и у каждого отдельно взятого предмета возникает своя собственная вселенная, имеющая физические параметры. Митя Митяев перед кончиной открытым текстом сказал, что мир – не музей и экспонаты в нём, а множество музеев каждого экспоната, собранных в одну структуру Имён…

– Опять дразнишься, не буду тебя процарапывать!.. – вяло обижается Костя.

– Да ты меня и так рукавом закатал!

– Улица Станкостроителей, двадцать девять! – неожиданно объявляет Лёша Апокалипсис. – Коррекционная школа-интернат для детей-хроников! – и нежно поглаживает бочок сумки. – Добрались, матушка!..

Долго шли, больше часа. Кирпичный забор, за ним верхушки ёлок и далёкий шпиль на крыше особняка. А прямо перед носом серебряные врата с печатью древнего Змия.

Вдруг открывается калитка и выходит мужчина. На нём плащ и шляпа, в руке портфель. Лицо утомлённое и очень доброе. Он, как шпион, снимает с губы накладные усы, затем