Студеный флот - Николай Андреевич Черкашин

1.

А в Москве весна плавила последний снег по задворкам, уже вовсю парил на припеке влажный асфальт, и помощник флагманского механика 3-й бригады подводных лодок капитан 3-го ранга инженер Дубовский весьма пожалел, что прилетел в столицу в шинели, а не в легком флотском пальто. Тяжелую шинель с черным каракулевым воротником – северофлотский шик! – он решил оставить у земляка-белоруса в Техупре, у него же взять летнее пальто и лететь в Гродно налегке.

Отпуск!

Ему «простили» не отгулянный месяц за прошлый год. А в позапрошлое лето его отозвали из флотского санатория в Хосте, дав насладиться январским снежком на курортных пальмах всего две недели. Но теперь-то уж он возьмет свое – черта с два телеграммы из Северодара отыщут его на хуторе под Сморгонью в Гольшанской пуще. Там ждет его Веруня Доброскок, пылкая казачка, заброшенная судьбой и первым мужем в Принеманский край. Она у него тоже не первая жена, но, может быть, последняя и на всю жизнь. Хорошо бы узнать поточнее… Как раз именно это и предлагала ему сделать цыганка в аэропорту, специализировавшаяся на авиапассажирах.

– Всю правду скажу, алмазный мой! Я не цыганка, я сербиянка, я не гадаю, я вижу. Посеребри зеркальце, жемчужный!

Дубовский посеребрил кругленькое облезлое зеркальце в морщинистой коричневой ладошке – червонцем.

– А ждет тебя в жизни, янтарный…

– Нет, ты мне на текущий месяц прогноз выдай.

Цыганка глянула ему в глаза:

– Ой, бирюзовый, дальняя дорога тебе будет! Казенный дом – казенные хлопоты. Разлука тебя ждет, изумрудный, ой, большая разлука с червонной дамой твоей…

Не поверив ни единому слову и пожалев червонец, пущенный на серебрение дурацкого зеркальца, Дубовский зарезервировал место на вечерний рейс до Гродно и отправился к земляку в Техупр. Рослый, спортивный, с лицом римского воина под навесом золоченого козырька черной фуражки, он уверенно шагал по незнакомым улицам, ловя на себе весенние взгляды встречных женщин.

Техупр размещался на Маросейке в бывшей гостинице «Сибирь», описанной Толстым в романе «Воскресение». Если верить легенде, то кабинет начальника Техупра адмирала-инженера Степуна находился как раз в том самом номере, где Катюша Маслова отравила клиента-купца. Теперь суровый гневливый адмирал – гроза флотских механиков – немало отравлял здесь жизнь своим подчиненным.

– Ну что, нашли? – рявкнул он в селектор.

– Так точно, – робко ответствовал динамик, – он в столовой, сейчас приведут.

– Сейчас – бабий час! Немедленно ко мне! Его уже двенадцать минут ко мне ведут!

Счет оперативного времени шел если не на минуты, то уж точно на часы. Через семнадцать часов и двадцать минут истекал срок ультиматума, предъявленного командиру Б-40. Новая египетская администрация, забыв про Асуанскую ГЭС и судоремонтный завод в Александрии, отстроенный и подаренный им СССР, требовала немедленного вывода всех советских кораблей из террвод Египта и эвакуации военно-воздушной базы в Мерса-Матрухе. Все корабли были поспешно выведены, кроме злополучной Б-40, которую политический кульбит вчерашних союзников застал в разгар среднего ремонта – с разобранными дизелями и демонтированными гребными винтами. Один дизель героически собрали и опробовали, но это вовсе не решало проблемы. Гребные валы были голы, как стебли сорванных цветов. Шестилопастные винты, похожие на отлитые из бронзы гигантские эдельвейсы, лежали на причале рядом с лодочной кормой в безнадежном ожидании монтажа. Чтобы закрепить винты на валах, нужны были шпонки. Шпонки – бронзовые клинья особой конфигурации – лежали на подоконнике в кабинете Степуна. Их только что доставили из Сормова, где строилась когда-то «Буки-40». Ее родные – штатные – шпонки лежали невесть где, скорее всего, их переливали в какой-нибудь кустарной александрийской кузне в статуэтки Нефертити или вытачивали из них дверные ручки – все три увесистые детали были похищены позавчера из корпусного цеха неким багдадским вором с александрийской пропиской. Без шпонок гребные винты болтались на валах, как тележные колеса на осях.

Конечно же крепеж без труда можно было бы выфрезеровать здесь же, в соседнем цехе, но судоремонтный завод закрыл советский заказ. Это было сделано под нажимом американцев. Разведка 6-го флота США, осведомленная, что Б-40, вооруженная секретными телеуправляемыми торпедами, делала все, чтобы военно-дипломатическая ловушка, в которую попала подводная лодка, держала несчастную субмарину как можно крепче. Если бы подводные лодки могли, как ящерицы, отбрасывать хвосты, «Буки-40» давно бы оставила злополучную корму у александрийского причала. Но… Шпонки. Даже одна спасла бы положение. Ушли бы в море на одном винте, а там у борта плавмастерской поставили бы остальные. На худой конец, можно было бы на самой плавмастерской отыскать в ЗИПе все три шпонки и забросить с водолеем в Александрию. Но беда была еще и в том, что ни на одной из двенадцати подводных лодок, зависавших в котловинах Средиземного моря, не было подобных шпонок, ибо на Б-40 стояли нестандартные гребные винты, проходившие «опытовую эксплуатацию в условиях боевой службы». Получалось так, что незамысловатая деталь становилась тем мечом, которым лишь можно было разрубить гордиев узел, стянувшийся вокруг Б-40. Без шпонки не закрепишь винт, без гребного винта не выйдешь в море в ультимативный срок – египетские коммандос начнут интернировать корабль. Капитану 2-го ранга Королеву не отстоять секретные торпеды с четырьмя автоматами для верхней вахты да дюжиной офицерских «макаровых». Значит, будет взрыв у причала – такой же мощный, как когда-то в Северодаре на Б-31. Будут жертвы, будет международный скандал, будет черт знает что.

Главком уже дважды звонил адмиралу-инженеру и интересовался этими проклятыми шпонками. Ох, не царское это дело… Шпонки. Вот уж точно – белый свет на них клином сошелся…

Нужен был толковый расторопный офицер, который смог бы сегодня же вылететь в Мерса-Матрух, пока еще военный аэродром принимал последние транспортные самолеты, эвакуировавшие имущество базы в Севастополь. Этот удалец должен был суметь полулегально пробраться в александрийский порт и доставить злополучные шпонки на лодку. Степуну уже назвали имя такого офицера – капитан 3-го ранга Владимир Дубовский, помфлагмеха с Северодарской эскадры. Его только что видели на третьем этаже, он здесь. «Сейчас его найдут», – успокаивал себя Степун. Уже придержан вылет транспортного Ан на Чкаловском аэродроме. И адмиральская «Волга» готова рвануть от подъезда, врубив синюю мигалку.

– Так где же ваш Дубовский, драть его в клюз?! – рявкнул адмирал в селектор.

– Минуту ждать, товарищ адмирал! – увещевал грозного начальника растерянный голос.

Ни сном ни духом не ведая о выпавшей ему миссии, Дубовский кромсал вилкой пиццу в пельменной напротив Техупра и под жигулевское пивко выкладывал земляку, капитану 2-го ранга Пацею, последние северодарские новости. На свою беду, он сидел рядом с окном, и какой-то дошлый гонец Степуна узрел его сквозь витринное стекло.

Через пять минут помфлагмеха стоял перед богом флотских механиков.

– Задача