Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

Карпакко обещал еще зайти к Ялоненам за бельем и за теплыми носками для Юкки. Он просил привезти это. «Вы только соберите, а уж я-то довезу, — смеялся Карпакко. — С оказией дойдет и письмо».

Вот Кайя и просидела целый вечер, собирая мужу белье и штопая носки. Потом она придвинула стол поближе к плите, чтобы было потеплее, и принялась за письмо.

«Дорогой Юкка. Привет тебе от всех нас. Мы все здоровы и живем неплохо. Только бы вы там выдержали. В штабе нам сказали, что если будет туго, то нас переведут куда-нибудь в безопасное место. У Кавандера дело плохо. Жалко и его и Ауне. Куда она теперь с детьми денется, если Эмели не поправится?.. Вы-то хоть бы в живых остались. Мы ждем каждый день вестей с фронта, но новости пока не радуют...»

Кайя еще о многом написала. Рассказала, что с продуктами теперь стало получше. Но ни словом не обмолвилась о том, что каждый вечер она молится за него и за всех них. Юкка этого не любил.

Айни, наверно, тоже пишет сейчас письмо своему Яли, да и многие другие жены пишут. Только Эстери Карпакко на этот раз не надо писать. Она и так наговорится со своим Аукусти. Рэте тоже не надо писать писем, потому что ее Энокки не пошел на фронт.

Еще вчера женщины с их двора зло. издевались над Рэтой. Та приходила по делам в Раунистула, и Кайе даже сейчас неловко вспоминать, какой шум и крик поднялся во дворе. Женщины кричали, как на базаре, а уж язычки-то у них острые.

Но и Рэта за словом в карман не полезет. Она тоже кричала на весь двор:

— Пусть идут те, кому хочется. А мой Энокки не такой, он со всякими негодяями не водится!

— Вот-вот! Уж ты-то своего Энокки от всех бед сбережешь. Посади его лучше себе под юбку, — насмешливо кричала в ответ Эмма Оваскайнен.

— И сберегу, и не пущу его никуда. Мой Энокки не хуже других. Мужчина как мужчина, такой же, как и все.

— Мужчина!.. — презрительно фыркнула Эмма. — Тоже мне мужчина... Тьфу, только и есть-то мужского, что штаны. Ему бы юбку носить, твоему Энокки!

— Юбку! Ишь ты... Это вы все от зависти кричите. Энокки вам как бельмо на глазу. А все потому, что Энокки умеет держаться, а не лезет в драку, как ваши петухи...

— Охо-хо!.. Энокки умеет!.. Да сказать ли тебе, что он умеет?

— Скажи ей, скажи, — подзадоривали Эмму женщины, обступившие их с Рэтой.

— Сказала бы, да не стоит. А то Рэта, чего доброго, разнюнится. Или еще побежит жаловаться своему Энокки...

— И побегу. И он вам еще покажет...

Кайя отложила письмо в сторону, решив дописать его завтра.

В душу Айни понемногу стала заползать тревога.

Уже с осени Айни частенько со страхом задумывалась над тем, что же будет, если она останется одна. «Как я буду жить без Яли?»

Столько лет промучилась одна с ребенком. Ей казалось, что новой разлуки она не перенесет. Но расстаться пришлось, и именно тогда, когда жилось так хорошо и дружно. После рождения второго ребенка Яли стал особенно внимательным и заботливым. И вот его нет дома уже много недель, и Айни чувствовала, как в ней нарастает гнетущая тоска. В голову лезли всякие мысли.

Снова и снова Айни перебирала в памяти все, что они пережили вместе с Яли. Воспоминания доставляли хоть какое-то облегчение, и не было вечера, чтобы она не вспомнила о муже и их прежней любви. Только сейчас она по-настоящему оценила, каким большим счастьем было для нее жить вместе с Яли и как сильно она его любит. Особенно остро это чувствовалось теперь, когда его не было с ней. Айни даже упрекала себя за то, что не умела ценить свое счастье, когда Яли был рядом, когда он каждый вечер приходил с работы домой. Тогда это казалось таким привычным. Думалось, что же тут особенного? А теперь... Айни всегда любила Яли. Но именно теперь она по-настоящему полно ощутила свою любовь, когда по вечерам упорно ждала Яли домой, зная, что сегодня он еще не придет... Зато всегда оставалась надежда на завтра.

Айни теперь часто бывала у родителей Яли на Корппола-горе. Старики Висанены помогали ей присмотреть за детьми, да и вместе им было веселее. Айни возилась с ребятишками и старалась шутить, тая ото всех свою грусть, но Ялонены отлично понимали, отчего у невестки такие печальные глаза.

Айни слышала, что Карпакко приехал на побывку домой. И сегодня она просидела целый вечер у Эстери, ожидая Аукусти, ушедшего куда-то по делам. Ей бы уже пора к старикам, в муммола, как дети называли дом бабушки, от слова «муммо» — бабушка. Скоро надо детишек укладывать в постель, но уходить не хотелось. Айни нужно повидаться с Аукусти, расспросить его обо всем и самой, своими ушами услышать, как там Яли и скоро ли они вернутся домой.

Но Аукусти задерживался. «Куда же он запропастился?» — удивлялась и Эссу. Ведь сегодня они собрались погулять.

— Куда?

— В Рабочий дом.

— А что там сегодня?

— Вечер должен быть. И танцы.

— Танцы во время войны? — удивленно переспросила Айни.

— А что такого, — засмеялась Эстери. — Молодые любят потанцевать и повеселиться даже во время войны.

Эстери старательно наглаживала платье. Она была изобретательна на выдумки, и большая мастерица перешивать старое на новый лад. Эссу взмахнула в воздухе отглаженным платьем, и Айни не могла не похвалить искусную рукодельницу. Эссу это было так приятно, что от удовольствия у нее даже порозовели щеки. Обновка нравилась ей и самой: перелицованное старенькое синее платье выглядело совсем недурно в сочетании со вставкой из серой шерсти.

Айни наряды в последнее время совершенно не интересовали. Она думала только о Яли. Эссу, конечно, легче, она всегда может быть уверена в своем Аукусти. А Яли не такой, он не похож на других. И как на грех девушки заглядываются именно на таких парней, как Яли, — веселых, красивых, общительных. Айни знала об этом и в душе даже гордилась тем, что у нее такой интересный муж. Правда, это же доставляло ей и огорчения. Особенно когда Айни видела, как забавно Яли умел смешить