Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров

смастерив для ишака подходящее седло, успел несколько раз верхом на Тайкаре съездить к своему братишке Жангали, пасущему овец в горах. Проезжая попутно через селения, он гордо восседал на осле, удивляя всех встречных.

Уважение земляков к Нурекену с приобретением редкого в этих местах животного заметно выросло, и все бы хорошо, только с того злополучного дня, когда выпал первый ноябрьский снег, начался для него сплошной кошмар.

Сначала посреди ночи, во время самого сладкого сна, Нургали с испугом проснулся от громкого рева. Прислушавшись, сообразил, что шум доносится со стороны хлева: к реву Тайкары примешался беспокойный хор мычащих коров и блеющих овец.

Набросив на плечи фуфайку, он тут же выскочил во двор и поспешил к скоту, подозревая, что в его владения забрался вор, а когда вошел в хлев, глазам своим не поверил: Тайкара — вот стыд-то какой! — пристроившись сзади, взгромоздился на телку. Несчастная телка, согнувшись от тяжести ишака, даже шелохнуться была не в силах, лишь страдальчески мычала.

Не всякому человеку хватит выдержки лицезреть подобный срам. Вышедшая следом за мужем Бибиш даже дар речи от смущения утратила, тут же закрыла лицо руками, развернулась и убежала в дом.

Нещадно колотя палкой прилипшего к телке осла, Нургали с трудом разъединил их. Поначалу, пораженный до глубины души бесстыдством Тайкары, он едва не задохнулся от охватившего его гнева. Но позднее, когда вернулся домой и растянулся в теплой постели, остыл, и его стал душить смех. Долго не мог потом успокоиться, пытаясь унять трясущиеся плечи и подавить безудержно рвущийся наружу хохот.

— Допрыгался! — беззлобно сказала Бибиш, не зная, плакать ей или смеяться. — Разве ты не слышал поговорку: «Сколько ни хвали ворона — соколом не станет, как ни корми осла — тулпар из него не получится»? Теперь и сам это поймешь. Попомни!..

Как в воду глядела Бибиш, будто чуяла что-то. Напрасно так веселился Нургали...

На рассвете Тайкара опять разбудил их — на этот раз он бессовестным образом набросился на корову. Поскольку дважды за ночь осел проявил подобное непотребство, Нургали наутро, взяв за недоуздок, отвел негодника в отдельный сарай и там запер.

В тот же день, когда он повел Тайкару на водопой, тот исхитрился вырвать из рук повод и помчался прямиком к телке соседа Лексея. Испуганная телка понеслась от него вскачь, но осел не отставал, преследуя ее по пятам, пока Нургали с Лексеем не удалось поймать его.

Через три дня слух о бесстыжих повадках Тайкары распространился по всему аулу. Нурекен, терпение которого вконец истощилось, решил больше не выводить осла за пределы своего двора, запер в отдельный загон, где и кормил, и поил его.

Вообще-то, пора гона у скота бывает лишь раз в году и начинается в определенное время, однако у ослов, похоже, такой благовидной «традиции» нет и в помине. Кто знает, от кого он наслушался, только Лексею было многое известно о повадках ишаков. Судя по его словам, эти животные, когда касается проявлений «любви», в чем-то сродни человеку. Зима на дворе, лето ли, им, вероятно, все равно: в любой момент они способны взбушеваться и с налитыми кровью глазами повиноваться напору мощного природного инстинкта.

— Ты совершил большую глупость, — сказал как-то Лексей, в очередной раз изображая из себя знатока. — Раз уж купил самца, нужно было в придачу и ослицу взять... А теперь вот мучайся, ведь подходящую пару ты ему вряд ли в нашей округе сыщешь. Что же прикажешь несчастному животному делать? Когда в нем кровь т раст, в глазах мутится, разве он способен что-нибудь соображать — ему тогда никакой разницы нет, пускай хоть корова, хоть теленок...

Кстати, о теленке... Простояв примерно с недельку взаперти в загоне, Тайкара сохранял спокойствие и как будто бы пришел в норму. Но в один прекрасный день прямо средь бела дня снова учудил: сломал жердь, огораживающую загон, перепрыгнул в соседний двор и накинулся на теленка.

Эта выходка ишака окончательно вывела из себя Нургали. Поскольку палки под рукой не оказалось, он снял проворно протез и со всего маху двинул им непристойное животное, пытавшееся совершить насилие над несчастным теленком. Проклятый протез разлетелся вдребезги. А ишак даже не дрогнул, лишь качнул слегка головой, в которую угодил протез, взмахнул, будто издеваясь, хвостом и спокойно отошел в сторонку.

— Продам! За десять рублей продам! — объявил в тот же день всему аулу расстроенный Нургали.

Осел, которого муж приобрел гораздо дороже, да еще за деньги, вырученные с продажи единственной лошади, которого он с такими хлопотами доставил аж из самого Семипалатинска, ни на что не сгодился, а средства, как оказалось, были пущены на ветер. От этих мыслей Бибиш не на шутку расстроилась и едва не разревелась от горя.

— Да лучше бы ты деньги за лошадь в сберкассу положил, а я бы потом детишкам новую одежду купила! — горько упрекнула она мужа.

— Не переживай, Бибиш! Будет твой старик здоров — деньги заработает, — успокоил старуху Нурекен. — Давай сначала подобру-поздорову избавимся от этого мерзавца!

Но, как бы громогласно ни оповещал Нургали народ о своем намерении продать осла, избавиться от него с легкостью не получилось. Люди, прослышав о небывалой распущенности Тайкары, даже за жалкую десятку не желали его покупать.

— Лексей, у тебя ведь язык хорошо подвешен, помоги продать паршивца, исхитрись и всучи кому-нибудь, а я уж в долгу не останусь, водочкой тебя задарма напою! — обратился он с мольбой к соседу.

Жалея измученного приятеля, Лексей обошел несколько домов в ауле. Но хозяева всюду, только заслышав о Тайкаре, страдальчески хватались за головы и наотрез отказывались. «Даром не возьмем, даже если приплатит сверху, брать не станем. Пусть отвезет его обратно туда, откуда взял», — отмахивались аулчане.

А привез-то ишака Нурекен издалека, спору нет, если б он снова отвез его в Семипалатинск, худо-бедно, да как-нибудь сбыл бы там. Однако когда теперь, как в прошлый раз, подвернется попутный транспорт, чтобы добраться в такую даль?..

— Пристрелю! — заявил Нургали, когда понял, что от осла ему не избавиться. — Отведу на край обрыва, с которого свалился Мырзахмет, и застрелю!

— Зря ты так, не бери грех на душу! — всполошился Лексей. — В чем повинна скотина? За что ее стрелять?

— Еще спрашиваешь! Будто не знаешь, каким блудливым негодяем он оказался!

— Ты его сам блудливым сделал... Надо было сразу в придачу к нему ослицу покупать. Что