Причуды старика - Флойд Делл

Просидев восемь месяцев в крепости Ливенуорт, Джо, благодаря рождественской амнистии политическим заключенным, вышел из тюрьмы. Он отправился в Нью-Йорк к Энн Элизабет, которая работала в редакции либерального еженедельника.

— Они живут в Нью-Йорке, в Гринуиче. Я их видела перед самым отъездом. Если хотите, могу дать вам адрес.

М-ра Уиндла охватила тоска по родине. Жена и дочь, испуганные этим внезапным приступом ностальгии, поспешили купить пароходные билеты.

3

В Нью-Йорк они приехали в середине марта. В тот вечер в здании оперы президент Вильсон должен был произнести речь о Лиге наций, а воинствующие суфражистки решили устроить враждебную демонстрацию. Семейство Уиндлов рано отправилось на покой, так как на следующее утро они уезжали. По дороге в Сан-Анджело м-с Уиндл хотела заехать в Лоуэлл повидаться со Спэнгами. В девять часов вечера м-р Уиндл пожелал жене и дочери спокойной ночи и удалился к себе в номер. Однако он не лег спать, и постель его осталась несмятой. Вскоре в Гринуич въехал такси, в котором сидел м-р Уиндл. Старик держал подмышкой старую коробку из-под сигар.

Втечение всей его жизни эта коробка являлась как бы символом его поражения, трусости и бессилия. Он не хотел о ней думать и действительно почти никогда не вспоминал, но вдруг, по приезде в санаторий, остро почувствовал, что эта вещь в сущности принадлежит Джо и Энн Элизабет. С тех пор он возил ее с собой по Европе и ни на секунду не забывал о своих друзьях.

Только теперь, когда он поднялся на крыльцо, и услышал доносившийся из-за двери стук пишущей машинки, подумал он реально о содержимом этой коробки, именно о тех двух стодолларовых билетах, которые лежали между страниц книги Эмерсона, некогда принадлежавшей его матери. Иными словами, он подумал о том, какое значение могут иметь двести долларов для Энн Элизабет и Джо, нуждавшихся в деньгах. И в эту минуту заговорил рассудок — тот здравый смысл, о котором неустанно твердил ему отец. Ведь если бы он не хранил этих билетов в коробке из-под сигар, а вложил их в банк, сейчас у него на руках оказалась бы солидная сумма! Сорок восемь… почти сорок девять лет! Если принять во внимание сложные проценты… Он смутно припоминал формулу, которую вбивал ему в голову отец… да, принимая во внимание сложные проценты, он имел бы сейчас пять или даже шесть тысяч долларов! Молодой даре, жившей в бедности, его поступок покажется в высшей степени странным! По обыкновению он сделал промах и сейчас стыдился самого себя, стыдился своих двухсот долларов. Он уже хотел было уйти, не повидав Энн Элизабет и Джо.

Но уйти он не мог. Ведь деньги принадлежали им… они должны были их истратить на «какую-нибудь безумную и прекрасную затею»… должны были сделать то, чего не сумел сделать он. Но… поймут ли они? Когда он им все расскажет, найдут ли они оправдание его вопиющей глупости? Теперь этот подарок казался нелепым. Но дело нужно было довести до конца, и м-р Уиндл робко постучал в дверь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПОСЛЕДНЯЯ ПРИЧУДА М-РА УИНДЛА

1

«В тот вечер я работал над романом, — писал Джо в письме Сюзэн Бивер. — Энн Элизабет ушла с отрядом воинствующих суфражисток, и следовало ожидать, что ночь она проведет при полицейском участке. Услышав стук в дверь, я рассердился, потому что хотел закончить главу, а потом отправиться на поиски Энн Элизабет. Я думал, что кто-нибудь зашел за мной от О’Коннора. Но это был старина Уиндл… Он походил на свою собственную тень — бледный, тощий, слабый. Как он постарел за этот год! Не человек, а призрак…

Помните ли вы, что в ту ночь, когда мы впервые с ним встретились, он говорил о деньгах, которые якобы хотел мне вручить? Ну, так слушайте»…

И Джо подробно описал Сюзэн все, что произошло.

Он заметил, что м-р Уиндл явился с каким-то свертком и держал его на коленях все время, пока они разговаривали… Джо объяснил — хотя м-р Уиндл никаких объяснений не спрашивал, — почему он решил сесть в тюрьму немедленно после приговора, а не ждать решения высшей инстанции. Ему хотелось сразу с этим покончить, чтобы не висела над ним угроза быть заключенным спустя некоторое время.

— Подумайте, — сказал он, — как это было бы неуместно, если бы тогда меня отпустили на поруки, а сейчас пришлось бы итти в тюрьму! Гораздо легче было подчиниться в тот момент, когда я чувствовал себя способным на героические поступки.

Он взглянул на м-ра Уиндла, и почему-то ему захотелось сказать старику всю правду.

— Конечно, у меня были и другие основания, — сконфуженно продолжал он. — Видите ли, я был влюблен в Энн Элизабет, сильнее, чем она в меня. Пока длился процесс и мы оба подвергались опасности, она могла беззаветно отдаваться любви, но не смотрела на нее, как на что-то постоянное и длительное. Ей казалось, что это только кризис, который мы переживаем вместе… Она отчаянно боролась за то, чтобы сохранить свою душу свободной от уз любви, а я хотел иметь ее всю, завоевать своею любовью… И эта борьба еще не кончена, мне кажется, Энн Элизабет до сих пор грустит об утраченной свободе… Тогда она думала, что наша идиллия оборвется, как только минует опасность. Я не могу сказать, что она меня не любила, но она все еще боялась любви. Мне кажется, она себе самой не доверяла… боялась стать женщиной-рабой. А я тоже боялся… боялся, что потеряю ее, если по окончании процесса останусь на свободе. Я хотел ее удержать, это была моя последняя ставка, и я рискнул: не дожидаясь решения вывшей инстанции, немедленно отправиться в тюрьму. Быть может, я поступил недобросовестно по отношению к девушке, которая боролась за свою свободу, быть может, я не имел права защищать свое дело, сидя в тюремной камере, в то время как Энн Элизабет чувствовала себя униженной и пристыженной. Ведь оправдали ее, как ей казалось, только потому, что она — женщина! Да, быть может, мое средство было нелепым, но тем не менее оно возымело свое действие. Она не могла не думать обо мне. Она меня ждала. И… вот чем дело кончилось! — со смехом заключил он.

— Да, — тихо отозвался м-р Уиндл. — Понимаю. Когда-то я знал одну девушку… Звали ее