#Мы никогда не знаем… - Ирина Борисовна Оганова

ей, что всю жизнь интересуюсь совсем другими вещами: психологией, философией, точными науками. Она почти поверила и даже стала интересоваться моими книгами, мыслями. Но потом не выдержала. Для неё это было бездушно и глупо. Парировать Эйнштейном вместо известного классика для неё было как-то не так. Её раздражал мой велосипед и мои вечные встречи с велознакомыми. Ненавидела, когда я копался в нём и приходил домой грязный.

Она была в шоке от того, что в музее я подходил совсем близко к картине и что-то там пытался рассмотреть, а не отходил на достаточное расстояние, чтобы оценить мастерство художника.

Меня действительно интересовали детали, мазки, из которых так красиво выстраивался сюжет, а не картина в целом.

Она ненавидела то, что я довольный приходил с работы. Не понимала, как можно любить работу, за которую так мало платят. Тогда я работал логистом в небольшом интернет-магазине. По сравнению с ней я был нищей собакой, и она не могла понять, почему я бесконечно радуюсь, когда, по её мнению, плакать надо.

Мои друзья – это быдло. Её – высокие люди, разбирающиеся в искусстве и другой ерунде. Бывало, что она при своих знакомых пыталась задеть меня.

– Он вас не понимает! Он же не читал классику, у него учебник по физике и анатомии в сумке.

Как я всё это сносил, ума не приложу! Я просил объяснить, что ей не нравится во мне. Ответ был – я быдло из Саратова, я никто, мне ничего не надо в жизни, я рад своему велику, тупым книжкам и коту, которого мне, кстати, пришлось отдать. У Лины неожиданно открылась аллергия на кошачью шерсть! Я уверен: она придумала это, слишком уж я был привязан к несчастному коту.

Поначалу я был тем, кем был – свободным, радовался всякой чепухе, у меня были свои ценности, я ими гордился и не стеснялся их нестандартности. Я не понял, как всё произошло, но помню, как всё начиналось. Меня становилось всё меньше и меньше.

Женя, зачем я тебе это рассказываю? Я боюсь, что ты разочаруешься во мне. Страшно боюсь потерять тебя. Но ты должна знать всю правду. Это очень важно! На чём я остановился? Да…

Я старался её всячески поддерживать, успокаивать после очередного тяжёлого рабочего дня. Я был на хозяйстве. Чинил, убирал и даже иногда готовил с интернетом и с мамой на проводе. Для меня это было равносильно подвигу. Но она не ценила. И это понятно!

В общем, я стал жить ею и для неё. Как ты понимаешь, мне пришлось уйти с любимой работы. Представляешь, до чего я докатился!

Моих друзей Лина не воспринимала. Я должен быть только с ней. Только она сможет из меня сделать человека! В самом начале она говорила, что мечтает о нашем общем ребёнке. Со временем даже заикаться об этом было запрещено. Она боялась, что ребёнка я буду любить больше, чем её.

Я пытался стать другим. Читал книги, которые она давала. Мы ходили вместе на выставки. И мне это уже нравилось, но и тут не так. Не верила! Типа это я специально, лишь бы не ссориться.

Я не знал, что правильно, а что неправильно. Знал только, что перестал делать то, что делал или хотел делать, как прежде.

Я проводил с ней 24 часа в сутки. Я стал работать на неё. Здесь мы совсем были несовместимы! Я предпочитал всё посчитать, всё проверить и обдумать – я логист. Она всем наобещает, а потом мы расхлёбывали всё это нервами и рублём.

Выкладывался, как мог, и не брал никакой зарплаты – мы жили вместе, мне не нужны были деньги. Я говорил тебе, деньги ничего никогда не значили для меня.

Кроме неё я больше никого не видел. Только её друзей, которые на меня смотрели свысока.

Существовал только её мир, только её проблемы. Я даже не имел права болеть. Я заботился о ней, забывая спать и есть, когда она однажды серьёзно заболела. Я был измотан. Боялся, что она умрёт! Даже ходил в церковь молиться.

Она говорила, что любит меня так, как любили поэты серебряного века! Я не понимал её. Я не знаю, в чём это проявлялось. Но то, как она на меня смотрела, трогала, плакала, сносило башню. Она могла проснуться среди ночи и умолять дать ей обещание всегда быть вместе, говорила, что не сможет жить без меня. И в то же время могла кидать страшные упрёки, унижая и втирая в грязь, кричала, что я ей надоел, и она больше не любит меня и хочет, чтобы я исчез навсегда из её жизни. Это было чистое сумасшествие с её стороны.

Своим фанатизмом она увлекла меня, не спорю. Это было на грани. Нет, меня любили и раньше, и я нормально к этому относился. То было другое, вполне нормальное. Это не укладывалось ни в какие рамки. Любовь, граничащая с ненавистью. Вот, что я хотел сказать!!!

Только в постели ничего не менялось, даже становилось лучше, ярче. Там мы любили и доверяли друг другу.

Мы расходились много раз, я сто раз собирал вещи и уходил. Она уже к вечеру возвращала меня, и все начиналось сначала. Я знал, что однажды наступит конец, и я его ждал, не понимая, обернётся он спасением или полным крахом.

Ты хочешь спросить, как относились мои родители к Лине? Они видели её только один раз. Мы приезжали летом и прогостили целую неделю. Тогда наши отношения не стали ещё такими драматичными. Лина корчила из себя милую девочку, хотя я понимал – они для неё такое же саратовское быдло, как и я.

Я спросил отца:

– Как она тебе?

Отец пожал плечами и ничего не ответил. Он уже понял, со мной что-то происходит и от прежнего раздолбая мало что осталось.

Маме, как всегда, всё было до фонаря, хотя с годами любить меня она стала больше.

Жень, Лина ни в чём не виновата. Просто мы разные. Мы хотели лучшего, у нас просто не получилось. Когда настал последний раз? Не помню, взял и настал. Я никогда не возвращался сам. Она просто взяла и не вернула меня на этот раз – не написала, не позвонила, и я понял, что это всё.

Я снял унылую комнату – как всегда, в любимой коммуналке. Она была обшарпанной и заброшенной, обои кое-где висели клочьями. Там не было даже кровати. Выручил друг, подогнал надувной матрас и дал немного денег на первое